Ездил в командировку на один день в деревню на севере Японии. В одну небольшую фирму, которая производит какие-то детали с помощью специальных роботов. Роботы, как оказалось, работают под управлением Windows 95 (что меня расстроило), и совсем молодых юношей и девушек (что меня обрадовало, особенно девушки). А вокруг был лес и горы.
***
Два длинных синкансэна поцеловались, слились в одну бесконечность, и понесли меня туда, где всё иначе.
Станция Корияма – и я покидаю синкансэн. Всего полтора часа от Токио. Но в Токио сакуры уже отцвели, а тут они в полном цвету. В Токио сакур мало, а народу много – а тут все наоборот. В Токио под сакурами пьют пиво менеджеры в черных костюмах и галстуках – тут в реке под тенью сакур, скинув ботинки и смешные носки, бултыхают голыми ногами школьницы.
Прочь из города, дальше на север. И дальше на севере все бледнеет. Тут еще ничего не зацвело. Стоят серые голые деревья. В тени прячутся постаревшие одинокие сугробы. У дороги торчат маленькие бледные стрелки – первые весенние цветы. По залитому водой рисовому полю ходит, притворившись ученым котом, дикая, но грациозная, цапля. А над всем этим возвышается снежная шапка горы Бандай.
Здесь по одноколейной линии три раза в день ездит поезд из трех вагонов. Здесь станции из некрашеного дерева, а на станциях – никого, даже билетёра.
Японская деревня. Бесконечные рисовые поля и редкие домики перемешались с лесом. Здесь не стоят круглосуточные магазины, не висит реклама, не мигают неоном латинские буквы. Здесь тихо и мало людей.
Всего один ресторан, с меню всего из одного пункта. Здесь готовят собу. Здесь нет стульев и столов, здесь едят, сидя на татами. Тут ужасно затекают ноги. Здесь пьют зеленый, пахнущей овсом и рыбьей чешуёй, чай из термоса. Тут не принесут вилку иностранцу. В этой маленькой избушке с бумажными окнами холодно, все посетители обступили газовую грелку в центре зала, тянут к ней руки, ловят тепло.
Как чертовски хорошо! Я никогда не хотел и сейчас не хочу стать японцем. Я не люблю японскую кухню. Я всегда избегаю в Токио японских ресторанов. Мне удобнее сидеть на стуле, чем на полу. Я совершенно не переношу рис.
И почему он тут такой вкусный? Почему та же несъедобная в Токио соба становится такой вкусной в деревне, что начинаешь хрюкать ей, как японец? Почему так недостающая в Токио европейская жизнь становится мне такой ненужной в деревне?
Японцы говорят, что в деревне лучше и свежее продукты, поэтому и кухня становится вкуснее. Возможно, это и правда, но дело не только в этом. Дело в том, что тут я не выбираю. Тут нечего выбирать. Тут можно только принимать, и почему-то кажется, что это самое нужно и самое радостное, что только может быть. Живя здесь, я бы полюбил рис и забыл бы навсегда о сыре. Бабушка, что приносит еду в этом заведении, никогда не слышала лозунга проституток «клиент всегда прав», и это делает ее выше и лучше всех остальных. Она кормит тебя тем, чем она считает нужным, она делает свое дело, а ты – делай свое. Правильно сиди, правильно благодари за еду, правильно держи палочки, и, главное, надо доесть весь рис, до последнего рисового зернышка, если не хочешь получить взбучку. В Токио так много всего современного, европейского, знакомого. Оно дразнит тебя, а оказывается фальшивкой. А тут – тут всё правда, уж какая есть. В деревне я бы мог остаться навсегда. Прыгать через грязные лужи, долбить замерзающую воду, подслушивать разговоры цапель.
***
Японские скоростные поезда, синкансэны. Не самые быстрые в мире – но очень красивые:
Вот они хорошо целуются:
Сакура в Корияме:
Бандай-сан. Почти 2000 метров:
Поезд и деревянная станция Бандай-мати.
апрель 2004
