Брантом – это удивительно красивое местечко, которое запряталось в самое основание подковы, образованной водами спокойной и умиротворенной реки Дрон. Столь привлекательной деревню делают пейзажи, открывающиеся практически из любой точки береговой линии и древнее, как могущество самой Франции, аббатство Святого Петра.
До Карла Великого франки мало чем отличались от диких, голодных и весьма злобных соседей по «пастбищу», а поскольку по легенде аббатство обязано своим процветанием именно этому королю, то стало быть оно является свидетелем восхождения своей страны к славе.
Итак, первый монастырь был основан здесь еще в далеком 769 году, а самый известный из когда-либо существовавших во Франции монархов даровал ему мощи Святого мученика Сикэра – одного из убиенных царем Иродом младенцев.
Подобных артефактов за всю историю средневековья насчитывается превеликое множество. Их дарили, бережно передавали из рук в руки, нещадно воровали и продавали на каждом углу. Особенно бойко в Европе «расходился», как правило, Святой Иаков. Если бы кому-то из коллекционеров вдруг пришло на ум собрать все имеющиеся в наличии останки Апостола, то из них можно было бы легко изваять скелетно-скульптурную композицию «Ноев Ковчег», и еще на пару-другую не известных природе тварей точно осталось бы. Каких только бурундучков и вездесущих котов не втюхивали бойкие клошары легковерным согражданам?!
Однако, мощи преподнесенные самим Карлом, – это был совсем другой коленкор: товар, отмеченный знаком качества, глыба, всем мощам Мощи! На подобное диво народ был готов идти из самого Парижа, Нанта или Марселя, а значит аббатству светила сытая, безбедная жизнь, переливистый звон колоколов и свечки толщиной с телячью ногу. Да так бы оно, вне всяческих сомнений, и было, коли на белом свете не существовало всевозможных любителей дармовщины и легкой наживы.
В середине IX века очумелые викинги с превеликим удовольствием прошлись по здешним местам, оставив после себя лишь ручки да ножки святого Сикэра (их по традиции удалось уберечь), и горький урок на будущее, согласно которому крепостная стена отныне признавалась не менее эффективным защитником, чем животворящий крест. Аббатство начали восстанавливать практически сразу, но былого могущества оно достигло лишь к концу XI века. К этому времени относится чудом дожившая до наших дней романская колокольня, которая считается одной из самых старых во Франции. (На нее можно подняться в 15.00 и в 16.00, когда приходит звонарь, без сопровождения туда нельзя)
Удивительно и то, что были восстановлены также старые гроты, в которых монахи жили еще до появления первых построек. Сегодня это едва ли не самая любопытная часть прогулки. В гроте Страшного суда сохранился прекрасный барельеф XVII века и «голубиные гнезда», которые играли далеко не последнюю роль в жизни монахов. Эти небольшие ниши в стене назывались boulin и были рассчитаны на одну пару птиц. Число ниш строго контролировалось, соответствуя площадям пахотным землям. Так на 50 акров владений хозяин голубятни мог иметь 120 булинов и полное право задирать нос перед соседями.
Хотя конечно, не одним лишь пижонством была продиктована в средневековье страсть к пернатым (кстати, слово пижон от тех самых голубков и произошло. Помимо того, что «бешенной птице» 800 верст не круг, а SMS-ка, которую она несет, летит со скоростью 100 км/ч, голуби служили еще и стратегическим запасом мяса на черный день или коронным блюдом на званый ужин. Ну а чтобы уж никакое добро не пропадало даром, помет столь необходимой в хозяйстве птицы монахи использовали для удобрений.
Главным потребителем этой продукции на протяжении долгих веков являлся сад-огород, без которого ни один уважающий себя монастырь своей повседневной жизни не представлял. Зачем аббатству нужен был огород, знал каждый окрестный ежик (и корова, и лисица, и жучок, и червячок). Добрый доктор Айболит в рясе из удивительной смеси лекарственных трав, под напев проникновенной молитвы мог изготовить такое варево, что не всякий мертвый получал возможность отправиться на свидание с Господом и закончить свое земное существование.
Любопытно, что даже в самые стародавние времена люди уже заботились об эстетике. Для медитации и прогулок существовали клуатры. Стало быть сад был еще и тем местом, где после долгих молитв и праведных трудов монахи могли просто насладиться видом цветущей вишни, полюбоваться закатом или беспечно поваляться на травке.
Здесь же в аббатстве с незапамятных времен существовал чудотворный источник, к которому в надежде на беременность стремились бездетные дамы со всей округи. Для каждой в этих стенах находилось доброе слово, пара ведер бессмысленной, но святой жижи и инструкция по половому воспитанию для новобрачных. После недолгого курса чудес многие изрядно округлившиеся дамы начинали во все легкие славить местную водицу, а слуги Божьи принимались засевать новые грядки шалфея, ортилии, зверобоя, пустырника и мандрагоры (отвары этих трав издревле применялись при бесплодии).
Но главное чудо с исцеляющей водой приключилось, на мой взгляд, где-то в середине XVI века. Пьера де Бурдейя (родовой замок его семьи находится в 10 минутах езды от Брантома — 45°19'24.9"N 0°35'07.4"E), в детстве скорее всего в источник уронили. Подобно легендарному Обеликсу он стал обладать невиданной дотоле силой, только вода-то, как мы помним, в аббатстве считалась весьма и весьма специфической.
Поначалу все шло своим чередом. С подростком, юношей и даже молодым мужчиной Пьером де Бурдейем ничего особенного не происходило. Он провел свое детство при дворе Маргариты Наваррской, как все «учился понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», стал коммендатором (т.е. получателем доходов, без права управления) Брантомского аббатства и даже сопровождал Марию Стюарт назад в Шотландию после смерти мужа.
С началом религиозных войн он не выбился в первые ряды передовой французской молодежи, хотя и честно бился за католический крест во многих кровопролитных сражениях. Он пока еще любил без огонька, воевал без особых успехов, мало чем выделялся среди прочих и был скорее серенькой мышкой своего времени, нежели его яркой звездочкой.
«Счастливый поворот» в судьбе Бурдейя случился в 1584 году, когда лошадь героя нашего рассказа вдруг споткнулась на ровном месте, рухнула на землю и переломала всаднику все кости. Главные проблемы приключились с ногами и позвоночником, а потому Бурдей был вынужден оставить службу и на два года залечь на дно в небольшом и чрезвычайно скучном замке Ришмон. От безделья и одуряющей скуки он принялся описывать свои приключения и очень скоро увлекся этим занятием со страстью одержимого.
Начинающий писатель взял себе очень правильный псевдоним «Брантом», и вот тут-то вода из святого источника наконец начала действовать. В один прекрасный день из зеркала на вполне рядового дворянина вдруг глянул рубака-воин, блестящий офицер и любовник, каких королевство еще видывало.
Оставим в покое жизнеописания знаменитых людей, не они принесли Брантому заслуженную славу. Триумфатором его сделали «Галантные дамы», заставившие весь Париж вначале вздрогнуть, затем залиться краской, а после начать судачить о себе на каждом перекрестке. Понимая, что в одиночку весь французский двор ему не окучить, Брантом начинает пересказывать все бродившие по Парижу скабрезные анекдоты, как и любой мужчина, добавляя в каждую историю некие пикантные моменты, горячие подробности и откровенную отсебятину.
Залогом успеха книги стала откровенность, с которой автор погружался в недра постельных баталий и без всякой цензуры описывал то, что происходило в самых респектабельных на вид будуарах королевства. Особый шарм произведению придавало отсутствие имен, о которых практически все догадывались, так как описанные события приключились совсем недавно и еще не успели сойти с языков. Всякому несведущему дилетанту знатоки тут же шепотом на ушко сообщали титул незнакомки, замок, в котором случилось фривольное событие и массу дополнительных подробностей, потому как и сами они частенько захаживали в описанное шато, да и с графиней N их связывали не только дружеские отношения…. (Многозначительное подмигивание, отработанная годами и победами ухмылка и предложение пропустить по стаканчику для дальнейшего повествования).
Все произведения Брантома были изданы уже после смерти автора, а потому ни звонких пощечин, ни ежедневных вызовов на дуэль он не получал, хотя и разглядеть себя в зените славы ему тоже возможности не выпало. А вот многие пожилые, респектабельные матроны на закате жизни были вынуждены стыдливо прикрываться веером и произносить сакраментальное: «Ах, я была так молода и беспечна!» Но это Франция, господа, здесь без перерыва на обед или пост всё время кто-то кого-то любит, кому-то изменяет, а затем без особого рвения замаливает свои грехи или же пишет о них мемуары.
Да и как тут может быть иначе?! Оглянувшись вокруг, напившись допьяна наивными сказками и наевшись досыта налетевшими видами, уткнувшись носом во что-то вечноцветущее и дотронувшись пальцами до чего-то вечноживущего, так неистово хочется ЛЮБВИ. Любви не только к ближнему или дальнему своему, а ко всему окружающему: к стране, которая сумела создать и сохранить эту сказку, да в конечном итоге к самой жизни! И это правильно и прекрасно.
Франция – это страна любви, и Брантом явно знал, о чем пишет!
Брантом Brantôme
Мой рейтинг – 7,5/10