Долгий спуск с горы Ангар-Бурун, несколько омраченный разразившимся проливным дождем, благополучно закончился у кафе на Ангарском перевале, куда мы завалились всей гурьбой к удивлению скучающей продавщицы. Она нехотя оторвалась от прилавка и, на нашу просьбу поделиться кипяточком, согласилась с некоторым неудовольствием при условии, что прикупим что-нибудь из ее скромного ассортимента. Выбор пал на крымский коньяк, тут же разбавленный остатками кофе.
Буфетчица немного смягчилась и уже не скупилась на воду. За окном всё также поливало, и нам долго не хотелось покидать теплое насиженное место. — Тут недалеко база, — подсказала она, видимо, устав от надоевших суетливых посетителей.

Перспектива переночевать не в спальнике, на земле, а в кровати и немного просушиться всех воодушевила, и мы двинулись вперед к благам цивилизации, надеясь на более радушный прием. На базе нас встретила улыбчивая молодая женщина, как оказалось комендант, обрадованная неожиданным появлением промокших туристов. В это время года не так уж много посетителей, и домики пустуют.
Нам достался небольшой двухкомнатный «коттеджик» без удобств с двухъярусными кроватями за 30 гривен (120 рублей) за койку, но и это показалось большим благом.
Заботою приветливой комендатши в комнате появились обогреватель и электрический чайник, от которых мы уже отвыкли. Но ужин, как обычно, приготовлен был на костре под навесом, спасавшим от надоедливого дождя, прекратившегося только к утру.

За ночь наши вещи немного просохли, и нас снова ждала дорога к новым крымским вершинам. Перейдя трассу рядом с турбазой, мы углубились в лес, поднимавшийся со склона горы. Вскоре тропа привела к невзрачному обелиску, обшарпанному временем и туристами.
Как гласила табличка, обелиск сооружен в честь строителей первой шоссейной дороги из Симферополя через Ангарский перевал в Алушту, проложенной солдатами пехотных полков еще в 1824-26 годах. Не задерживаясь надолго у памятника, а лишь отметившись на этой точке, двинулись дальше в лес…

… С утра туман еще не совсем рассеялся, и лес утонул в легкой, серебристой дымке — стал почти невидимым. Он окружил нас со всех сторон и поглотил, скрыв в своих лабиринтах из паутин темных веток.

Крымский лес в горах, как из сказки про соловья-разбойника. Огромные деревья причудливых форм, словно стражники, раскинув в стороны свои кривые руки–ветки, вырастали перед глазами и преграждали нам путь. Рядом с ними мы стали такими маленькими.

Со временем они рухнут наземь, сраженные молнией и ветром, или под тяжестью прожитых лет, и превратятся в трухлявые пни, будя воображение проходящих путников. Мне-то точно почти каждая коряга казалась сказочным существом, застывшим только на мгновение.

Каменистая тропа снова свернула на склон горы. Идти по склону не так легко с тяжелым рюкзаком, пригибающим к земле. Шуршат опавшие листья под ногами, накрывают землю плотным ковром, и можно просто под ними не заметить скользкие коварные камни. Потому идем медленно, не торопясь, почти дыша другу в затылок.

Впереди показался просвет, и тропа, наконец, вывела из бесконечного леса на хребет Эльх-Кая с горбатой лесистой горой высотой 1009 метров и небольшим скальным гребнем. В народе ее прозвали Кудрявой Марьей, видимо, за кучерявость лесов, обрамляющих гору.
Сам хребет здесь узкий, безлесый и достаточно длинный, чтобы быстро устать от долгого по нему прохода.

Поначалу ничего не видать кроме поросшей уже жухлой травой неширокой полосы, терявшейся где-то вдали: туман плотно накрыл хребет и окружающие его горы. А когда он понемногу рассеялся, открылось великолепие отрогов Демерджи-яйла, куда нам предстояло дойти.

Прежде, однако, заглянули в гости к Лысому Ивану. Так в народе прозвали немного странную, своими контурами напоминающую лысую голову великана безлесую гору, которую долго скрывал туман.

Официальное название – Пахкал-Кая. Высота 1138 метров. А еще гора охожа на лысую голову брутального Брюса Уиллиса. Что-то необъяснимо притягательное в горе всё-таки было. Пожалуй лучше, чем glomus (спасибо, Марина Николаевна!), приславшая мне свои стихи после просмотра альбома Лысый Иван и Кудрявая Марья, не скажешь:

Под завесой и мглы и тумана
Сложно сущность его мне понять.
И зачем я вершину Ивана
Устремляюсь сейчас покорять?
Я могла бы пройтись где-то рядом,
Поберечь, сэкономить силы,
Но смотрю я влюбленности взглядом
На чарующие седины.
Мне какая-то Марья побоку,
Что мне женские паутины?
Шла вперед, отвергая многое,
За энергией я мужчины.

Действительно, считается, что вершина Пахкал-Кая является местом Силы и энергетически заряжена. Так ли это, не знаю, но когда мы сделали привал на полянке рядом с горою и попытались разжечь костер, дрова упорно не хотели гореть, только дымились на всю округу.

А может это связано с легендой о великане, волею судьбы оказавшемся в стране тавров, когда его корабль потерпел крушение. Случилось это здесь в давние времена. Тавры, завладев диковинным еще живым трофеем, по обычаю жертвоприношения задумали лишить его жизни, невзирая на мольбы о пощаде закованного в цепи великана. Умертвили-таки жестокие тавры пленника, врыли тело в землю, а его огромную голову поместили сбоку горы Фунна (той, что ныне называется Демерджи и находится рядом с Пахкал-Кая), пугавшую своим жутким видом не только самих тавров и соседние племена, но и всё, что было вокруг неё.
Стала местность суровой и неприступной, покрылась скалами и каменными столбами. Словно это пальцы великана взмыли вверх. С годами голова пленного великана превратилась в странную лыcую гору, вокруг которой еще многие века продолжал витать дух проклятия. Ее еще иногда называют Лысый Череп.

Вот сколько ни читала легенд о Крыме, все они, почему-то, с оттенком жути и описанием кровавых убийств, как из учебника по криминалистике или материалов уголовного дела.

Кстати, на вершине Пахкал-Кая (Ивана Лысого) стоит крест. Говорят, его воздвигли в память некоего Ивана, нашедшего в этом месте свою погибель. То ли это в память о том великане, или каком другом Иване-чужестранце…

Мы всё-таки сумели развести костер, колдуя над очагом размахиваниями фанерки, как кузнец, что раздувает мехами свой горн. Получилось очень символично. Как раз напротив стоянки, оказавшейся между двух вершин, открывались отроги Демерджи-яйла, одного из красивейших известняковых горных массивов Крыма.
Греки называли эти горы Фунна, что значит дымящаяся. И действительно, когда над вершинами проплывают облака, кажется, что они дымятся.

Может быть, поэтому и сложилась легенда о чернобородом кузнеце-чужестранце, что ковал оружие для орды завоевателей- кочевников на вершине горы. Вот она вкратце в собственной интерпретации:

… День и ночь не затихала работа. С горы валил дым, плясало пламя, слышался звон железа и стук молотков, и никто не мог потушить адскую кузницу, иссушившую землю и все родники в округе. Приходили к кузнецу посланники местных селений, но обратно они не возвращались. Наконец, одна девушка Мария (вот, я подозревала о существовании всё-таки Кудрявой Марьи!) отважилась подняться на гору, чтобы убедить кузнеца покинуть вершину, но и она погибла от его острого кинжала. И тогда горы разверзлись, поглотили злодея и его кузницу, а заодно и завоевателей. В общем, всё смешалось в кучу, люди, кони…как говорил поэт. С тех пор Фунна успокоилась, а люди стали называть ее Демерджи, что значит «Кузнец» — Гора-кузнец.

Трагические места. К этому еще можно добавить, что чуть дальше, у подножия Демерджи, лежит селение, когда-то носившее такое же название. В нем проживали крымские татары, но в 1945 году их насильно выселили с этих мест, депортировав куда-то в Россию. А село переименовали, заменив историческое название другим – Лучистое. Видимо, посчитав, что без татар здесь будет светлее и радостней.

Демерджи состоит из двух частей — Северной (1356 м) и Южной (1239 м), их разделяет урочище, через него мы и двинулись от северной части к южной. На поляне МАН – небольшая остановка с неожиданной встречей с «человеком гор», или, если угодно, местным бомжом, уже десять лет обитающим в здешних местах.
Загорелый, бородатый мужик, кажется, Саша, был явно обрадован нашим появлением и живо стал делиться перипетиями своей судьбы. Вниз, в селение, не спускается, а живет в лесах даже зимой в шалашике. По всей видимости, его еще туристы подкармливают, а он им тропы подсказывает, может, даже «гидом» подрабатывает. Кстати, подсказал нам кротчайший путь до родника Юбилейный. Фотографировать его не стала, а сейчас жалею…

…Попрощались со «снежным человеком» и пошли короткой дорогой, всматриваясь в огромные глыбы, что застыли сверху молчаливыми каменными истуканами. Только они — единственные свидетели тех легенд, что сложили люди века назад. Но у них-то не спросишь, как дело было…где быль, где вымысел.