Белый катер-красавец слегка задрожал в предчувствии дела, глубоко задышал, собирая силы, как корсар перед абордажем, готовый в любую секунду броситься в атаку. Тихонечко, крадучись, двинулся вперед, легко рассекая циановую гладь океана, на секунду замер и, вдруг, зарычал, взревел, выплеснув всю мощь четырехсот лошадиных сил двух моторов «Yamaha», встал на редан, заставив поседеть за кормой зелено-голубую морскую роскошь, и рванул, как застоявшийся рысак, на свободу, на бесконечные просторы Индийского океана к атоллу Южный Мале. О, как я люблю это состояние, когда ветер в лицо, развеваются волосы, солнце, соленые брызги и мириады солнечных зайчиков, резвящихся на поверхности воды.
У сидящего рядом со мной в корме господина иноземного происхождения округлились глаза. Он вцепился в леер, потом судорожно защелкнул оставшиеся не застегнутыми застежки спасательного жилета и, не отрывая от сидения точки, которую почему-то принято обозначать под номером пять, стал продвигаться подальше от бортов в сторону диаметральной плоскости катера. Его попытка привстать и продвинуться внутрь судна поближе к миделю, где, открыв рот и выпучив глаза, сидела супруга, поимела полное фиаско. Катер, которому понравилось прыгать с волны на волну, в очередном прыжке заставил испытать иностранного гражданина легкое состояние невесомости. Результатом было полное воссоединения копчика пассажира с сидением, как орбитальной космической станции с грузовым модулем. Глаза его стали еще круглее, рот открылся в немом обращении ко всем святым и он принял абсолютно правильное решение бросить якорь, типа Холла, на том месте, которое избрал его крестец, и вцепиться обеими руками в стоявший рядом небольшой пиллерс. Почему, зачастую, что россиянам хорошо, то иностранцам не очень? Не раз наблюдал такое в самых различных ситуациях.
Сорок пять минут великолепной морской прогулки и мы попадаем в рай, который имеет вполне определенное название: остров Олувели (Olhuveli), в южном Мале Атолле (South Male Atoll), в 35 км от международного аэропорта Хулуле и столицы Мале, в отель, который удостоен награды "Best Beach" за один из лучших пляжей.
Нас встречает барабанный бой (сразу почему-то вспоминается Африка, дикие племена, «барабаны судьбы»). Мальчики-барабанщики ведут нас по деревянной мостовой на сваях над нереального цвета лагуной к сказочному острову. Впереди маячит фигура счастливого иноземца, которого, похоже, продолжает преследовать призрак катера. В его походке и грациозных попытках его жены семенить ножками все еще прослеживается бортовая качка, усугубляемая высоко поднятыми над спинами рюкзаками, что, как известно, значительно повышает центр тяжести над точками под номером пять и создает дополнительный кренящий момент.
Остров принимает нас в свои объятия тенью пальм, креслицами и столиками, за которыми следует заполнить анкеты для администрации отеля, и прохладительными приветственными коктейлями. Здесь иностранец не подкачал и одним махом сморщил два бокала коктейлей (правильнее оба – свой и супруги), оставив свою жену в некотором недоумении.
Процедура заполнения всякого рода анкет всегда вызывает у меня признаки неприязни и отторжения, что у нас в России, что за границей. Пишешь им по-человечески «Иванов Алексей», латинскими буквами пишешь, чтобы поняли. А они тебе в ответ подсовывают графу «SEX». Много лет назад, когда я впервые заполнял заграничную анкету, а знания английского у меня и сейчас в состоянии первородного греха, когда все на интуиции, моему возмущению не было предела. Какое собачье дело им всем (не знаю, уж, кому) до моего секса?! А когда мне разъяснили, что это народ интересуется моим полом, я и вовсе впал в ступор. Если я Иванов Алексей, то какой у меня должен быть пол?!
Двухэтажные бунгало на четыре номера выстроились рядком, попрятавшись мордочками в пышной тропической зелени. Два мальдивских крепыша наживали пупочные грыжи, транспортируя мой чемодан к месту проживания. Я заселялся в рай при жизни. На целых четыре дня.
Раздвигаю огромную, во всю стену, стеклянную дверь и выхожу из номера на балкончик-крылечко. Столик, кресла, мягкий диванчик. Несколько ступенек вниз и впереди, в нескольких метрах, за кустами, сахарная пудра бархатного кораллового песка и бесконечность океана. Завариваю чашечку кофе, наливаю рюмку коньяка, закуриваю сигарету, сажусь в кресло за столик, закрываю глаза... И вот я уже не Алексей Иванов, вписанный в анкету печатными латинскими буквами, я не в бунгало, куда бедные мальдивские юноши с угрозой для собственного здоровья еле доволокли мой скудный скарб… Я – шотландский моряк Александр Селькирк, и нахожусь на необитаемом острове Мас-а-Тьерра, что входит в архипелаг Хуан Фернандес у берегов Чили. Меня только что высадили сюда после того, как я имел не осторожность разругаться с капитаном пиратской галеры «Сэнк пор», выбросили минимум каких-то вещей и оставили в одиночестве на долгих 4 года и 4 месяца…. Потом уже появятся построенные своими руками хижины, прирученные козы, огонь, добытый трением, и много еще чего, что было сделано за этот срок до случайного спасения… Затем будет знакомство с Даниэлем Дефо, писателем и разведчиком по совместительству, и Александр Селькирк на веки-вечные превратится в Робинзона Крузо… Я на необитаемом острове … Ароматы кофе, коньяка, океана, тропической растительности, осознание, что ты на атолле, на острове среди океана смешались в гремучую смесь и увели меня на какое-то время в мир детских фантазий и юношеских мечтаний. Как редко теперь это бывает. Для этого, видимо, нужна особая атмосфера, как была тогда на Олувели.
Раз, два, три…… одиннадцать. Одиннадцать шагов от бунгало, от крылечка, унесшего меня в начало восемнадцатого века, и я на пляже. Ощущаю женскую ласку и нежность песка под ногами и, как зомби, заворожено двигаюсь к зовущей прохладе, невообразимой по красоте цвета, водной хрустальной прелести лагуны. Смышленые шорты, поняв мое страстное желание, мгновенно, на ходу, освобождают меня от своего присутствия. Еще шаг, другой, и я начинаю таять, растворяться, аннигилироваться, переходить в другое измерение, образуя с молекулами воды единое целое. Я между небом и землей, искривляю пространство и медленно кружусь под палящим солнцем с закрытыми глазами, наблюдая под веками с дрожащими ресницами мириады разноцветных кругов, линий, фигурок, точек, искорок, одержимо танцующих бесконечный танец броуновского движения…
Можно ли увидеть что-нибудь белоснежное белоснежнее белоснежного? Как выяснилось можно. Прогуливаясь по бесконечному, практически пустынному пляжу, я наткнулся на знакомую мне пару с катера. Два ослепительно белых пятна, лежали под зонтиком, выделяясь на фоне сахарного песка пляжа абсолютной тайдовской белизной. Одно из пятен, близкое по форме к банану, было запихнуто в невообразимые по длине шорты в цветочек с бабочками, второе, напоминавшее сочную, давно созревшую, грушу, было обмотано ниточками купальника, являя на свет все, что можно явить. Что-то похожее я видел в журнале на фотографии из одного музея. Там говорилось про фигурку Венеры из палеолита, найденную при каких-то археологических раскопках. Фигурка была составлена из частей наподобие шариков: маленький шарик – голова, два больших – то, что сейчас называют «топлесс», огромный шар ниже с некими обозначенными нюансами – часть тела, символизирующая плодородие, остальные шарики обозначали нежные руки и стройные ноги. Груша-альбинос самозабвенно втирала в Банан-альбинос некую жидкость из литровой бутылки, а Банан хрюкал от удовольствия и подергивал ножками, торчащими из штанишек с флорой и фауной. Я помахал им рукой и поприветствовал на всех языках мира: «Hello!». Фрукты очень мило и радушно улыбнулись и хором ответили мне международное и очень продолжительное: «Hi!». Венера, не знавшая, что мои знания иностранных языков заканчиваются заполненной анкетой, завела со мной светскую беседу на своем неандертальском. Дабы не пасть лицом в грязь, я с трудом им объяснил, что не знаю, к сожалению, английского, но зато, с удовольствием и свободно, могу пообщаться с ними на русском, китайском, алеутском, фарси и суахили. Собственная безграмотность их повергла в шок, а я, гордый своей эрудицией в области языкознания, пожелал им на русском учить языки, и отправился дальше, куда глаза глядят. У меня так давно не было возможности ходить туда, куда глаза глядят, получая от этого нескончаемое инфернальное удовольствие.
На пальме рядом с моим жилищем любила отдыхать летающая собака. Еще этих симпатичных зверьков называют летающая лисица. А правильное название – фруктовая летучая мышь. Это чудо, размером с небольшую кошку, имело бэтменовские крылья, примерно, метра полтора в размахе. Она устраивалась вверх ногами на одной из веток пальмы и смотрела, как мне казалось, с улыбкой, на меня, пытающегося на цыпочках подойти поближе к стволу, чтобы отснять видео и сделать фото. И, как только я собирался начать съемку, с нескрываемым удовольствием улетала в свои мышиные (собачьи, лисьи) дали. Иногда на эту же пальму прилетала в гости цапля. Большую часть времени цапля проводила в своей вотчине у главного ресторана, или на охоте, на отмели у бунгало на сваях. Когда же быт заедал ее, и не было уже сил позировать фотографирующим ее туристам, она, как истинная фотомодель, брала тайм аут и отправлялась на мою пальму. Периодически цапля и летучая мышь там встречались, как-то по-дружески, на соседних ветках. Возможно, они телепатически общались между собой, делясь впечатлениями о понаехавших туристах, о сложностях пропитания в этих райских кущах (шутка ли сказать стоять часами на одной ноге в ожидании подходящей рыбешки или летать с вечера до утра в поисках фруктов, еще не объеденных отдыхающими), а может они просто собирались, как иногда это делают люди, помолчать друг с другом…
Добрую половину времени, естественно, я проводил в воде или возле нее. В один из таких моментов взял видеокамеру и решил поснимать берег из лагуны, зайдя в «морскую даль» по пояс. Пляж был пустынным, а во всем Индийском океане, на сколько хватало глаз, неподалеку, плескалась единственная дама. Ее грудь, как ростр корабля, скользила галсами над поверхностью тихой воды Олувели. Постепенно купальщица оказалась на опасно близком, по правилам судовождения, расстоянии от моей персоны. Персона продолжала вдохновенно снимать пейзажи, не обращая никакого внимания (ну, или, обращая совсем чуть-чуть) на курсовую неустойчивость соседки по океану. И, вдруг, необыкновенный по тембру визг, прошедший весь диапазон от ультра до инфразвука, внушающего ужас, вырвался из глубинных недр вышеозначенной дамы. Ростр катапультировался, вытягивая за собой полную корму, выплескивая на меня тонны морских пучин, и все сооружение по воде, аки посуху, умчалось, исчезло за урезом воды на спасительном пляже, успевая указывать рукой в некую точку. Я присмотрелся. В полутора – двух метрах от моих ног мирно стоял небольшой, размером со сковородку, скат. Автоматически переведя видеокамеру на этот живой электрогенератор, пошел потихонечку в его сторону. Чудо природы подпустило меня поближе и передвинулось на такое же расстояние, сохраняя дистанцию в одну тысячную морской мили. Я опять пошел в его сторону. Скат проделал ту же операцию. Так продолжилось несколько раз. Наконец, мне это надоело и я, выразив морской зверюге свое неудовольствие, отправился восвояси. Пройдя метров десять, я увидел перед собой…. морского ската. Этот парень, сделав круг, встал передо мной на расстоянии тысячной доли морской мили. Все повторилось вновь. Я пытался заснять его, а он, позируя, держал дистанцию. Скат ИГРАЛ СО МНОЙ! Вот так-то!
На Олувели, для желающих, есть масса возможностей для активного отдыха. Одни развлекаются на берегу пляжным волейболом, другие гоняют мяч в футбол, любители тенниса могут получить ракетки и корт в свое распоряжение, кому-то нравится порезвиться с валанчиком в бадминтон, а кто-то предпочитает бильярд или пинг-понг. Я решил, что, находясь у океана, надо полностью вобрать в себя всю его соль, просолиться насквозь для лучшей сохранности организма, наглотаться морской соли по самое горло, чтобы никто потом не смог сказать, что я вернулся с Мальдив не солоно нахлебавшись. Поэтому отправился на рецепшен ознакомиться с предлагаемым перечнем водных развлечений.
Дайвинг, один из самых востребованных на острове видов отдыха и спорта, я отмел сразу, памятуя, как в прошлый раз в Индонезии потерял под водой инструктора по дайвингу. А может и он меня, кто его разберет. При этом, в самый неподходящий момент, когда какая-то фигня не мереных размеров уставилась на меня своим одиноким глазом, раздумывая, мол, что сиё, то есть я, означает, и каково это сиё на вкус. А, может, инструктор и не потерялся вовсе, а решил не мешать нашей встрече, не знаю. Я его тогда нашел уже только на кораблике. Он ужасно волновался на своем индонезийском языке о вверенном мне реквизите и был безумно счастлив увидеть его на мне в целости и сохранности.
Байдарки, каноэ, каяки, на коих многие любят дефилировать вдоль острова, мне показались скучными. Тишь, да гладь, а я привык к горным рекам, порогам, шиверам, котлам. Решил: «Отказать!»
Кайтсерфинг, водные лыжи – уже получше, адреналинчику побольше. Но на седьмом десятке скакать на виду у всех, как коню в манеже на веревочке, мне показалось не солидным. Как-нибудь в другой раз, не на глазах у публики.
Оставалось еще много чего: рыбалка, катание на «банане», погружение на подводной лодке с иллюминаторами, катамаран, путешествие в рыбацкую деревню, снорклинг, виндсерфинг и еще что-то, всего не упомнишь. Поразмыслив, напрягая остатки серого вещества в черепной коробке, я решил, что надо поплавать с маской и трубкой на рифах, посмотреть красоты местного подводного мира (когда еще придется?) и поразвлекать себя виндсерфингом.
Плавание с маской, трубкой, в ластах или без оных, теперь все называют на западный манер — снорклинг. Пошел, по-русски говоря, покупался с маской-трубкой… Ан нет: это ты позанимался снорклингом, вот так-то! Это, Вам, не хухры-мухры, это гораздо круче, это еще выговорить надо. И как Вы думаете, кого я увидел на катере в поездке на снорклинг в тот же день и в тот же час? Правильно! Мои милые иностранцы чинно сидели в уголочке, о чем-то воркуя на своем, не переводимом мной, языке. Пройдясь по палубе, я взял бутылочку воды, помахал им ручкой и гордо произнес исключительно не по нашему: «Снорклинг?». «Yes!» — ответили они в один голос. На этом моя с ними светская беседа закончилась, похоже, к их неописуемой радости.
Я стоял на палубе и наблюдал, извините за идиому, но не могу удержаться, как СНОРКЛИНГУЮЩИЕ, медленно, как какие-то разноцветные букашки, попавшие в воду, растекаются по ее поверхности в разные стороны, тихо колышась в прозрачных водах необыкновенного цвета океана. Совсем не далеко от борта, смешно шлепая по воде ручками и ножками, булькала моя любимая пара, укутанная спасательными жилетами. Он периодически поднимал голову, осматривал свое плывущее сокровище, что-то глюкал ей через трубку, и куда-то подталкивал за поплавки в сторону неведомой красоты. Вокруг, внизу, были кораллы и мириады разноцветных фантастических рыб. Взяв заранее приготовленный хлеб, я рухнул в пучину.
Вода нежно, до сексуальности интимно, ласково обволакивала тело. Подо мной проплывали райские коралловые сады. То, что было вокруг, подобно сказке, в которой ты медленно летишь, плывешь, волшебным образом перемещаешься, зависая над теми чудесами, что создала природа. Разнообразные рыбы и рыбки, невероятных цветов, расцветок и узоров не спешно или юрко, барражировали вокруг. Я попал в другое измерение. Стоило выбросить немного хлеба и… О Боже! Я оказался в водовороте живых красок, вихре тел, которые ласкали меня, ели с руки, кружили меня в безумном танце, зацеловывали каждую мою клеточку до изнеможения. Меня любили все рыбы и рыбки вокруг, весь океан. Это был праздник, эйфория, фейерверк. Ради этого стоит, хотя бы раз в жизни, погрузиться на коралловые рифы, честное слово.
Опыт с виндсерфингом прошел гораздо менее удачно, чем я себе это представлял. Мне казалось, что вот сейчас я встану на доску и помчусь под парусом, рассекая океан, навстречу ветру и солнцу. Красиво так казалось. Реальность обдала меня холодным душем и отрезвила буйную голову закоренелого романтика. Как каракатица, самая неловкая из всех каракатиц, я пытался залезть, встать, не знаю, как правильно сказать, на эту самую доску. Когда мне это, наконец, удалось, не знаю, уж, с какой попытки, в экстазе от проводимых мной невообразимых действий, я их не считал, потеряв, ориентацию во времени, то понял, что встать на доску — это ерунда. Главное на ней устоять. Но и устоять было только половиной дела. Надо было поднять парус. Океан вцепился в него всей своей мощью, парус прилип, залип к его поверхности и совершенно не собирался отлипать и куда-то там подниматься. У них возникла такая любовь между собой, что они не могли и не собирались расцепляться ни на секунду. Как не вовремя появившаяся свекровь или теща, я сумел, все-таки, вмешаться в их отношения. И они мне отомстили. Поднятый мной парус успешно перевалился на другой борт серфинга и вожделенно бросился в объятия океана, но уже вместе со мной. Это резко охладило мой пыл. После нескольких попыток, я понял, что являюсь третьим лишним в этой паре «парус – океан» и мне пора ретироваться. Надо будет в будущем, для начала, потренироваться где-нибудь на море в Краснодарском Крае, в какой-нибудь там Архипо-Осиповке. А то захотел романтики, а романтика, иногда, как выяснилось, требует и некой сноровки. Зато, кто имеет опыт в хождении под парусом на доске, или хочет этому научиться, тому, как говорят, и флаг в руки. На острове есть для этого все условия. В водном клубе Олувели имеются опытные разноязычные тренеры по всем видам водного спорта. Это я устроил себе водное шоу, как кот, который гуляет сам по себе. Другими словами, не пойми что.
Питался я в главном ресторане острова «SUNSET» («ЗАКАТ» по-нашему). Очень симпатичное заведение, особенно в вечерние часы: смотрится, как сверкающий дворец на фоне закатного неба и сине-лилового океана. В светлое время суток, если занять столик у воды, вернее, на террасе над водой, во время трапезы тебя будут развлекать многочисленные морские обитатели: рифовые акулы, нарезающие спирали круг за кругом, не спешные морские черепахи, всевозможные разноцветные рыбешки, задумчивые скаты, взрывные Джек-рыбы, колонии крабиков.… А за всеми ними будет надзирать моя знакомая цапля, этакий супервайзер, которую каждый вновь прибывший турист обязательно запечатлевает на память.
Хожу по залам «SUNSET». Огромный ассортимент самой разнообразной снеди, аппетитные запахи. Глаза разбегаются. И, вот тебе на! Как же без них! Навстречу шагает счастливая пара, уже почти близких мне, туристов из неизвестной страны. Каждая встреча с ними оставляет у меня неизгладимое впечатление. Я прямо влюбился в эту пару. Вот и сейчас, как Вы думаете, что с гордым видом нес на большущей тарелке сей муж? Из десятков, если не из сотен различных предложений, он выбрал и навалил полную тарелку всевозможных сосисок, каждая из которых напоминала мне эректильную дисфункцию. Добавил туда пару яиц и прикрыл все капустным листом. Я думаю, что стоило ехать на Мальдивы только ради того, чтобы увидеть этот шедевр кулинарии. Немного позади, под парусом парео, перекатывалась жена. Она явно была на ананасовой диете. Но женская слабость позволила ей между ломтиками сочного ананаса запихнуть кусочки тортов, пирожных, печенья и маленькие коробочки с джемом. Невольно захотелось подсчитать энергетический баланс и пожелать ей приятного аппетита. Увидев меня, пара расплылась в широчайших улыбках, пропела мне свое «Hi» и поспешила ретироваться, дабы не услышать вопросов на фарси или алеутском.
Когда я в первый раз попал в этот ресторан, произошло событие, которое надолго запомню, и которого никогда и нигде до этого не было в моей жизни. Взяв тарелку побольше, я старательно, задумчиво, озадаченно набирал себе всякой вкуснятины, шагая по различным залам кормящего заведения. В тот момент, когда блюдо уже напоминало муравейник, передо мной возникло милое существо в национальном мальдивском платье, пролепетало что-то на своем языке дивехи, улыбнулось, забрало тарелку и растворилось на просторах ресторана. Я, обескураженный, так и остался стоять с открытым ртом. Может, что-то не так делаю? Может, набрал лишку? Постояв какое-то время, почесав где-то в дебрях затылка, пошел за новой тарелкой. Вся процедура повторилась, но немного быстрее, так как я уже не был задумчивым и озадаченным, и знал где что лежит. На всякий случай я соорудил на блюде из предлагаемого ассортимента яств муравейник размером поменьше. И в тот момент, когда в сооружение на тарелке для пикантности был добавлен последний кусочек лимона, из ниоткуда, материализовалось еще одно, не менее милое, существо в точно такой же национальной одежде, пропело что-то на дивехи, обворожительно улыбнулось, … забрало тарелку и безвозвратно исчезло. Меня надо было видеть со стороны. С открытым, как у только что выловленной рыбы, ртом, округлившимися, в бешенстве вращающимися, глазами, вставшими дыбом волосами, распушившейся клочковатой бородой, я беспомощно стоял посреди зала, суча ножками на одном месте, в полной растерянности и непонимании что происходит. Третью тарелку я набирал с превеликой осторожностью, часто оглядываясь по сторонам, как нашкодивший школьник, передвигаясь, чуть ли не на цыпочках. Залов было несколько, и мной был сгенерирован маршрут в обратную сторону, через другой выход, в обход. Мелкими перебежками я приближался к вожделенной двери с тарелкой в руках. Последние десять метров, еще немного, еда пока со мной, никто не позарился. Выскакиваю из зала на открытую платформу, навигатора с собой нет, куда идти? Заблудился! Где мой занятый столик с видом на океан, на котором стоит бесконечно дорогая видеокамера? Бегаю по платформам между столиками с мирно жующими, пьющими, выпивающими отдыхающими, чувствую свой, асимптотически устремившийся к бесконечности аппетит и… и в оцепенении, словно сорвали стоп-кран, замираю перед обеими, встречающими меня, с удивительными улыбками, одетыми в национальные костюмы, девицами-красавицами, аннексировавшими две мои чудесные тарелочки с харчами на обед. Эти ангелы в мальдивском гардеробе легкой походкой приблизились ко мне. Я обеими руками, разве что не зубами, вцепился в так мной нежно желаемую, как не желал в своей жизни ничего и никого, да простят меня бывшие и будущие жены, посудину, нагруженную пропитанием, и, чуть ли не со слезами на глазах, ждал ужасных последствий встречи с прекрасными представительницами коренного населения в третий раз. Я глядел на них из-под лобья, сурово и мрачно, как цепной пес, охраняющий свою миску с косточкой, в ожидании последующих, опасных для меня, действий. Юные девы подошли ко мне с двух сторон, очень мягко взяли под локотки и повели в неизвестность в сторону горизонта. На горизонте показался столик, рядом на кресле стояла сумка с видеокамерой, а на столе меня дожидались в огромных блюдах две, подобных муравейникам, горы тщательно отобранных мной шедевров гастрономии. В тот же момент, благодаря подвижничеству мальдивянок, к ним присоединилась третья. Теперь я это все должен был съесть…. Не знаю, каким фантастическим способом эти девушки нашли мой столик среди более сотни других, но они просто, увидев в зале пожилого мужчину с седой бородой и с полной тарелкой, решили ему помочь отнести еду на место. Вы с таким встречались? Я нет.
На острове живет замечательная молодая девушка с потрясающими глубоко-синими глазами и красивым именем Сельма. Сельма с Украины, и, стало быть, я мог с ней общаться не на фарси или зачатачно-английском, а по-русски. Помню, когда был на Шри-Ланке, и мы должны были подниматься на скалу Сигирия, откуда ни возьмись, появилась толпа ланкийцев, которые называли себя на смешном русском: «Мы помогатели». Задача помогателей была за доллар-два толкать членов группы в мягкое место до самого верха. Вот Сельма и была помогателем для таких знатоков языка, как я, только без толчков в означенное место за пару долларов. Эта синеглазая все показывала, рассказывала, обхаживала, отвечала на любые вопросы, помогала, если возникали какие-либо сложности. Она и помогла на третий день пребывания перебраться в бунгало на сваях над океаном. Очень интересно было там пожить.
Вроде и остров тот же, и на острове все то же самое, а вот ощущения проживания абсолютно разные. Ты находишься на воде, над водой, среди воды, в океанских течениях, в приливах и отливах. Как на крейсерской круизной яхте, бросившей якорь неподалеку от тропического острова для пополнения запасов воды и провианта и знакомства-общения с местным туземным населением. Трапы, спасательный круг, палуба, огражденная леерами. При этом комфортабельнейшие каюты (кубриками их уже не назовешь) со всем необходимым, что надо современному человеку для цивилизованного отдыха. Все напоено морской романтикой, свежим океанским бризом, пронизано светозаром экваториального солнышка, смешинками его бесчисленных детишек – бликами солнечных зайчиков, окутано таинством россыпей бесконечных ночных созвездий. И днем, и ночью, в свете прожекторов, перед тобой протекает жизнь подводного царства, если спуститься по трапу к воде, то у самых ног. Два дня пребывания в этом бунгало-яхте-бригантине, перед отъездом домой, наполнило меня покоем и умиротворением, я почувствовал, что действительно отдохнул. Все хорошее когда-то заканчивается. Пора было возвращаться домой.
Электрокар вез меня на пристань. С нее я увидел на пляже две, уже ставших родными, фигурки, напоминавших по форме банан и грушу. Они теперь не были белоснежнее белоснежного, а желтели на фоне сахарного песка, как два фрукта-леденца (помните, как в детстве поджигали сахар в чайной ложке и получали вкуснейший желтый леденец из жженого сахара?). Я крикнул им протяжное «Hi», но они не услышали. Услышал, перепугавшись, водитель кара, вжав голову и что-то залопотав на ставшем уже таким близким и родным языке дивехи. Цапля, стоявшая на своем посту, на краю причала, не спешно повернула голову и за всех кивнула мне в ответ. «Может, когда еще, и встретимся, ребята, земля-то круглая, может, вот, прямо здесь, и встретимся, я не против, мне понравилось». Это я уже не кричал, это я уже думал. Слава Богу! Способность мыслить за время отдыха атрофировалась не полностью. А, как говорил умный французский философ Рене Декарт, «Cogito ergo sum (когито эрго сум)» — «Мыслю, следовательно, существую». С ним я не мог не согласиться. Меня это вполне устраивало, впереди еще столько дорог. Я взял свой чемодан, на котором нажило пупочные грыжи не одно поколение носильщиков в разных странах мира, и, с легкой грустью, отправился к катеру. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, чтобы потом, когда-нибудь, явиться вновь.
