Был какой-то обычный, серый, практически питерский вечер….
От нечего делать я отправился бродить по окрестностям, в абсолютно дурном, ни к черту не годном настроении….
Стоп! Это ведь чья-то чужая, по-своему бородатая и заезженная до дыр история…. Да и рассказать я собирался вовсе не про какую-то девочку и уж точно не про виденье.
Тогда, какого лешего она пришла мне на ум?...
Ах да, вспомнил! После всех этих прелюдий с дождем и настроениями я оглянулся, посмотрел…, и на меня обрушилось это…
… Как ураган на одинокую рыбацкую лодчонку, как Ave Maria на нищенку у Собора Парижской Богоматери, как первая любовь на впечатлительную восьмиклассницу. ОНО парило над миром, раскрашивая его совершенно дикими, необузданными красками, и все живое вдруг замерло на вдохе, любуясь им, не веря в происходящее и забывая о насущном.
Вокруг царила только волшебная, вырвавшаяся на свободу тишина и эта радуга!
Я не знаю, что сотворил в тот момент мой фотоаппарат, но в кадре нет ни грамма фотошопа (кому не лень, увеличьте фото, оно того стоит).
На самом деле мы приехали в крохотную деревеньку Аруэ за предзакатным замком, что притаился в ее недрах, и в это время всеми зазубренными мечами своих шпилей не на жизнь, а на смерть бился с грозовым безумием ошалевших туч. Что понесло нас в этот ливень за видами, наверное так и останется тайной, но глупость, как выяснилось, тоже иногда берет города, а в довесок дарит зрелище, от которого нельзя оторвать взгляд. Мы снимали роскошество этой радуги до тех пор, пока утомленное солнце не кануло наконец в бездонную гладь горизонта и не пожелало нам удачного продолжения вечера. А вечер, тем временем, лишь только начинал быть томным.
Деревню, будто мягким, пуховым одеялом обволакивал отраженный от свинцовых облаков свет, и все в его паутине превращалось в сказку. На место ярких, кричащих взрывов цвета пришла какая-то совершенная идиллия полутонов, в которой только гаснущие на глазах верхушки деревьев предупреждали о скором конце этого светопреставления. У нас оставались считанные минуты до того момента, как карета превратится в тыкву, а волшебный дворец обернется бездушной каменной глыбой. Никогда в жизни я еще не снимал с такой скоростью, и не бегал за кадром, как полоумный фотограф в минуты обострения чувства прекрасного.
На этом вступительную часть своего рассказа я пожалуй закруглю, так как явно рискую быть обвиненным в чрезмерном инфантилизме и заподозренным в ссоре с головным мозгом. Дальше я расскажу вам о самом замке, о человеке, проживавшем в нем и вписавшем историю своей жизни в историю Франции. Это будет не совсем обычный рассказ, потому как месье Бассомпьер вряд ли по современным понятиям может считаться человеком обычным. Но в том-то и была его прелесть, что он прослыл эталонным сыном своего времени. По его поведению, фразам и поступкам историки восстанавливали нравы и обычаи Франции XVI -XVII веков. Его имя стало нарицательным, а его похождения обросли легендами, как затонувшие корабли прилипчатыми ракушками. Тем, кто считает слово секс скабрезным, а адюльтер – порнографией, я очень рекомендую остановиться на вступлении, тем более, что все самые красивые картинки из этого рассказа я уже предусмотрительно показал.
Итак, маркиз Франсуа де Бассомпьер происходил из старинной лотарингской дворянской фамилии и родился в уже упомянутом замке Аруэ. Он получил блестящее образование в Баварии и Италии, прежде чем в двадцатилетнем возрасте предстать пред светлы очи короля Генриха IV. Монарху настолько понравились наглость, уверенность в себе и остроумие юноши, что бывалые фавориты сразу же заподозрили в нем серьезного конкурента. Для пущей уверенности Генрих отправил новоиспеченного любимца помахать мечом во имя Франции, и Франция немедленно отблагодарила своего нового фаворита нескромной улыбкой, звонким чином полковника и фейерверком непогашенных окон в спальнях первых красавиц Парижа.
Моя супруга достигла какого-то совершенства в плане фотографирования. Если вы увидите в кадре сумасшедшего голубя, заблудившуюся бабочку или пролетающего по своим делам птеродактиля, то знайте, я не имею к ним никакого отношения.
Жизнь началась! Вне всяческих сомнений в своих коротких, прерывистых сновидениях свежесоструганный полковник видел себя на полях сражений, на роскошных балах, в полумраке будуаров, но никак не подле гроба своего покровителя. Однако в 1610 году монарха угораздило принять на грудь три удара кинжалом и, устав бороться с недругами, он отправился в базилику Сен-Дени дожидаться варварской революционной эксгумации. Перед Бассомпьером впервые в жизни со всей несокрушимостью топора встал непростой выбор. Мария Медичи превратилась в регентшу при малолетнем Людовике XIII, но цвет Франции даже во имя всех святых не собирался подчиняться взбалмошной итальянке.
Бросив на весы сомнения пушинки «За» и булыжники «Против», маркиз принимает единственно правильно решение — остаться верным королеве. Медичи никогда добровольно не покидали трона и всегда благоволили к тем, кто помогал им на нем удержаться. В 1614 году Бассомпьер стал главнокомандующим швейцарскими наемниками, и на этом счел свою миссию перед властью выполненной. Его чуткий нос выхватил из парижских настроений легкий запах зарождающейся доминанты подросшего и возмужавшего дофина. В 1617 году при его непосредственном участии Людовик XIII садится на трон, а предприимчивый маркиз внимательнейшим образом принимается изучать доставшийся ему за «преданность» маршальский жезл.
По сути его военная карьера достигла своего апогея, потому как выше оставался только седовласый Монблан, на который в те годы никто не покушался ни в познавательных в целях, ни от скудности ума, ни с лыжными палками.
Не то чтобы в Париже маршалов было как не съеденных клошарами псов, но прославился Франсуа де Бассомпьер далеко не одними своими военными заслугами. Галантных дам, ветреных профурсеток и просто прохожих милашек маркиз любил гораздо больше, чем окровавленных, изуродованных битвами солдат. И барышни, по старинной французской традиции всегда отвечали ему взаимностью.
Когда и на кого пришелся первый любовный поход маршала история благополучно запамятовала. И немудрено, ведь к 40 годам весь мундир бывалого вояки был увешан медалями за взятие того или иного неприступного бастиона. Лишь однажды Бассомпьер добровольно согласился пойти под венец, но насмешница-судьба из подручного материала состряпала ему такую затейливую фигу, что желание жениться навсегда затаилось в самом темном уголке его широкой и развеселой души. Шарлотта де Монморанси — дочь великого главнокомандующего Франции, была маркизу по-настоящему дорога и желанна, однако известный греховодник Генрих IV решил, что такая Шарлоттка нужна ему самому.
На семейных посиделках и поглядела этой фотографии было единогласно присвоено название «Разошлись, как в море корабли».
Король наскоро расстроил помолвку Бассопьера и его избранницы, выдав девицу за казалось бы ручного принца Конде. С маркизом договориться о краткосрочной, почасовой аренде супруги было невозможно, а вот принц показался Генриху самой подходящей для этого кандидатурой. Однако к вящему удивлению монарха Конде совершенно неожиданно показал свои не самые ядовитые, но вполне травмоопасные зубы. Больше года они с Шарлоттой лавировали по всей Европе, спасаясь от страсти не на шутку распалившегося самодержца; из-за них чуть было не началась настоящая война с Брюсселем, и только смерть Генриха в итоге избавила молодоженов от преследования.
Как называется это безумное растение, я не знаю, но мне кажется, что настоящая, непотдельная радость должна выглядеть именно так.
В качестве компенсации за пережитые неудобства король очень помог Бассомпьеру в его судебных дрязгах с мадемуазель д'Антраг. Он и сам как минимум два раза вполне конкретно и с узаконенными отпрысками полюбил сестру этой девицы, а потому не понаслышке знал о навязчивом желании дам из этой семьи обрести обеспеченных кормильцев на постоянной основе.
Мадемуазель д'Антраг не совсем правильно истолковала намерения маркиза, решив что ночь любви должна непременно завершиться утренним визитом в церковь, а вот в голове Бассопьера рисовались кардинально иные планы.
6 лет они обсуждали это недопонимание в суде, пока наконец д'Антраг не прекратила называть себя маршальшей. Когда Бассомпьеру принесли эту добрую весть он с присущим ему оптимизмом произнес: «Еще бы, ведь я уже давненько не вручал ей свой маршальский жезл».
Однако девицы, дочери коннетаблей и бесхозные жены не идут ни в какое сравнение с особами монаршими. Имен всезнающих держателей свечек в отношениях маркиза с Марией Медичи история не сохранила. Однако шутки Бассомпьера адресованные первой даме королевства могли заставить перешептываться даже немых.
На одном из вечеров Мария Медичи пустилась в пространные рассуждения о своих французских преференциях. «Я так люблю Париж и так люблю Сен-Жермен, что хотела бы одной ногой стоять здесь, а другой — там” – сказала она, обращаясь ко всем присутствующим. Придворное окружение королевы понимающе закатило глаза в знак одобрения столь шикарного выбора своей госпожи, а Бассомпьер после небольшой паузы произнес: «В таком случае я счел бы за счастье поселиться в Нантере»! Не нужно было быть счастливым обладателем козьей ножки, чтобы определить местоположение этого городка, приютившегося в аккурат посередке между столицей и Сен-Жерменом….
Таких историй в жизни маркиза было гораздо больше чем кровавых баталий и победоносных штурмов. И в итоге именно женщина поставила крест на его блестящей биографии, а возможно и жизни. Одним из наиболее глубоких увлечений Бассомпьера считалась Луиза Маргарита Лотарингская. Говорят, что они даже были тайно обвенчаны и имели ребенка, но трагедия заключалась конечно же совсем в ином. Луиза Маргарита была любимой фрейлиной королевы, и после низложения Марии Медичи Ришелье, словно охотничий пес, взял след и не успокоился до тех пор, пока не очистил вес лес от нежелательной дичи.
Княгиня одной из первых попала под раздачу, увлекая за собой то ли мужа, то ли любовника, то ли маршала Франции. На 12 лет местом постоянной прописки Бассомпьера стала Бастилия, где он оставил здоровье, навсегда похоронил чувство юмора и встретил паскудницу-старость. После смерти Ришелье из тюрьмы на свободу вышел совсем другой человек, которому больше не нашлось места ни при дворе, ни в жизни в целом. Уже через год некогда блестящий маршал тихо отошел в мир иной, а его родовой замок приготовился встречать новых хозяев.
Семья де Бово была родом из Анжу. Ее представители славно бились за честь Франции на протяжении многих веков, однако награда настигла своих героев лишь в начале XVIII столетия. Мне не ведомо, что сотворил Марк де Бово-Краон, когда получил титул князя Священной Римской Империи, и было ли это сделано во благо Франции или на пользу ее злейшего врага. Не подлежит сомнению одно – семья эта была крайне богата, а своего достойного домика у нее на карте Родины все еще не имелось. В 1729 году на месте старинного замка Франсуа де Бассомпьера вырос новый шикарный дворец, в план которого архитектор умудрился вписать четыре башни и ров предшественника.
Настоящей изюминкой поместья стал своеобразный календарь, по которому отныне могла жить семья де Бово. По одному из четырех мостов хозяева входили в башню, коих всего было двенадцать, уютно устраивались у камина (их насчитывалось пятьдесят два) и томно смотрели в одно из трехсот шестидесяти пяти окон. Таким образом даже самый тупой, но наблюдательный мажордом мог определить что сегодня за день, неделя, месяц и даже время года.
В день нашего посещения замка княгиня Мини де Баво-Краон должно быть сидела у 175 окна своего роскошного жилища и с интересом рассматривала двух русских, что с разинутыми ртами шастали по ее владениям. Но поскольку я не знал, в какой части шато располагается ее 1 января долгожданная встреча так и не состоялась.
Умные люди всегда говорили, что к поездкам нужно готовиться тщательнее. А потому в следующий раз мне предстоит разобраться с красными днями календаря восхитительного замка Аруэ, и таки передать мадам де Бово один из видов в окрестностях ее замка.
Замок Аруэ, Château de Haroué
Мой рейтинг – 9/10
