Ночлег при мечети сопряжён лишь с одним неудобством: перед рассветом, в четыре-пять утра, муэдзин громко зазывает на утреннюю молитву, и, разумеется, мешает спать. Даже в Судане многие мечети оборудованы электричеством и громкоговорителями. Голос муэдзина при помощи этих технических устройств обладает мощными будильным действием. А вот вдали от мечети в сём Мерове электричества уже не было, и люди жили по-простому, по-судански.
Сегодня, вероятно, в Мерове базарный день, ибо уже с самого утра к базару тянулись толпы людей. Люди гонят овец; верблюды везут поклажу; мы ищем трассу на Атбару. Наш электронный компас показывает 18º23'144 северной широты, 31º47'908 восточной долготы, 274 метра над уровнем моря. А вот до Атбары всего ничего, километров 280 по дороге.
Мы шли по окраине Мерове, пытаясь в хитросплетении следов на песке различить тот след, что ведёт в Атбару. Навстречу нам, с востока на базар, шли трое типичных суданцев, неторопливые, в белых одеждах.
— Дорога на Атбару здесь? — спросил я, приблизившись.
На что один из суданцев загадочно покрутил в воздухе пальцем, молча присел на корточки и принялся рисовать на песке какую-то узконосую сколопендру, приговаривая при этом таинственным шёпотом:
— Ситта... ситта!.. — По-арабски "шесть".
Мы молча смотрели. Он затёр полученное изображение, нарисовал ещё раз что-то непонятное, и затем, смотря на нас, долго качал рукой вдоль уха и головы, повторяя тихо и загадочно:
— Ситта!.. ситта!..
Я подумал, что, наверное, в этих краях водится бяка, которую он и нарисовал на песке, и она съела уже шесть человек, или, скажем, у этой бяки шесть ног. При этом спутники странного человека понимающе молчали, а мы с Гришей так и не поняли, где трасса на Атбару.
Человек помахал руками и поманил нас за собой, всё приговаривая "ситта". Наверное, он хотел зазвать нас домой? Я уточнил:
— Инта бет? — твой дом?
Действительно, человек хотел отвести нас в свой дом. А как же Атбара? Странный суданец отвечал, что трасса на Атбару проходит там, где его дом; но самое главное, это не трасса, не Атбара, не дом, а загадочная "ситта". Заинтригованные, мы отправились с ним. Спутники странного человека всё же продолжили свой первоначальный путь на базар.
Дом находился в полукилометре от места нашей встречи, на самой окраине Мерове, там, где сей городок плавно переходил в мелкие, окружающие его бедняцкие деревни. Для нас на песке около глиняного дома расстелили циновку, и хозяин зашёл в дом, обещая познакомить нас с загадочной "ситтой".
Вскоре он вышел, держа в руках необычный металлический предмет типа патрона, величиной и формой напоминающий палец. Задняя часть этого "патрона" отвинчивалась, но внутреннее содержание было неясно. При покачивании чувствовалось, что внутри перекатывается туда-сюда какой-то шарик. Надпись на странном предмете гласила: "Made in USA — 1906".
Хозяин показывал нам патрон и эту надпись (это и была "ситта" — тысяча девятьсот ШЕСТОЙ год), отвинчивал и привинчивал заднюю часть, пытаясь узнать у нас предназначение этого, вероятно, очень ценного предмета, залетевшего в этот глиняный дом из другой цивилизации. Но и мы не могли понять и объяснить владельцу предназначение этой вещи.
Подумать только! Девяносто пять лет прошло, почти целый век! И суданцы,
обитатели глиняных домов, из поколения в поколение передают эту реликвию, попавшую к ним из другого мира, с другой планеты, с другой цивилизации!
И за эти 95 лет не сменилось здесь ничего; те же глиняные дома, стада овец, мечети, верблюды, луна над домами по ночам, деревья вдоль Нила, финиковые пальмы, деревянные кровати и соломенные циновки, закопчённый очаг, люди на ослах и вечные присказки: Как дела? — кейф! — тамам! — квейс! — квейсин! — хорошо! — отлично! — ассалам алейкум! — алейкум ассалам!
Сто лет, тысяча лет, как один день. Грязная вода и песок на дне стакана чая, мутного, как Нил. И времени нет.
И в кои-то веки сюда, в сей мир, попали мы, неизвестные пришельцы, возможно из того же другого мира, но и мы не признали странную "ситту". Теперь пройдёт ещё сотня лет, сменится ещё пять поколений суданцев, и, может быть, когда-нибудь в этот мир забредут другие пришельцы и раскроют тайну ситты потомкам этого человека, сидящего на циновке перед нами? Кто знает?
Хозяин, расстроенный нашим непризнанием ситты, бережно унёс её в дом. Но, как оказалось, это была вовсе не единственная фамильная драгоценность. Вскоре человек вновь вышел из дома, неся две другие реликвии: бинокль и приёмник без батареек, обе вещи были только чуть новее ситты.
Предназначение бинокля хозяину было известно. Всучив мне в руки бинокль (почему-то нормально видел только один его глаз), он сообщил, что эта штука нужна, чтобы рассматривать гору Джебель Марра близ Каримы и пирамиды там же, на другом берегу Нила. Объяснив предназначение, хозяин предпринял попытку выяснить возможную стоимость бинокля, вопрошая:
— Кам гуруш?
Мы ответили, что такой старый бинокль никаких гуруш не стоит, так как он старый и плохой, и сделали попытку встать и уйти на атбаринскую трассу. Но нам было отвечено, что атбаринская трасса проходит у самого этого дома, и чтобы мы не волновались и ждали машину, а кровать сейчас появится. И точно, нам организовали кровать — одну на двоих, — и мы с Гришей занялись неторопливым ожиданием машины.
Каркас кровати в деревнях делают из пальмового дерева, и пальмовыми же верёвками перетягивают их. А в городах кровати железные, и перетягивают их синтетическими, более прочными и тонкими верёвочками. Здесь у нас была традиционная, деревянная, расшатанная кровать, тоже почти ровесница ситты.
Овца, подойдя к нам, щекочет мои ноги — изучает нашу сущность. Мы совсем осуданились. Будет ли сегодня машина? — а не всё ли равно? — может пойти поискать ещё другую, более оживлённую трассу? — а зачем? всё равно на этой неделе в Хартум не попадём! Куда спешить? Сегодня, букра, иншалла...
Мы просидели (и пролежали) до вечера на кровати, под соломенной крышей маленького дома сарайного типа. Машин не было. Миновал целый день. Хозяин периодически создавал нам чай. Наконец солнце обрушилось на другую сторону мира, и всё окружающее погрузилось во тьму.
Прошёл ещё один день. Много это или мало? Ни много, ни мало, вообще нисколько. Когда у нашего хозяина вырастут внуки, они так же будут хранить заветную ситту, удивляться, что там перекатывается внутри, и гадать, сколько же стоит их одноглазый бинокль. Почему, интересно, многие суданцы боятся фотографироваться? Может, потому, что боятся утратить первобытную чистоту и девственность своей страны приобщением оной к другому, непонятному миру?
Единственный осветительный прибор, луна, поднялся над глиняными домами и тускло осветил их. Мы отправились в мир сна.
