Классный монумент поэту Алиаге Вахиду, расположенный под стенами старого города Ичери-Шехер, недалеко от стеклянной пирамида рядом с одноименной станцией метро. Думаю, что плохой монумент неинтересному человеку не поставят.

Как у истинного поэта у него в голове стихотворные мыслеформы переплелись с реальными образами его времени — первой половины 20 века. Вахид был последователем литературных традиций Физули и Хафиза, поэтому в основном писал только газели. Но самую большую популярность ему принес новый жанр — мейхана, в котором никто до него не писал.

Лирический герой, от имени которого написана газель, противопоставляется «ей», «ему» (возлюбленной, судьбе, горестям мира, властителю, Всевышнему — при этом в персидском языке нет грамматической категории рода). Герой газели стремится слиться с предметом своего желания, преодолеть разделяющую их пропасть, но это противоречие никогда не разрешается. Именно эта особенность придает газели черты сжатой пружины, именно в этом — секрет её высочайшего эмоционального, психологического, философского напряжения.

...Есенин, будучи однажды в Баку, хотел расплатиться с чайханщиком, но ему сказали, что за все уплачено. Так произошло его знакомство с Вахидом, переросшее затем в очень теплую дружбу. Вахид не раз приглашал Есенина на литературные меджлисы, где тот, не зная языка, старался вникнуть в суть газелей. "Мне очень нравятся ваши стихи, но о чем они?", — спросил однажды Есенин. Вахид ответил: "О чем может писать поэт? О любви, жизни и смерти"...

Я готов хоть на казнь за свое божество,
Легче мне умереть, чем не видеть его.
Мой цветок с полуслова меня разберет,
И поэтому он мне дороже всего.

Ты одна дашь мне силы мученье стерпеть.
Я с тобою — и сердце мое не мертво.
Если буду с тобой хоть минуту вдвоем,
Не хочу ничего, не боюсь никого..

Не живу без тебя, не дышу без тебя, —
Поскорее мне снадобья дай своего!
Если грусть ненароком на душу найдет,
Погляжу — и охватит меня торжество.

О, Вахид, ты по-прежнему пьян от любви, —
Может быть, все несчастья твои оттого.