Северное Подпарижье по неведомой мне причине уже очень давно превратилось в некую Выставку Достижений Христианского Хозяйства всея Франции, и свою пальмовую ветвь в номинации «Самые красивые соборы страны» никому уступать не собирается. Судите сами: Руан, Реймс, Амьен, Эврё, Мец и наконец Бове, — это те места, куда люди едут прежде всего, чтобы полюбоваться удивительным полетом фантазии древних мастеров и величием возведшей их Церкви.



Словно серая мышь тулится среди этого древнего великолепия новодел под названием Лизье, но он является очередным гениальным творением все той же церкви, которой былого могущества всегда казалось чуть-чуть недостаточно. В те годы, когда древние Святые начали видеться людям уж слишком далекими и ненастоящими, а вера в Господа сильно пошатнулась после ужасов Первой Мировой войны, во Франции практически одновременно стартовали два скрупулёзно продуманных прожекта, завершившихся головокружительным взлетом креста на прежние высоты.



Двух самых обычных милых девочек (назовем их «со странностями»), живущих среди нас, делающих те же, что и мы, ошибки и нередко бродящих душой впотьмах церковь одномоментно назначила Святыми. В память о них верховные крестоносцы отгрохали таких богоугодных монстров, что бедных «старичков» аж немного перекосячило. Несмотря на все неувязки, подброшенные уже вполне продвинутым и цивилизованным XX веком, те, кто хотели, снова поверили в Чудо, а Лурд и Лизье из скромной глухомани превратились в два самых посещаемых паломниками города Франции.



История Святой Терезы из Лизье настолько наивна и тривиальна, что рассказывать ее у меня нет никакого желания. Поэтому вот вам для услады взора великолепная базилика в ее честь, и давайте перейдем к действительно изысканному, обласканному Богом и проверенному веками Бове.



«Бог любит троицу, а на четвертый помилует» — сказал граф-епископ Милона, когда древняя базилика в Бове окончательно догорела в третий раз за последние несколько лет. На ее углях еще конечно можно было пожарить аппетитного порося или согреть озябшие конечности, но в качестве святыни очередная обитель уже не годилась совершенно. В те годы (а на дворе тогда стоял, полыхал кострами инквизиции и тасовал колоды королей глухой XIII век) катастрофы с храмами частенько объяснялись тем, что Бог, дескать, хочет видеть на этом месте что-то гораздо более значимое и величественное.



Ну что ж, значимое, так значимое! — решили в Бове и нарисовали такую церковь, какой свет еще не видывал, а тьма пока даже не пробовала на зуб. Дело оставалось за малым: построить то, что изобразил на бумаге архитектор и молиться, чтобы все это не звезданулось на головы очумевших от восторга горожан.



Первые трудности обрушились на город оттуда, откуда их мог ждать только умалишенный. Людовик IX, вошедший в историю под именем Святой, за Веру мог сжечь еретика на площади, отказаться от близости с прехорошенькой женой и даже откусить себе какую-нибудь не самую важную конечность, однако в Бове от него пришли только неприятности и ничего кроме неприятностей. Назначение какого-то «левого» мэра, гипотетические угрозы и отправка вполне реальных войск, — все это тормозило строительство, а порой и просто рушило уже построенное.



Все знали, что с года на год должна распахнуть прихожанам свои каменные объятья уникальная часовня Сент-Шапель, которая была призвана восхитить весь мир, но предположить, что ревность монарха дойдет до разрушения конкурентов, не мог даже сам Господь. А вышло все именно так. Одним словом, будто объевшись каких-то не полезных для мозга грибов, Людовик встал в распор, и не было от него житья ни зодчему, ни каменщику, ни простому смертному.



Ну а пока Бове, будто молодой бычок, бодался с королем, в соседнем Амьене умудрились завершить строительство своего собора. Про него уже все было известно и понятно, а потому на общем собрании бовенского коллектива было решено догнать и переплюнуть нахального выскочку. Для этого стены и без того уникального хора планировалось увеличить, доведя общую высоту до 48 метров.



Возводить свод начали с осторожностью и аккуратностью опытного лекаря еврея, отпиливающего ногу у очередного незадачливого крестьянина. Однако всего через двенадцать лет после окончания работ, самые высокие на тот момент хоры мира таки рухнули, погребя под собой надежды и мечты строителей, а заодно и самих строителей. Стройка века снова встала, и теперь уже надолго.



После такой незадачи пыл соборостроителей сильно поугас. В Бове лучшие умы того времени с утроенной энергией начали пересчитывать нагрузки, а архитекторы уже возведенных «небоскребов» дружно принялись смотреть кошмарные сны про обрушение своих детищ. Ничего кардинально нового средневековые математики в итоге не придумали, а бовенские святоши так и не удосужились уступить им ни единого метра своего поднебесья. Поэтому старым проверенным способом в собор воткнули несколько дополнительных колонн, заложили в проект стяжки и в общей молитве обратились к Господу за столь необходимой поддержкой.



Лишь в 1500 году, высосав из города последние деньги, трансепт встал на свое законное место. И все бы ничего, да только центральная башня храма вдруг ни с того, ни с сего взяла да и решила сойти с небес на землю. Видимо уж очень сильно прогневили Господа непомерные амбиции небольшого французского городка, или апостол Петр, в честь которого возводили собор, оказался не в фаворе, но работы снова пришлось прекратить.



И в который раз в городе начались переговоры об уменьшении высоты храма, тем более, что в далеком Таллинне уже была завершена 159-метровая церковь святого Олофа, позволяющая местному собору стать лишь вторым. Серебряную медаль Бове носить в итоге не захотел. Работы были свернуты, и город наконец обрел буквально «безбашенный» храм, занимающий первое место в мире по высоте хоров. От этого несоответствия высот храм в Бове получился несколько придавленным и обрубленным, но его мощь и стать не может не восхищать.



Хотя что-то рано я начал говорить о восхищении. Если кто-то думает, что на этом все беды храма благополучно завершились, то он глубоко заблуждается. Давайте оставим в покое эту несчастную Революцию, которая как смерч прошлась по всему культурному наследию страны, и отправимся в наше цивилизованное время высоких технологий и светлых умов.



Оказалось, что место глупости может найтись в любой эпохе, несмотря на наличие под рукой продвинутого компьютера и полученного в лучших университетах мира образования. После первого глобального обрушения 1284 года на соборе были установлены дополнительные внешние тяги, которые будто паутиной связали все башни. Они-то и не понравились нашим современным умникам, посчитавшим эстетику собора без нУжды попранной.



Несколько лет с помощью новейшего оборудования они пытались выяснить функциональную нагрузку железных тросов и в результате пришли к выводу, что вот тут-то средневековые мастера облажались. Никакого смысла в громоздких железяках-страшилках не было, как ни крути собор в 3D, сколь ни раскачивай его виртуальными землетрясениями и ни атакуй магнитными аномалиями. Ничтоже сумняшеся они сняли провода и несколько дней, а то и недель наслаждались видами освободившегося от пут гиганта.



Полные штаны радости пришлось менять после того, как хоры начали отходить от трансепта, а внешние колонны вдруг заходили ходуном, недвусмысленно намекая на то, что следующего обрушения ждать осталось совсем недолго. Поседевшие от ужаса реставраторы в пожарном порядке снова повязали собор с головы до пят, но вместо тупорылого железа из прошлого использовали современную, прочную как человеческая самоуверенность сталь.



И снова та же недолгая радость, раздача призов передовикам капиталистического производства, а затем тихое, едва различимое для слуха «Упс» (ну или на французский манер – «merde»). Оказалось, что менее гибкая сталь сковала собор как кандалами, не позволяя ему даже шелохнуться, и от этого по стенам веселыми ручейками в разные стороны начали разбегаться вполне различимые трещины.



После этого случая храм Божий наконец оставили в покое, и вот уже несколько десятков лет с ним вроде бы ничего страшного не происходит. Будто средневековый великан стоит он на центральной площади города и согревает небеса кострами своей пламенеющей готики. От его величия захватывает дух и сжимает сердце, им хочется восхищаться и любоваться вечно, в нем даже такому безбожнику как я хочется преклонить колени и все-таки попытаться отыскать того Бога, который заслужил такой храм.

Бове (Beauvais)
Мой рейтинг — 7,5/10