В то время, когда я писала ручкой в тетрадке в клеточку свои дневники (не путевые естественно, потому что путешествия у меня в то время были одинаковые «на деревню к дедушке»), а лирико-любовно-песенные, и родился нижеприведенный рассказ. Наивный, сахарно-сопливо-мармеладный. Его привезла мне мама со словами: «Перепечатай, может когда-нибудь из тебя вырастет что-нибудь…»
Что выросло, то выросло. А котят, щенят, малышей и песни под гитару я до сих пор люблю)))
Изя
«Вера, привет. Мне вобщем - то понравилась твоя книга. Но такой уж я - кентавр, что передаст ее тебе Влад. Ну, все, че говорить- то, а?»
Записку я нашла в книге, переданной мне Владиком, в «Маленьком принце». От Изи или Сережи. Но сам он считал себя, наверное, больше Изей.
Русо – длинноволосый, в уютной мягкой толстовке с капюшоном, с улыбкой подражанием Муми Троллю Лагутенко или своей фирменной изечкиной. Не знаю.
Познакомилась с ним, когда хит Илюшеньки иронично вещал по всем российским подворотням о неведомом маньяке. Изе нравились песенки Лагутенко и он исполнял их самодеятельно под гитару. Подстраивал один в один к голосу звезды, воспевая еще и девочку, которую предали. Чем не вечная тема? Бросили и предали - глаголы-синонимы с болью внутри.
«Мы в ответе за тех, кого приручили»,- цитировала я Изе гениальную фразу Экзюпери.
«Как, ты не читал «Маленького принца»? Не может быть!»
Схватила с полки книжку и начала читать, как мне казалась с выражением. А он слушал, мягко прижавшись к моему плечу, улыбаясь загадочно, по-лагутенковски.
Но это потом. А сначала Изя был не разделим для меня с Владиком. Две пары горящих глаз и я отогревалась в их удивительно теплой ауре. Друзья-товарищи, друзья-соседи, как выяснилось. Владик много читал и разгадывал кроссворды. Изя сочинял песни. Какие? Не помню. Исполнял редко, больше чужие. Не просто пел, а играл голосом, лицом, всей своей подвижной фигуркой. Музыкален до чертиков, прыгающих в его глазах. Пожалуй, самый музыкальный из друзей.
Я ему нравилась. Больше внешне конечно. Однажды он нарисовал карикатуру на меня. Этакая кудряво-лохматая баба-ежка: губки бантиком, глазки с ресничками. Современная баба-яга в расцвете лет. А так…я для него слишком стандартна, условна, так же как он для меня необычен.
…я сидела на острых коленках его друга по училищу - Олега, а Изя - человек-оркестр, как было сказано про какого-то телевизионного таланта, давал концерт на сурайкинской кухне. В руках гитара, а когда нет гитары банка с кофе-чаем, ложки, вилки, стаканы- все, что может быть музыкальным оформлением его голосу. Пел и подмигивал, улыбался, шокировал. Хорошо в мужицкой компании. Откуда я переняла это слово? Всех теперь называю мужиками. А им невдомек, что для меня как праздник. Они курят, матершинничают, пьют горько-кислую воду. Высказывают свои мысли так просто, без запретов. Гогочут и я с ними. А они думают, что нет. Хотя вру. Не знаю, и никогда не знала их мыслей о моей худенькой фигурке. Грелась их вниманием, как от нескольких печек, держалась за ручки.
«Так и хочется взять тебя на ручки. Ты такая пушистая, Верка», - как-то сказал Изя. А потом схватил и понес меня с кухни в комнату такую большую, как маленькую. Мне нравится, когда меня носят на руках, потому что ностальгией по детству попахивает, манной кашкой- любимым блюдом космонавтов, как правдиво уверяла моя всезнающая мама.
Не знаю, любил ли Изя в детстве эту кашу. Я ее терпеть не могла, как ненавижу все насильно навязываемое.
Вязать. Хорошее слово, сплетающееся в воображении косами длинного теплого свитера, настоящего, лыжного. Я не умею вязать, терпения не хватает, но вязаные вещи нравятся. Студеными зимними вечерами они удовлетворяют мою бескрайнюю тоску по лету. Главное, закутать в кокон горло на зло морозам.
А у Изи шарф в красно-черную клетку, с кистями, длинный, рыночный. Ох, симпатичный! Изя напоминал в нем Остапа Бендера. Хотя возможно книжный герой выглядел иначе, но вот представилось ярко, образно, как на картинке, иллюстрирующей книжку.
На шее шарф, на голове тогда уже лысой, капюшон от толстовки. Ближе к началу весны Изя побрился наголо.
Мне не досталась путевка в популярный среди бездомных студентов санаторий-профилакторий. Я же сытая домашней жизнью рвалась к свободе. Полететь птичкой невеличкой на встречу новым знакомым, да «обломилось». Слегка расстроенная, бежала вниз по улице, когда расстроюсь всегда бегу. А Изя шел на встречу. Пересеклись пути и побежали вместе. Правда, не соревнуясь, а нога в ногу. Бегали как-то и на перегонки. Он впереди, я чуть позади. Весело. А тогда просто шли, и он говорил: «Верунция, не расстраивайся. » Встретили мою рыжеволосую подружку хохотушку. Две вещи она делает так заразительно, как никто другой: смеется и танцует. Как стояли на перекрестке улиц, она рыжая, я русая, Изя лысый, так и остались там в моей памяти. Заботливо обогретые солнышком и напевающие зажигательную еврейскую мелодию «7-40», да еще притоптывающие ножками по талому мартовскому снегу. Кстати там они и познакомились – подружка с Изей. Сблизил нас троих смех вперемешку со снегом.
Хорошее настроение, как маленькое чудо, а Изя верил в чудеса: в гномов, друидов и прочую «нечисть», что селилась за рамками обыденности, а может и жила в самой ее сердцевинке, видимой лишь избранному глазу. Он мог в любую минуту независимо от времени, места и людей начать вещать на излюбленную тему. Он их видел или чувствовал, поэтому верил. А может, просто знал.
Есть такой психологический тест, проверяющий творческие возможности. Нужно нарисовать нереальное животное. Однажды я дала Изе ручку и листок. Он рисовал долго и тщательно, не в коей мере не давая усомниться в его творческом потенциале. Ему нравилось воплощать фантазию на бумаге. Солнышко в букашках заблудилось в цветочной траве.
«Это я лежу и смотрю на небо, » - объяснял Изя.
Одно время он заходил ко мне в гости, через стенку с моей комнатой у него живут родственники. Он пил у них чай, а потом шел ко мне, и мы вновь пили чай, болтая о чем-то вечном и пустом одновременно. Медуза наших разговоров затерялась щупальцами в той самой вечности, оставив на поверхности лишь голову без мыслей, ту самую пресловутую пустоту.
Странно, слова стираются из памяти. Но остаются эмоции, ощущение момента, осмысленное, озвученное настоящим.
Помню, как Изя размахивает руками, издавая дребезжащие звуки, посреди улицы, заставляя оборачиваться прохожих. Он изображает мясорубку. Мясорубка - домашнее задание. Тогда он учился в «Кульке» на актерском отделении. В тот период он стал рыжим, крашеным иранской хной в пакетиках. И почти не интересовался мной, потому что давно понял, что я стандартная, как все и стесняюсь его. Вдруг знакомые увидят или услышат звук той самой мясорубки. Тогда уже Изя стал «звездочкой» нашего города. У него появились малолетние поклонницы-пионерки.
В городе проходил конкурс очередной самодеятельности. Он вышел на сцену лысый, в темных очках, в удобно-капюшонистой толстовке. Гопник гопником. И вдруг красивым мощным голосом запел арию Трубадура из «Бременских музыкантов»- «Солнце взойдет. »Заворожил зал. После концерта раздавали призы, объявляли места. Изя затаился в своем капюшоне, ждал. Я тоже ждала. Но ничего. Ушла не дождавшись. А потом узнаю, что у него главный приз. Затем были еще концерты, ломано английские баллады, но больше всего запомнился его трубадур.
В определенный момент мы стали общаться реже и реже. Наше знакомство было односторонним, то есть полностью зависело от него. Тогда я почувствовала себя междометием, после которого сразу же шла запятая, знаменующая новый период в его многогранно-противоречивой жизни.
Вот и все. А че говорить то больше, вспоминать. Изя уехал в Москву, прислав записку, вложенную в «Маленького принца», в которой в каждом слове, где имелась буква «В», она была больше других букв.
Забыла сказать. Как-то в гости ко мне заезжала моя рыжеволосая подружка и вспомнила, что болтали они однажды за чаем с Изей ночь напролет. А утром он посмотрел на нее, как на пустое место и закрылся улиткой в свою раковину, дабы не расходовать зазря драгоценную энергию.
«Нельзя засиживаться в гостях, - считал наш друг, - иначе гости становятся пресными». А потом остается пустота. Вот так на пустоте размашисто расписываюсь я, храня в себе то ценное, что надо уходить, слегка не досидев. А уходя, гасите свет, может лампочка перегореть и придется вкручивать новую.
