Сегодня знаменательная дата для моего родного города – 75 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.
Я родилась в этом городе, и не могу не праздновать это событие. В моем детстве еще многие были живы из тех, кто выстоял, выдержал дни чудовищного беспрецедентного окружения города, когда люди совершали свой тихий подвиг. Помню, как приходили к нам в школу те, кого потом будут величать ветеранами войны, они скромно начинали разговор, как будто даже стесняясь того, что их позвали рассказать нам, детям мирного времени, о том, как было в их детстве и юности.
Я помню, как мы затихали, приходя к подруге, у которой в семье сохранился знаменитый метроном. Он отсчитывал секунды, минуты, отправляя нас по реке памяти в те голодные и тревожные дни. Одна из соседок в нашей населенной коммуналке была оттуда, из блокады, но она НИКОГДА не говорила об этом времени. Одинокая стареющая женщина с радостью принимала нас в своей комнате, поила чаем, а мы, несмышленые, не догадались расспросить ее. Так и ушла она из жизни в гордом молчании своего горя, которое не хотела грузить на тех, кто уже приехал сюда позже, после войны, и жил уже хотя и трудной, но все же мирной жизнью.
Я хорошо помню, как родители учили нас ценить хлеб, брать и съедать его до конца, потому что эта была наша маленькая дань тем детям, которые не дожили до наших дней. Во дворе, полном детей, мы проходили свою школу жизни, учась уважать старших, помогать младшим. И это эхо войны и блокады откликнулось в нас тревогой в дни Карибского кризиса, когда нашим папам (в доме жили офицеры) грозила реальная опасность. В доме стояла звенящая тишина, и мы убегали на улицу, чтобы хором громко петь «Куба, любовь моя!». Мы не знали, где была эта страна, мы понимали только то, что «враг будет разбит, победа будет за нами!».
Я помню, как мы ходили на Пискаревское кладбище и привели туда своих детей, как только они чуть-чуть подросли. Я помню, как вели розыски наши школьники, а мы читали изготовленные ими стенды про народное ополчение и «Невский пятачок». Словосочетание «Синявские болота», «Дорога жизни» и «Ораниенбаумский плацдарм» были знакомы мне с детства.
Мы понимали, каким ужасом стало для города уничтожение Бадаевских складов, мы знали о работающих театрах и кинотеатрах, о сандружинниках, о том, что ели жители города, как добывали воду. Все это нам говорили и в школе и дома. Глядя в окно на Неву, я пыталась представить, каково это в стужу идти за водой через весь город. Шепотом взрослые шушукались о том, что вот, говорят, что такая-то съела своего ребенка в блокаду, а мы не верили своим ушам, не понимая, как это было возможно.
Я помню небольшой, но потрясающий музей на железнодорожной станции Ладожское озеро. Моя выросшая дочь несколько лет назад подарила мне книгу Д.Гранина «Блокадная книга», и я была рада ее выбору подарка. Читала эту, в общем-то небольшую, книгу я долго, потому что не могла сдерживать слез от описываемых событий. Очень правдиво описываются чувства людей, потому что многое взято из реальных дневников инвалида-ученого и 12-летнего мальчика.
Я горжусь своим городом, потому что на мне, как и на сотнях других петербуржцев, лежит великая ответственность продолжать его культурные традиции, чтить память тех, кто не оставил, не бросил город на произвол. Мне кажется, что любой уважающий себя житель города обязан передать эту эстафету любви и уважения своим детям и внукам.
Однако нужно признать, что с тех пор многое изменилось, и мне было очень больно читать рассказ Максима Ершова (Ленинградцы мои, Вы не дети мне, нет...) о его нынешних впечатлениях о Петербурге. К сожалению, он прав, и культурная столица сегодня далека от той, которой она была раньше с внутренним достоинством и неприятием бескультурья. Вот и в этот святой для жителей города день, будучи в музее «Монумент героическим защитникам Ленинграда», я случайно услышала фразу одного ребенка, пришедшего сюда с бабушкой. Стоя перед витриной с 125 граммами блокадного хлеба, он, нисколько не смущаясь присутствия других, сказал: «Бабушка, я скоро умру не от голода, а от скуки».
Мне стало больно, что родители этого малыша не смогли воспитать в нем чувство сострадания, уважения, а главное памяти подвига соотечественников. Этот пробел взялась тут же восполнять его бабушка, а я тихо покинула помещение, думая, что народ можно развращать и так, стирая из памяти великие вехи истории, заставляя по-новому переосмысливать прошлое. Помнится, в детстве была очень поучительная сказка про веник, который нельзя сломать, если каждый прутик в нем прижат друг к другу.