9 января
На этот раз – о крупицах дегтя в бочке меда, или какие неприятности со мной приключились за прошедший месяц.
Во-первых, как положено, Индия меня «прочистила». То бишь будучи в Агонде, спустя недели две после приезда, я наконец-то отравилась. Признаться, я этого «ритуала» от матушки-Индии заждалась. Ну положено человеку, ежели он не из «освобожденных», «просветленных» и в целом живой, хоть один денек провести между кроватью и туалетом. Ибо если уж здесь так чутка вселенная к желаниям и страхам, и если уж кармические должочки вылазят гораздо быстрее и ярче, логично, что чистка тела-сознания происходит здесь сама собой. В общем, положенные пару суток у меня были отняты на освобождение от накопившейся в Москве дряни.
За следующей неприятностью дело не стало. Там же в Агонде я подверглась нападению муравьев. Спасения от них нет, где бы ты ни жил – хоть в бетонном гестхаусе, хоть в прибрежной хатке из соломы. Они чуют вкусненькое и дружно прокладывают к нему свои муравьиные тропы, показывая сородичам, где халявная кормежка. А если пытаешься проявить могущество и стряхнуть всю эту набежавшую братию, она начинает кусаться. Так со мной и произошло, когда я обнаружила, что пакетик купленных накануне кешью кишит муравьями, и попыталась их оттуда смыть. Потревоженные муравьи переползли на меня и стали щипаться. Но я не сдавалась и продолжала бороться за кешью. А через полчаса все мое тело покрылось волдырями и дико зазудело. Поначалу я этому не придала значения. Но когда посреди ночи попыталась разлепить глаза, выяснилось, что это невозможно: они изрядно отекли. Еще через час впору было взывать «поднимите мне веки». В общем, тут я струхнула. Еще небось горло опухнет, а папа у меня не хирург и дырявить ножиком трахеи не привык. Накануне обнаружилось, что аптеки в Агонде не водится. Врачей тем более, да еще и в третьем часу ночи. Но страх сделал свое дело, и я отправилась в темноте искать хозяев нашего гестхауса и проситься в больницу, которую они предлагали мне раньше в качестве универсального средства от отравления. Однако полчаса брожений между хатками в попытке угадать, какую из них занимают хозяева, ни к чему не привели. И я, положившись на будь что будет, ушла спать. Видать, освобождать меня от материальной оболочки боженька был не намерен, и проснулась я там же, в Агонде. Мораль: не убий муравья, целее будешь.
Третья неприятность настигла меня уже в Арамболе, когда я вознамерилась сама приготовить себе чай. Чай имелся, а вот кипятить было нечем. И пошла я в ближайший «супермаркет» (этакую лавочку со всем жизненно необходимым отдыхающему в Гоа: от зубной щетки до соевого молока с шоколадным вкусом), где дедушка индус вручил мне проверенный им тут же кипятильник. Я ошпарилась и поспешно согласилась, что он и правда работает. Зато когда распаковала его у себя, как положено опустила в воду и воткнула в розетку, заработал он весьма нежелательным образом: шарахнул меня током. Окей, сказала я, будем наблюдать со стороны и не прикасаться к вам, ваше величество Кипятильник Мейд-ин-Чайна. Но ждала я тщетно. И через пять минут ни одного пузырика вода не испустила. Я в отчаянии пошла к соседу, который тут же обнаружил недопустимую трещину на ручке моего кипятильника. Меняй, сказал сосед, и провел мастер-класс по обращению с индийскими розетками. Оказывается, дабы не удариться током, надо сначала воткнуть вилку в розетку, а потом уже, отойдя на почтительное расстояние, одним пальцем ткнуть на включатель этой розетки. Ого, сказала я, и пошла менять свое чудо техники. Поворчав, мол, я же все проверял, мой дед поменял кипятильник. Наученная соседом, я проделала всю эту сложную процедуру его включения. И снова чай вскипать не желал. Наконец, поменяв кипятильник еще раз и снова ничего не добившись, я поняла, что дело во мне. Ибо кипятильник-то работает, только надо воткнуть вилку в розетку и крепко вжимать его туда, не отпуская. Только так есть контакт. Так что наплевала я на все меры предосторожности и делаю себе чай, не отходя от розетки.
И последнее вкрапление дегтя – индусы на скутерах. То ли в последние дни в Гоа понаехали барышни с чересчур вольными нравами, то ли у индусов начался брачный период, только теперь, если ловишь скутер и просишь подбросить, они мило тебя усаживают и начинают брачный танец. Как я поняла, надо делать лицо кирпичом и предупреждать, что ты замужем, и, собственно, к мужу едешь. Иначе начнутся просьбы «кисс ми» и прочие сальности. А еще лучше брать такси и тупо платить. Ну и вообще идеальный вариант – научиться-таки водить скутер.
10 января
Сегодня я подняла Женю в дикую для него рань – 8 утра. И мы пошли к Баньяну. Среди других баньянов Арамболя этот прославился тем, что под ним медитировали Битлз в славную пору своих хожений по Индии. Во всяком случае, среди белого населения Гоа водится такая байка.
Баньян этот растет в лесу, что за озером Свит Лейк. Ну а чтобы добраться до озера, нужно дойти до конца пляжа, где торчат из океана черные, омытые водой до гладкости камни. В России их назвали бы какими-нибудь «чертовыми пальцами», а в Индии приходит на ум образ шива-лингама. Этот вдающийся в море каменный кусочек берега облепили лавки торговцев всяческим угодным туристу барахлишком. И тут уж придется не раз выслушать «привееет? Как дила? Карашо?». Но в такую рань индусы еще не раскочегарились и только-только лениво открывают свои лавки.
Итак, огибаем озеро, полюбоваться на которое стоит отдельно. Всяческие букашки-таракашки с длинными тонкими ножками, снующие по его глади, скромные бутоны лотосов, испещренные неведомыми письменами кусочки древесной коры, опавшие листья – все это складывается в цельную картину, которая непрерывно меняется и от которой сложно оторвать взгляд.
Лес – следующее пространство для умиротворяющего наблюдения. Самые настоящие джунгли, не отличающиеся разноцветьем в это время года, но пышные, путанные, лианно-лиственные, необыкновенно сказочные. Наверняка сюда окунало Пушкина, когда он писал «там чудеса, там Леший бродит, русалка на ветвях сидит». Всю эту древнеязыческую народность глаз не видит, но почти утерянное нами чувство стихии улавливает. По дороге к баньяну растет еще одно удивительное дерево – этакая раскоряка, на которую тянет залезть и остаться жить. Не дерево, а мечта Гекльберри Финна.
Вот и подъем к Баньяну. Даже здесь девять часов – еще утро. Иссушенный мудростью лет и священным для шиваитов гашишем Баба в очках, укутавшись в синий плед, поет мантры. Молодой индус подметает площадку под деревом, посреди которой слабенько горит костер. Нам тут же расстилают соломенные циновки. Этот дом (или ашрам?) открыт для всех. Баба тут же спрашивает, живем ли мы в Арамболе и занимаемся ли йогой. Затем достает из потрепанной сумы не менее потрепанную книжку и показывает мне картинки с индусом, закрутившимся в немыслимую асану. «Эта асана рождает голод, — говорит мне Баба по-английски, «после нее будешь хорошо кушать».
Рядом с ним сидит совсем юный индус и играет на барабане. Полистав свою книгу йоговских судеб, Баба достает шахматы, и они начинают играть. Барабан попадает мне в руки, и я по наитию начинаю что-то настукивать.
Мне хочется расспросить Бабу про все на свете (ибо кто же он, как не всеведущий старец?), но отрывать его от шахмат нехорошо. Потом он отлучается куда-то, и у индусика я узнаю, что зовут Бабу Улеш, что живет он здесь, под баньяном, в теплый сезон. Потом уже сам Баба дорассказывает мне, что родом он из соседней деревушки, там у него семья, жена и две дочери, и там он проводит «небаньянные» полгода. И что приходить к баньяну он стал еще 15 лет назад, а вот так «зимовать» здесь – последние лет 5. Раньше он вел вполне обычную жизнь: продавал цветы, занимался йогой и делал людям массаж.
Тем временем народу под баньяном прибавляется. Баба заправляет чилум и пускает его по кругу. Принимаю я эту трубку мира прямо из его рук, и пропустить ход мне представляется кощунством. Чудо-курево бросает в жар, но почему-то выводит из медитативного состояния. Посидев еще сколько-то под легендарным деревом, мы с Женей отправляемся обратно. Нам делается совестно, что мы пришли с пустыми руками. В следующий раз нужно непременно захватить что-то съестное и сигареты. Их Баба спрашивал у всех пришедших, но все оказались как назло некурящими.
