Есть такие места, которые не поражают размахом или масштабом и сами по себе не могу похвастаться изысканной красотой. Но есть вокруг них волшебство, некая химия, магия места, которая притягивает и не отпускает уже никогда.
Это нечто схожее с созданием вышивки или картины, когда ни каждый отельный мазок, ни каждый стежок сам по себе не представляет ничего, но вместе они складываются в нечто цельное и удивительное. Вот таков Айраванк.
Крошечный монастырь над Севаном, не такой популярный у туристов, как Севанованк, совершенно пустой и дикий, но при этом цепляющий за душу так, что ни забыть его, ни разлюбить влюбившись единожды и с первого взгляда уже невозможно.
Да и монастырь ли? Так, избушка на курьих ножках, которая стоит на границе Тридевятого озерного царства. Грубые камни на фоне севанской пустоты.
Три простые постройки: храм, притвор и часовня, прижатые мастерами друг к другу так, словно от этого им будет теплей.
Да еще древние хачкары, которые стоят вокруг монастыря, словно каменные войны то ли охраняя монастырь от чего-то сокрытого в воде, то ли предостерегая чужаков от вторжения в это синее, бездонное Ничто.
Храм стоит здесь с IX в. Уже при постройке его форма устарела, отстала от моды на долгих два века. В X в. к храму пристроили кособокую, пузатую часовенку. В начале XIII в. к этим двум прилепился кургузый, вдавленный в храм притвор.
Еще через восемь веков оказалось, что ни возраст, ни форма храма, ни имена его строителей не имеют значения, потому что горы, лежащие по другую сторону озера, всегда будут и старше, и совершенней всего на свете.
Горы в Армении есть везде и везде они красивы. Но здесь, у Севана, они особенно хороши. Возможно, из-за тонкой, синей ленты воды, возможно, из-за таящегося в этой воде колдовства.
А колдовство здесь есть. Отрешенное и завораживающее, превращающее даже самые обычные осколки, оставленные человеческой цивилизацией, в нечто «нечеловеческое».
Вся эта красота располагает созерцать и филосовствовать. И кто-то, уловив те же разносящиеся по воздуху вибрации, догадался поставить у притвора храма стул.
Идеальное место для философствующего созерцателя. Прямо на краю пустоты. Пустоты особого рода — чистой, звенящей и сотканной из синевы и звуков, напоминающих хрустящий на морозе снег.
Яркое солнце, пронизывающий ветер и немые древние камни, которые видели всё — о лучших собеседниках нельзя и мечтать.
Сколько времени можно здесь провести? Храм стоит на берегу много веков, камни лежат целую вечность.
Человеку тяжелей. Холодно ему в этом каменном, чужом мире, неуютно, неприветливо. А покидать его не хочется.
Вот и стоит человек словно зачарованный. Вглядывается в небывалую озерную синеву, стынет на ветру, читает узоры на древних хачкарах. Для кого они здесь? Кому стали последним домом?
Камни щурятся на солнце, слепнут от синевы, подставляют свои изъеденные лишайником бока солнцу. Медленно-медленно, тихо-тихо. Некуда спешить. Еще пара веков промелькнет или еще десять, а они все еще будут на своем месте, лучшем месте, чтобы философствовать, созерцать и тихонько перешептываться с лежащими на другом краю колдовской пустоты горами.
