8 мая — День Победы, так отмечают во всем мире и оказавшись в это время неподалеку, мы поехали в Байе, чтобы посмотреть на съехавшихся ветеранов Высадки, увидеть праздничную мессу в соборе Нотр-Дам и сам городок, скромно украшенный флагами. Надо сказать, что на праздничную мессу мы немного опоздали, приехали буквально к ее завершению, но праздничный собор и еще не до конца разошедшихся ветеранов посмотреть успели.
Ветераны Высадки у собора Нотр-Дам.
Зрелище это безумно трогательное и благородное. Даже то, с какой бережностью и гордостью они несли свои флаги. Мужчины, которым уже за восемьдесят, все так же уверены в себе, они стройны и бодры, их взгляд полон силы и надежности и все в этих людях выражает достоинство. Ведь никто и никогда в тех странах откуда они приехали, не посмел за всю их долгую жизнь усомниться в этом их праве — жить достойно.
Знаменосец.
Ветераны у собора Нотр-Дам.
Несмотря на праздник, городок Байе оставался сонным и совсем не менял своего привычного размеренного ритма жизни, лишь флаги на домах и в соборе обозначали сегодняшнюю дату. Достоинство страны в благополучии людей, а не в помпезных парадах и не в ярких фейрверках ( те, что миллионами в небо), хоть и это тоже красиво. Но не должны быть только парады и фейерверки, без этого самого благополучия ветеранов, да и вообще всех.
Европа тоже помнит, она ничего не забыла, но без надрыва. Просто, ей есть чем еще жить и чем гордиться.
Военная выправка.
А чуть-чуть позже пробудившиеся жители Байе уже радостно приветствовали заморских освободителей, своих "заклятых друзей" англичан. Подполковник Стэнли Кристоферсон, чьи танки первыми вошли в мирный город, позднее вспоминал умиленно:
"Население встретило нас с энтузиазмом и высказывало свою радость с естественностью, бросая цветы на танки и угощая солдат сидром с закуской.
В южной части города нам пришлось задержаться у одного дома, чтобы подавить засевшее там пулеметное гнездо противника. В результате нашего обстрела дом загорелся. Вскоре раздался вой пожарной сирены, и появилась машина городских пожарников. Не обращая внимания на перестрелку и пулеметный огонь, пожарники вошли в дом, тщательно загасили пожар, а потом вывели оттуда немецких пулеметчиков".
После праздничной мессы в соборе.
В общем, гори весь мир голубым огнем, но местная пожарная часть (ее сотрудники — очень престижная и почтенная прослойка французского провинциального общества) всегда на страже имущества граждан...
Еще большее удивление вызвал этот первый освобожденный городок Франции у английского военного корреспондента Алэна Мурхеда. После голодной Англии освобожденный нормандский страдалец город Байе являл собой картину мирного довольства. В кулинарных лавках красовались заманчивые бутылки кальвадоса. В магазинах модной одежды выставлены были вечерние платья. В положенный час привычно распахнул двери старинный ресторанчик "Золотой лев". Изумленный корреспондент обнаружил, что угнетенные французы обедают там, как в старое доброе время.
Им все так же интересно с друг другом.
"Нас обслуживала маленькая зачуханная хозяйка, одетая во все черное. Она встретила нас с полным спокойствием, и блюда на нашем столе сменяли одно другое — картофель, омлет, ростбиф, овощи, сыры и ко всему великолепный сотерн, чтоб промочить горло. Что до арманьяка, то он был настоящий".
От наблюдательного журналиста не ускользнуло и то, что первый же занятый французский город бодро встал на рельсы Освобождения.
"Во время обеда мы отметили, — пишет Мурхед, — что площадь перед рестораном пришла в необычайное возбуждение... Ревущая толпа вывалилась на площадь из улицы Сен-Жан, пихая перед собой какого-то старика. Рубаха на нем была разодрана, на лице его, выражавшем страх, были кровавые подтеки. Время от времени то мужчина, то женщина выбегали из толпы, чтоб стукнуть его кулаком или расцарапать ему лицо еще больше. Били его очень злобно и мстительно, с криками "Коллаборационист! Он сотрудничал!.." На площадь вытаскивали все новых людей и их избивали. В первый раз мы видели здесь подобное зрелище, потом уж они стали для нас привычными и во Франции, и в Бельгии..."
Это понятно. Байе был первым, и он должен был показать пример. Городок, все четыре года мирно сотрудничавший с немцами, нашел козлов отпущения. Как правило, в стране мушкетеров Франции в ту пору травили и унижали бедных женщин. Их били, брили наголо и выставляли в витрине: вон, глядите — Франсуаза, вертихвостка, она жила с офицером — бей ее. А что ж ей было делать с кучей детей, Франсуазе, все эти годы, пока ее мужа кормил в лагере международный Красный Крест: он даже сбежать не хотел, все, кто хотел, сбежали, 70 000 сбежали, иные по три раза — кто их там караулил?.. А ей, Франсуазе, как было выжить с детьми?
Праздничный баннер в соборе.
Те, кто по-настоящему сотрудничал, те запаслись справками об участии в "Сопротивлении" ("я вон соседу-еврею кусок хлеба дал, когда их гнали на станцию, у меня есть письмо и справка"). Настоящие коллаборационисты (даже полицейские и префекты) неплохо устроились после освобождения.
Но, надо признать, варварство длилось недолго. Уже через неделю после того, как союзники освободили Байе и ринулись дальше в пекло боя, в мирном и безопасном городке появился великий французский политик генерал де Голль. Жителям Байе первым выпала честь познакомиться с новым "отцом нации". Встав на свой пьедестал, де Голль объявил здесь о создании правительства 4 республики, о таковом историческом событии никогда не забывают упомянуть здешние гиды и пресса (несмотря на недолговечность этой республики). Впрочем, гиды вынуждены бывают при этом признать, что тихий Байе видывал на своем веку события покрупнее речи де Голля и создания очередного правительства.
Святой отец, который был так добр к нам.
К нам, припозднившимся, в соборе кинулся навстречу святой отец и с такой радостью жал наши руки, узнав что мы русские. В тот день мы были здесь единственными русскими и именно в этот великий день нам были здесь так рады, ведь наши страны были союзниками.
Закончилась праздничная месса в соборе Нотр-Дам де Байе.
Ощущая некоторую неловкость от незаслуженного внимания к нашим скромным персонам, мы, конечно же, понимали, что вся эта теплота и радушие с благодарностью адресованы России, которую мы в данный момент невольно представляли.
У нормандского города Байё древняя история. Но как и по всей Нормандии, в эту древность здесь вплетается история прошлого века – история Второй мировой войны.
Английское кладбище в Байе.
На узких средневековых улицах – флаги союзников по антигитлеровской коалиции. На окраине города – британское воинское кладбище, и большой мемориальный Музей Битвы за Нормандию 1944-го года.
Мемориальный музей Битвы за Нормандию 1944 года.
Здесь говорят: «Народ, лишённый памяти – это народ, находящийся в опасности». Строить настоящее и будущее невозможно, забыв о прошлом.
Ветераны-американцы у собора Нотр-Дам 8 мая.
Если отправиться опять к побережью, то можно посетить маленький городок Кольвиль-сюр-Мер. Местом паломничества огромного количества туристов он стал по причине того, что в нем находится американское кладбище.
Кольвиль-сюр-Мер, американское кладбище.
Именно здесь 6 июня 1944 года произошла высадка союзных войск в рамках операции Оверлорд, ускорившая поражение Германии во Второй Мировой войне. Это уникальная по размаху и степени спланированности десантная операция, равных которой не было и нет до сих пор. Это самое большое американское кладбище, расположенное вне территории США. На нём похоронено 9387 солдат и офицеров, 307 из них безымянны, четверо — женщины. Здесь лежат такие известные люди как Теодор Рузвельт младший, сын президента США, и тот самый рядовой Райан, которого спасали в одноимённом фильме.
Американское кладбище в Кольвиль-сюр-Мер.
Это был совершенно замечательный день, в котором мы ощутили причастность и единение.
Мои материалы о Байе можно почитать здесь:
Нотр -Дам де БайеТаписерия "Это Завоевание"Музей Байенского гобелена
