День правоверного мусульманина начинается еще до восхода солнца. И начинается не самым приятным образом. Предрассветную тишину и спокойствие вдруг прорезает крик муэдзина с ближайшего минарета. Минуту спустя к нему присоединяются коллеги из соседних кварталов, и вскоре протяжный унылый клич уже слышен в каждом городском закоулке. Пару столетий назад способности муэдзинов будить сограждан были ограничены возможностями человеческого голоса. Но Томас Эдисон, сам того не ведая, обрек жителей арабских стран на бессонницу – теперь на каждом минарете торчат мегафоны, из которых гремит фонограмма призыва к намазу.
К сожалению, в медресе не изучают сольфеджио. Да и курс юного муэдзина явно не включает уроки пения. Поэтому утро чутко спящего неверного украинца тоже начинается на рассвете. К восходу солнца этот неверный уже бредет, позевывая, в старый город Алеппо в надежде увидеть утренний сирийский быт. Но, к своему удивлению, он обнаруживает, что улицы старого города пусты – все правоверные крепко спят.
Лишь через пару дней ему объяснят, что первый утренний намаз можно исполнить в любое время до второго призыва к молитве, который будет аж после полудня. Но сейчас он этого еще не знает, курит от скуки одну сигарету за другой и бранит по очереди муэдзина, Эдисона, утративших веру мусульман и самого себя.
Часам к девяти утра, с трудом раздобыв чашечку крепкого кофе по-турецки и выкурив восьмую сигарету, неверный украинец обретает способность говорить о себе в первом лице. К этому моменту начинает оживать и Алеппо. Полусонные сирийцы нехотя выбираются из домов, садятся на лавочке в парке и точно так же под кофе с сигареткой читают в свежей газете о том, какие злодеяния успел за вчера натворить Израиль.
С грохотом поднимаются железные жалюзи магазинов. В мясных лавках продавцы развешивают на крюках бараньи туши. Пекари, обливаясь потом, вытаскивают из печи пресные лепешки и оставляют их сохнуть на циновке, разложенной прямо на мостовой. Отцы многодетных семейств, посланные с утра за хлебушком, покупают лепешки не поштучно, а на вес – мусульманская плодовитость давно уже стала темой для шуток.
Ближе к полудню сонное выражение пропадает с лиц, и сирийцы всерьез пытаются взяться за работу. Первым делом надо полить из шланга мостовую перед магазином, согнав песок и мусор поближе к порогу конкурента. Параллельно можно подробно обсудить с соседом, как лихо Испания обыграла Германию. А если футбола вчера не было, то всегда можно поцокать языком о Голанских высотах. Но в самый острый момент беседы обязательно появится назойливый покупатель, которому надо будет показать то, что стоит во-о-он там.
Мужчины исчерпывают возможности отлынивания от работы, когда солнце уже в зените. И хотя тени в этот момент должны исчезать, Алеппо наоборот заполняется бесшумными и стремительными черными тенями – мусульманскими женщинами.
В старом городе Алеппо все дамы под чадрой. Любопытному взору часто просто не на чем остановиться. Самые религиозные женщины задрапированы как катафалк – черные облегающие перчатки; черная закрытая обувь; черная бесформенная чадра, под которой округлости даже не угадываются. Венчает эту феерию красок черный хиджаб и черная вуаль, полностью закрывающая лицо. У черной кошки в темной комнате хотя бы глаза светятся…
Но есть и более развязные девицы. Эти вместо вуали на лице носят головной убор никаб с узкой прорезью для глаз, делающий их похожими на ниндзя. Если быть внимательным, то можно даже перехватить на себе любопытный взгляд красивых темно-карих глаз.
А самые бесстыжие мусульманки позволяют себе ходить не то что без перчаток, но даже с открытым лицом! В развивающихся полах их черных одеяний иногда видны джинсы или брюки какого-нибудь нежно-салатового или ярко-розового цвета. Эти легкомысленные девушки часто обуты в босоножки, поэтому могу с уверенностью заявить, что педикюр не идет в разрез с законами шариата.
При таком безжалостном целомудрии в женской одежде, мусульманским мужчинам только и остается, что предаваться фантазиям. Вот, например, отрывок из старинной арабской книги "Чудеса мира": "В Сирии есть селение. Когда зацветает джида, женщин этого селения обуревает страсть. Они начинают голосить, словно кошки, и приходят в неописуемое волнение; среди белого дня виснут на мужчинах и совокупляются с ними и никак не могут успокоиться". Увы, но то ли я пропустил это селение, то ли джида уже отцвела.
Однако, никакой религии не под силу одолеть первобытные инстинкты. И женщине, даже затянутой с головы до пят в черное, нужно привлечь к себе внимание. Для самых истово верующих дам эту потребность кое-как удовлетворяют вышивка на чадре или пестрая сумочка. Кое-как, потому что мужчине все-таки обязательно нужно увидеть хотя бы глаза, хотя бы щиколотку – хоть какой-то участок женского тела, а остальное уж дело воображения. И более легкомысленные мусульманки идут им навстречу, оставляя открытым лицо. Правда, зачастую это лицо, обильно напудренное и нарумяненное, в окантовке черного хиджаба, больше похоже на грубо сработанный манекен. Оно и понятно, ведь если мама всю жизнь проходила с черным платком на лице, то кто расскажет дочери о том, что злоупотреблять косметикой глупо?
Но вернемся на улицы Алеппо. Пока мы разглядывали женщин, солнце уже скрылось за горизонтом, и муэдзины проскрипели призыв к четвертой молитве. Легкий бриз веет по переулкам старого города, прогоняя дневной зной и принося жителям долгожданную вечернюю прохладу. И это – самое подходящее время для прогулки в христианский район Алеппо.
В полуденную жару это самый обычный городской район, где чадят автомобильные пробки и люди спешат по делам. Но с наступлением темноты все это улетучивается, будто унесенное тем самым желанным ветерком. В парки и скверы слетаются стайки молодежи. В кофейнях и кальянных не найти свободного места – здесь собираются мужчины постарше. Семьи с детьми праздно шатаются по улицам, рассматривая витрины магазинов, работающих до поздней ночи. В 11 вечера на пестром продуктовом рынке бойко идет торговля, а в супермаркете и вовсе можно постоять в очереди у кассы.
А самая большая очередь в Алеппо собирается по ночам под неоновой вывеской с надписью "Salluora". Из толчеи перед кассой то и дело выскакивают люди с горящими глазами и зажатой в кулак квитанцией. Выскакивают – и попадают в соседнюю очередь, в которой, приплясывая от нетерпения, томятся еще долгих десять минут. Дорвавшись, наконец, до прилавка, они быстро суют квитанцию служащему, который взамен выдает рожок мороженого – самого вкусного, которое мне только доводилось пробовать.
Именно в этой очереди становится ясно, почему чревоугодие – это грех. Те самые мусульманские женщины, которые днем даже воду пили, аккуратно просовывая полуторалитровую бутылку под вуаль, да так, что ни сантиметра лица разглядеть невозможно – вечером не могут устоять перед соблазном. Обменяв квитанцию на вожделенное мороженое – вишневое пополам с пломбиром – дамы, забывшись от удовольствия, откидывают с лица вуаль, чтобы ничто не мешало им предаваться наслаждению.
Проглотив третью порцию мороженого, я с удивлением обнаружил, что время близится к полуночи. Пора было возвращаться. Но домой мне удалось попасть лишь пару часов спустя – прогулка по вечернему христианскому Алеппо стала вознаграждением за бессмысленную утреннюю побудку и часы созерцания траурных женщин в мусульманском Алеппо. Я брел, разглядывая лица прохожих, и не верил своим глазам: буквально каждая встречная девушка была красавицей. И дело тут вовсе не в игре приглушенного света или умении накладывать макияж. Просто оказалось, что сирийские женщины необычайно красивы. Правда, убедиться в этом можно лишь в христианской части города, где никто о чадре и слышать не хочет. Может оттого и случился упадок в мусульманском мире, что мужчинам не хочется соревноваться за внимание женщины-катафалка?
Окончания дня Алеппо я не застал. Очевидцы рассказывают, что ночное гуляние продолжается часов до четырех утра. И я охотно в это верю, ведь в два часа ночи, когда мне, наконец, удалось заснуть, мужички в кальянной через дорогу все еще азартно резались в карты, издавая гортанные крики и выпуская клубы дыма под потолок.
