Башка заболела под конец вахты. Будто навернули гвоздодером.
Боль оформилась в гнусную раскаленную сливу, засела чуть справа в затылке и медленно росла.
Коротал время до следующей командировки, раскидывал снег, колол дрова и поправил ветхий сарай.
Боль выросла с абрикос.
В бане, отхлеставшись веником, ощупал череп и осознал ужасную реальность. Это рак. Лежал голый на полке, и сквозь боль лезли мысли одна другой глупее и горше.
Вязкая тоска вынесла в поселок. Лёха, звякнув пакетом, с развязной фамильярностью затащил выпить. С отвычки обожгло нутро. Сразу накатили по второй, и притих ужас, съежился абрикос в черепе. «Вроде отпускает».
И тут Лёха стал нахваливать Путина за Крым. Злобно разругались. «Не нравится – вали!» – надсаживался Леха, схлопотав в ухо.
Собутыльник и водка оказались некачественными, и он мучительно проблевался у калитки. «Метастазы в желудке», сообразил безразлично.
В гараже влез на верстак. Красивым узлом привязал к балке украденный на работе репшнур.
Примерился.
Присел, насмешливо хмыкнув: «на дорожку». Тоска. И вокруг, и внутри всё не то, всё не то… Взгляд упал на пыльные лыжи и потеплел. «Бескиды», с металлическим наборным кантом. Как давно! Молодость, турклуб, веер вольных солнечных счастливых дорог. Гора Манарага, март-девяносто. Волчьи тундры, девяносто второй. Зрачки затуманились минувшим, уголки губ дрогнули в улыбке.
Мигнула и засияла старая мечта.
Он не рванет к врачу и не поедет на вахту. Он сядет в нужный поезд. Из тундры выйдет на паковый лед. И будет идти на Север. Будет бороться, пока жив.
В купе охнул, снимая рюкзак. Приветливый старичок участливо спросил. Он равнодушно поделился. Бойкий дедушка деловито захлопотал.
Осмотр занял минуту.
– Ваши подозрения пусты. Это, милостивый государь, синдром нижней косой мышцы. – Снайперски распахнул книгу, ткнул в иллюстрацию. – Вот она, милая. Снимем спазм, и голубушка перестанет давить на большой затылочный нерв и артерию. Я сейчас все подробно напишу. Крем с кетопрофеном… любой, у них состав однотипный. Обезболивающее. И шею, голову в тепле сберегайте!
Хохотнул жизнелюбиво:
– Гоните ипохондрию, голубчик! Через две недельки избудете боль абсолютно. Жизнь продолжается!
Потрясенный, он покорно повторил: «Жизнь продолжается».
Абрикос под черепом лопнул, выжег мечту. Будто гвоздодером навернули. Исчезла тонкая ниточка лыжни меж торосов, стих резкий скрип снега, растаял ковш Малой Медведицы. Безнадежно застучал в виски метроном: дом-работа-дом-работа-дом-работа-дом-ра-бо-та…
Насмешливо передразнил: «Жизнь продолжается». И жалко подытожил: «А судьба давно кончилась».
Стащил с полки рюкзак и вышел из вагона.
Состав мягко тронулся и покатился на Север, убыстряясь.