Миллениум в Москве

В Москве чаще бывала набегами. Вероятно, сказывались монголо-татарские гены или вековая память о тех басурманах, что гуляли по мордовским землям.
Набежала холодно и резко, холодно потому что преимущественно зимой, а резкость, в общем, свойственна моей натуре, и отхлынула, урвав кусочками не пережеванными и наспех проглоченными, лишь бы не подавиться, захватив то, что успела, едва уловив, но не осмыслить, по сорочьи то, что блестит. Но замечу, что раз блестит, значит на виду и достойно внимания, по крайней мере моего.
Былые мои рыночно - тряпичные набеги отнюдь не прибавляли романтизма столице. Ни тебе пышных рюшечек «барокко», ни строгой готической элегантности. Одни «Лужники», да «Черкизовки» с китайско–вьетнамским колоритом. Пожалуй, удвоенной философией, подземной и надземной, дышало для меня лишь Метро. Пишу с большой буквы, ибо всякий раз вызывал немое восхищение гудящий, стремительной ракетой вылетающий из темноты туннеля поезд. Проснувшийся Бог, ревущая стихия! Перемотанный из детства и остановившийся кадр: широко распахнутые глазенки и открывшийся от удивления ротик, никак не реагирующий на замечания о том, что неприлично. Мне нравится мир метро – мир эскалаторов и поездов, многолюдных переходов, киосочно - лотковых, музыкальных, судьбоносных. Подземка позволяет вслушаться в предлоги «над» и «под», открыть другую свою сущность и одновременно забыть о себе, растворяясь в толпе.
Толпа! Смесь восторга, страха и преклонения звучит в моем голосе.
Цунами, захлестывающая, подавляющая сила. И не вырваться. Ослабнешь, упадешь – затопчут. Против течения не пойдешь – затянет, закрутит щепкой, унесет. Но толпа может быть и иной – ласково-соленой, мягко-теплой. И ты в ней, как рыбка в воде. Водный мир, в котором тебе уютно здесь и сейчас. Есть в этом ощущении некая первобытность. Впервые было. Было, когда тебя не было.
Последнее впечатление стало первым по тому, как до сих пор откликается оно в мышцах нервной дрожью и током. Намагниченная, мой плюс притягивает минус или наоборот. Толпа и я – все одно целое Москва. Феерия, спрятанная в камере хранения под кодом 2001(сообщаю, чтобы не забыть через энное количество лет, а возможно и реанимировать при случае).
«Новый век, тысячелетие»!- оглашалось на каждом углу. Миллениум - ор миллионов голосов. Мимо порога не пройти, через него необходимо перешагнуть красиво или как получится. Всем вместе взяться за руки, оптимальный вариант для меня, и шагнуть в новый век, мир, дом…
Вот, наверное, почему я оказалась в толпе, в метро, на площади, в Москве.
Смеющаяся, рот до ушей, хоть веревочки пришей. Ну, невозможно быть серьезной. Подмигивающая, случайным незнакомцам, ошарашенным не менее меня иностранцам. Знакомящаяся с теми, кто рядом и также переполнен радостью. Целующаяся, безрассудно в губы, чтобы обмениваться радостью с простыми русскими парнями в санта - клауссовских колпаках на голове, как у меня. Ох, веселящая шапочка, красиво-красная, белопумпончиковая. На последнем дыхании тацующая, поющая, кричащая, обнимающаяся. Не хватит прилагательных! Кружащаяся. Тот самый мальчик «Новый год», что минуту назад объявил меня своей невестой, поднял на руки и закружил. И полетели дома, огоньки, лица – все и я вместе с ними.
Абсурдность момента заключалась в русском хороводе, в котором через одного азиат. И не мною подмечено, что в России – матушке все переплелось, перемешалось так, что ни «умом не понять, ни аршином не измерить». А в хороводе том и элементы сиртаки, и еврейские, и замысловато-восточные и даже мордовские, привнесенные мною. Эх, «луганя сакелуня»! (слова из родной песни) Поразительно, сколько неславянских лиц: смуглых, бородатых, черно и узкоглазых, маленьких коренастых кочевников, стройных витязей с тонкими нервными ноздрями, курчавых афроамериканцев. Какой-то юморист, глядя на скопление восточного, искрометно заметил: «А теперь только русские возьмемся за руки и танцуем». Я оглянулась и увидела женщину в самодельном балахоне, на котором ярко высвечивались буквы поздравления. Впервые встречала новый год не под традиционно записанные бой Курантов и речь очередного президента по телевизору. Я стояла или точнее балансировала на капоте огромной машины, куда умудрилась взобраться с чьей-то помощью по колесу и взирала на живое море – море людей. Всеобщее «ура», грохот, кажется салюта, а потом водопад из шампанского, которым мой сосед от переизбытка эмоций облил окружающих. От неожиданности холодного душа забыла загадать желание. Да и фиг с ним. Ведь давеча умудрилась дважды потоптаться на нулевом километре – культовом местечке, расположенном возле входа на Красную площадь, где все мечтатели обыкновенно бросают монетку и задумывают сокровенное, авось сбудется. Странно, когда я очутилась обеими пятками на вожделенном пятачке умные мысли мгновенно улетучились, а одна самая дурацкая, дважды, как по заказу вертелась в голове.
«Ну и пусть себе сбывается, на здоровье», - подумала я и на следующий день познакомилась со студентом очкариком, подарившим мне букет обалденных голландских роз. Ладно, признаюсь, когда стояла на нулевом километре почему-то напевала песенку Аллы Пугачевой, втемяшившуюся в память видимо из детства: «Что б не пил, не курил, и цветы всегда дарил…» И москвич, добавила от себя. Не учла лишь одного. Вот и получила заядлого компьютерщика с испорченным зрением в качестве новогоднего подарка.
Кстати о подарках. Сама Москва стала для меня незабываемым сюрпризом. В предпраздничной столице царила суета. Хотелось успеть везде: в театр, в ночной клуб, в музей, на концерт, встретиться с друзьями. Лихорадило от простуды, к сожалению, грипп – примета нашей зимы и от желания урвать кусок московского пирога побольше. Как-то смотрела неумело снятый любительский фильм, когда камера скачет с предмета на предмет и нельзя сосредоточиться на чем-то одном. Так и у меня не совсем четко выстраивались кадры.
Моя культурная программа ограничилась лишь посещением ЦДХ – центрального дома художников, драйв клуба и беседами с профессором, чье имя из-за пресловутой забывчивости запамятовала.
ЦДХ – стильное место, проникнутое духом современности, в котором можно не только посмотреть, но и приобрести понравившееся произведение искусства. Правда не любое, все-таки есть еще вечные ценности. Когда-нибудь и современники станут классиками. Как знать случайно ли из всего вернисажа запомнилось имя Сергей Радюк и его выставка «Чужой муж – чужая жена». Незаконченная история любви двух несвободных людей. Каждая картина сопровождается стихами, строки которых на полотне. Несколько жизненных эпизодов: нежность, страсть, ревность, боль, жалость до слез, ласка, отчаяние… Немыслимость друг без друга, когда чувствам вторит вселенная. Он и она – центральное звено сюжета, остальное – фон. Не хватает разве что музыки, но, невольно смотря на картины и читая стихи, начинаешь слышать ее.
Вообще-то музыка звучала повсюду. Москва – попсовый город. Город раскрученных певцов и популярных хитов. Где бы я не оказывалась музыка окружала меня, тонально окрашивала увиденное или наоборот растушевывала, завуалировала, придавала особый смысл. Мелодии улиц сливались в единое, громко-веселое, молодежное, под которое хотелось козочкой подпрыгивать: «Новый год к нам мчится, к нам он в дверь стучится…»
На ВВЦ я наблюдала, ибо красивая мелодия рождает танец, сумеречный блюз колючих снежинок под выразительно-хриплый голос легендарного Луи Армстронга, которому вторил хор мяукающих ангорских кошек, запеленутых в коконы ангорских шарфов.
«Красиво ты вошла в мою грешную жизнь, красиво ты ушла из нее»,- признавался кому-то, может быть мне мармеладный Валерий Меладзе. А утром, стоило лишь нажать на пульт, сладенько мяукал с экрана телевизора «MTV»-ишный, успевший надоесть Муми Тролль: «С новым годом, крошка». На других экранах, что на Красной площади, мелькали «дискканальные» звездочки. Под грустного «Малыша» красивого худенького Данко, то бишь, популярного певца, я даже малость потанцевала на крылечке Мавзолея с Владимиром, но не с плешивым и не с Ильичом, а с вполне кудрявым мужчиной. Совпаденьице.
Арбат звучал для меня гитарами. И не случайно, ведь его больше всего воспевали на шестиструнке. Еще Окуджава. Попсовость же «горбатой улицы» определилась парой, тройкой шлягеров из репертуара Алсу, Земфиры, исполняемых в живую местечковыми бременскими музыкантами. А где былое новаторство? Не в переходе ли пахнущем елками, не в руках ли мальчика с одухотворенным лицом, виртуозно, на мой обывательский вкус, играющего на скрипочке. Не было ничего пронзительнее, тоньше и уместнее той искренней мелодии, которую хотелось слушать, и слушать.
А танцевать можно хотя бы на ледовом катке возле главной елки страны. Слышала, будто сам Владимир Вольфович вдохновлял детишек личным примером. Интересно, его телохранители тоже становились на коньки? Увы, вопрос остался без ответа. Ведь лицезреть артиста большой политики я могла только по телевизору. Каток же оказался разочаровывающе маленьким, вероятно из-за погодных условий не решились сделать больше.
Ручьи в новогоднюю ночь. Весна в Рождество. Где - то я об этом слышала. А, вспомнила в сказке про 12 месяцев. За распустившиеся подснежники не ручаюсь, но мужчин с романтическими букетиками мартовских тюльпанов встречала. Встречала и обнимающихся мужчин, красивых, накачанных, дорого пахнущих. Как с глянцевой обложки. Фотографируются друг с другом, позируют. Еще одна примета нашего времени. Такая, как беженцы, нищие, проститутки. И все на показ. Шик, блеск и грязь в одном флаконе. Перефразируя рекламный ролик, к слову.
Слова, как известно, тоже бывают разными. К примеру, самым новогодним словом – деревом, признаком зимних праздников для меня является елка. Именно елка (не сосна!), у которой аромат божественный. Настоящая елочная фантазия ожидала меня в Москве. Оказывается аромат совсем не главное. Представляете ли вы (если представляете, то дайте попищать от восторга) елку, выполненную из сетки «рабица», из гвоздей, серебристую, металлическую или живую мохнатую, на которой веточка к веточке, словно ее скульптор ваял, меховую елку? Да, елка это не только ценный мех, но и ощущение праздника, дополняемое маленькими мерцающими огоньками гирлянд.
Между прочим, праздничной Москвой лучше любоваться вечером или ночью. Тогда она предстанет во всем блеске. В маленьком городе маленькие огни, а в большом, кажется, звезды спустились с небес и заискрились на домах, деревьях и оградах, отражаясь в глазах бородатого безумца, трижды встреченного мною, видно так угодно Богу, в большой - маленькой Москве. Он появлялся неожиданно. Сначала я слышала его голос, громкий, демонстрационно привлекающий внимание деловито-скучной толпы: «До встречи в 3000 году, девушка».
«А мужик то с юмором»,- наконец оценила я, хоть и ненормальный. Сумасшедшинка, легкая крейзанутость. Так веселятся только раз в году. И так бегают по магазинам. Заранее отодвигаю на галерку бессменную рыночную атрибутику: толкотню, грязные воняющие лужи, вероятно, поэтому Лужники, и заглядываю в партер праздничной Москвы. За несколько часов до грандиозного, ярко декорированного зрелища, столица представляется одним большим «Охотным рядом», по-современному купеческим, пестрящим заморскими товарами. Только на смену лоткам и коробейникам пришла вереница бутиков. А в них вышколенные вежливые продавцы с невозмутимыми взглядами, от которых сперва робеешь, потом наглеешь.
Остановлюсь на наиболее впечатливших меня моментах «шопингового вояжа», а именно на сувенирах и одежде. Целенаправленно прогуливаясь по Никитскому бульвару, набрела на магазинчик, что при музее Востока. Обостренный в последнее время интерес к теме «Восток – Запад» не обошел стороной и меня. Так, воодушевленная сладкой мечтой, я погрузилась в атмосферу благовоний, персидских ковров, мягких и пушистых на ощупь, как те кошки с ВВЦ, броских украшений для женщин с изюминкой, видно обожающих изюм, картин, разнообразной посуды. Красота, глаз не оторвать. Но каково было мое удивление, когда в загашнике восточного магазина обнаружила импровизированный кукольный театр. Восхищенно разглядывая коллекцию Дедов Морозов из папье-маше и их фарфоровых внучек с будто живыми глазками, я увидела свою игрушку (все мы родом из детства), кроху Дюймовочку на троне цветке. Признаюсь, что настоящие цветы вызывают в моей душе не меньший трепет. Потому сюрпризом для меня стала выставка икебан, в которой воплотились восточная философия, неразгаданные тайны, гармония, мечты о лете.
В России же свои традиции, диктуемые резким климатом с довольно холодными зимами. Важнее одеться, нежели раздеться, особенно в период праздничных скидок. Руководствуясь этой идеей, привлеченная многолюдностью и надписью о 50% скидке я заглянула в один из павильонов сети «Глобал». И откопала для себя в куче вещей джинсики клеша всего за 200 руб., правда не ультрамодные, но какие удобные и дешевые.
Единственное, чем придется запастись потенциальным покупателям, так это терпением. Что ж, вступим в новый век с обновками. Как в других странах, где принято выкидывать старые вещи на свалку. В Таиланде, к примеру, дарят свою одежду океану, впитывая каждой клеточкой обнаженного тела энергию воды. Отдают и получают.
«Знаешь, я видел самую большую мусорку страны», - делился впечатлениями один мой знакомец, встретивший миллениум на Красной площади.
Московское, бледное утро осветило гору бутылочного стекла, на фоне которой нереально, по-инопланетянски выделялись лица наиболее стойких динозавров праздника, случившегося раз в сто. Нет! В тысячу лет.
В Москве чаще бывала набегами. Набегом оказался и мой последний недельный вояж, отличающийся от других лишь тем, что Москва взяла меня в плен, полонила, наполнила впечатлениями, вдохнула энергию и вдохновила на вышеизложенный рассказ. Где главный герой – праздник, у которого нет начала и нет конца. Стоп кадр вырванной страницы настроения.
Возможно, Москву надо изучать более медленно, углубленно, через лупу времени и денег. Но ритм этого города не позволяет остановиться. На бегу, наспех, поверхностно, с иллюзиями. Я слизала шоколад с эскимо, так и не попробовав на вкус белого мороженого. Предвкушение, разочарование, где важнее все-таки «до», ведь «до» подразумевает ожидание продолжения.