На Аллее писателей в парке "Ривьера есть бюст Владимира Владимировича Маяковского.

Они в парке сделаны в одном стиле, небольшой бюст на высоком столпе.

Не все писатели из "Ривьеры" бывали в Сочи, а вот Владимир Владимирович побывал и позвала его сюда любовь.

Вероника Витольдовна Полонская (1908 — 1994) — советская актриса театра и кино. Последняя любовь и единственная свидетельница самоубийства Владимира Маяковского.

Впервые снялась в немом кино вместе с отцом, Витольдом Альфонсовичем Поло́нским (1879-1918) в 7-летнем возрасте, почувствовала магию камеры. Были у Вероники и другие детские роли.

В 1918 году Витольд Полонский подписал контракт с Голливудом и должен был выехать — вероятнее всего, безвозвратно — с женой и дочерью в США. Внезапная смерть Полонского 5 января 1919 года не дала этому переезду осуществиться. Судьба готовила Веронике встречу с Маяковским, даже таким жестоким образом.

Полонская стала последней любовной привязанностью Владимира Маяковского и осталась в истории также как женщина, находившаяся рядом с поэтом в последние часы и минуты его жизни. В пору их первой встречи 23 апреля 1929 года ей было 20, Маяковскому — 35.

Интересно, что другая пассия поэта, Лиля Брик, косвенным образом этому способствовала. В 1928 году она решила сама заняться творчеством, был создан фильм «Стеклянный глаз». Для ленты нужна была молодая актриса на роль роковой красавицы, вернее, пародии на роковую красавицу. Брик выбрала Нору.

После съёмок в картине «Стеклянный глаз» её пригласил на бега муж режиссёра этого фильма Лили Брик — Осип Максимович Брик. Там же был и поэт, в тот же день они встретились ещё раз у Валентина Катаева. Вскоре сблизились и стали встречаться почти каждый день.

Полонская была замужем за актёром Михаилом Яншиным, но не уходила из семьи, понимая, что роман с Маяковским в любой момент может прерваться.

Веронику по паспорту, родственники и знакомые звали Норой. Родители были поклонниками творчества Генрика Ибсена и хотели назвать дочку в честь героини пьесы «Кукольный дом». но это сейчас имена дают как родителям вздумается, а тогда следовали православным святцам.

Летом Нора с подружками собиралась летом 1929 года отдыхать в Сочи, и Маяковский запланировал там свои выступления. На курорт его пригласили с программой "Леф и Реф. Новое и старое. Стихи и вещи".

В Сочи Маяковский приезжал лишь однажды — в июле-августе 1929 года. Официальным поводом для визита на курорт стали гастроли, но по-настоящему в город у моря его привела последняя любовь к Веронике Полонской.

Выехал в Сочи на поезде 15 июля 1929 года, приехал видимо 17 июля 1929 года.

Заселился в гостиницу "Кавказская Ривьера", грандиозное и торжественное открытие которой состоялось в июне 1909 года.

Антрепренёр поэта Павел Ильич Лавут (1898-1979) так рассказывал об этом:

«Первый номер в гостинице «Ривьера» оказался Маяковскому «не по росту» – маленьким и скромным. Но он, как и везде, где останавливался, тотчас достал из чемодана складную каучуковую ванну и попросил у горничной горячей воды. Та всплеснула руками:

– Просто удивительно! Вздумали в номере купаться! Кругом море, а они баню устраивают!..

Маяковский вежливо уговаривал её:

– Не понимает девушка, что в море основательно помыться невозможно. Грязь может долипнуть ещё.

После процедуры он оделся особенно тщательно.

– Хочу выглядеть франтом. Недаром я мчался в Сочи. Еду к девушке».

У Маяковского было маниакальное стремление к чистоте. В феврале 1906 года от заражения крови умер его отец после того, как уколол палец иголкой, сшивая бумаги. С тех пор Маяковский терпеть не мог булавок и заколок, у него развилась бактериофобия.

Вероника Полонская вспоминала: «Был очень брезглив (боялся заразиться). Никогда не брался за перила, открывая двери, брался за ручку платком. Стаканы обычно рассматривал долго и протирал, пиво из кружек придумал пить, взявшись за ручку кружки левой рукой. Уверял, что так никто не пьет и поэтому ничьи губы не прикасались к тому месту, которое подносит ко рту он».

Но дама сердца еще не приехала и Маяковский после небольшого отдыха погрузился с головой в выступления.

Первое выступление 21 июля 1929 года состоялось в доме отдыха работников искусства (РАБИС).

Здесь поэт впервые публично прочитал «Стихи о советском паспорте». Написаны они были перед самой поездкой на юг. И посвящены грядущему обмену удостоверений личности на паспорта советского образца.

На следующий день, 22 июля 1929 года, состоялось выступление в летнем театре Сочи. Об этом кричали на каждом углу афиши: «Тема: Леф и Реф.II. Новое и старое. (Стихи и вещи). Я земной шар… Поиски носков. Клоп (1 часть). Нетте. Есенин. Письмо Горькому. Разная заграничность».

Маяковский встречей был доволен. Как вспоминал Лавут: «Люди сидят, стоят и висят (на заборе и на деревьях за забором). <…> Маяковский читал отрывки из первой части «Клопа». Ярко, в образах, исполнил он три картины, почти не повторяя имён действующих лиц».

24 июля 1929 года состоялось выступление в Хосте. Не удалось, снова слово Лавуту: «это было село, лишённое примитивного комфорта. Здесь не было даже настоящего клуба, – а был полутёмный сарай мест на 250. И в этом так называемом клубе сельсовета не набралось и половины зала. Маяковскому никогда не приходилось выступать в таких условиях. Он был явно не в духе».

Здесь он только читал стихи.

Но ничто на земле не проходит бесследно. После концерта он подарил букет Анель Судакевич, потом была поездка в Гагры "Восточный ресторанчик" для Владимира Маяковского.

Вернулись они из Гагр ночью и тут произошёл эпизод, который чуть не послужил основанием для разрыва любовных отношений.

Текст жалобы Маяковского в гостиницу "Ривьера": «Вчера, 26 июля, я возвратился из Гагры с лекции в 2 часа ночи. Стучал до 3-х часов настолько громко, что приехал конный милиционер от моста, а также проснулись едва ли не все жильцы, кроме служебного персонала и администрации. Милиционер и я влезли через балкон чужого номера и продолжали поиски по гостинице. Ни во дворе, ни в гостинице не было ни одного человека, следящего за порядком. Можно было свободно что угодно взломать и вынести из гостиницы. После долгих поисков, наконец, был найден один спящий служащий, открывший дверь в номер. На моё заявление утром швейцаром было заявлено, что после 12 часов ночи они открывать не обязаны, т.к. эта работа не оплачивается. На моё обращение к заведующему гостиницей зав. мне сообщил, что выходить мне после часу незачем, а если я выйду, то никто мне открывать не обязан, и если я хочу выходить позднее, то меня удалят из гостиницы. Считаю более правильным удаление ретивого зава и продолжение им работы на каком-нибудь другом поприще, менее связанном с подвижной деятельностью, напр. в качестве кладбищенского сторожа.

Вл. Маяковский. 27/VII».

Работники гостиницы отомстили Маяковскому по своему.

Обратимся к дневникам Вероники Полонской «Воспоминания о В. Маяковском» 1938 года:

"Весной (как было условлено с Яншиным) я поехала в Казань, а Владимир Владимирович должен был быть в Сочи, там у него был ряд диспутов. Потом Яншин отправился на дачу к родным, а я поехала в Хосту с приятельницами из Художественного театра.

С Владимиром Владимировичем из Казани я не переписывалась, но было заранее решено, что я приеду в Хосту и дам ему телеграмму на Ривьеру.

Я без него очень тосковала всё время и уговорила своих друзей по дороге остановиться в Сочи на несколько часов. Зашла на Ривьеру. Портье сказал, что Маяковский в гостинице не живёт.

Грустная, я уехала в Хосту и там узнала, что Маяковский из Сочи приезжал сюда на выступления и даже подарил какой-то девушке букет роз, которые ему поднесли на диспуте. Я была очень расстроена, решила, что он меня совсем забыл, но на всякий случай послала в Сочи телеграмму: "Живу Хоста Нора".

Прошло несколько дней.

Я сидела на пляже с моими приятельницами по театру.

Вдруг я увидела на фоне моря и яркого солнца огромную фигуру в шляпе, надвинутой на глаза, с неизменной палкой в одной руке и громадным крабом — в другой, краба он нашёл тут же, на пляже.

Увидев меня, Владимир Владимирович, не обращая внимания на наше бескостюмье, уверенно направился ко мне.

И я поняла по его виду, что он меня не забыл, что счастлив меня видеть".

27 июля 1929 года Маяковский выступил в санатории «Светлана». После чего отправился в Хосту, что стыкуется с воспоминаниями Поклонской:

"Потом мы гуляли с ним, уже вдвоём, в Самшитовой роще, лазали по каким-то оврагам и ручьям.

Время было уже позднее. Владимир Владимирович опоздал на поезд, а ночевать у меня было негде, так как я жила с подругами Ниной Михайловской и Ириной Кокошкиной.

Он купил шоколад, как он говорил, чтобы "подлизаться к приятельницам из Большого театра" (были там еще артистки из Большого театра), чтобы его пустили переночевать.

С тем мы и расстались. Я пошла к себе в комнату. Мы уже ложились спать, как вдруг в окне показалась голова Маяковского, очень мрачного. Он заявил, что балерины, очевидно, обиделись на то, что он проводил не с ними время, и не пустили его.

Тогда я с приятельницей Кокошкиной пошли его провожать, сидели в кабачке на шоссе, пили вино и довольно безнадежно ждали случайной машины.

Маяковский помрачнел, по обыкновению обрывал ярлычок с бутылки. И мне было очень досадно, что такой большой человек до такой степени нервничает, в сущности, из-за ерунды. Мы сказали Владимиру Владимировичу, что не бросим его, предложили гулять до первого поезда, но эта перспектива так его пугала, повергала в такое уныние и отчаяние, что возникло впечатление, что он вот-вот разревётся.

По счастию, на дороге появилась машина, и Маяковский уговорил шофера довезти его до Сочи.

Он сразу повеселел, пошёл меня провожать домой, и мы сидели часа два в саду, причём был риск, что шофёр уедет, отчаянные гудки настойчиво звали Маяковского к машине, но Владимир Владимирович уже не боялся остаться без ночлега, был очень весёлый, оживлённый. Вообще у него перемены настроения были совершенно неожиданны.

Потом Поклонская приехала в Сочи к Маяковскому.

28 июля 1929 года – выступление в клубе ГПУ (перед пограничниками). Нравилось ему выступать перед военными.Может это напоминало ему как 3 марта 1917 года Маяковский возглавил отряд из семи солдат, который арестовал командира Учебной автомобильной школы генерала П. И. Секретева. Незадолго до этого, 31 января 1917 года, Маяковский получил из рук Секретева серебряную медаль «За усердие».

Через неделю новочеркасская газета «За мир и труд» дала такой отчёт:

«Тяжёлой поступью выходит Маяковский на середину и, улыбаясь, ждёт, когда гул приветствий уляжется. После короткой вступительной речи о революционной поэзии Маяковский, как топором, стал рубить слова боевого «Левого марша». В его читке марш приобретал большую силу, большим энтузиазмом охватывал бойцов. Голос Маяковского необычайно чёток, и всё, что он читал, легко воспринималось бойцами… Наиболее запечатлевшиеся стихи – «Левый марш» и отрывки из «Хорошо!» Бойцы остались довольны боевым содержанием стихов. «Слова-то у него действуют не хуже пуль. Любого врага скорчит от его разрывного слова», – поговаривали бойцы. Прощаясь, тов. Маяковский дал обещание приехать ещё раз, чтобы почитать и побеседовать побольше…».

Вероника Полонская писала в своих воспоминаниях: «Я много бывала с Маяковским на его выступлениях в Сочи и помню, как он замечательно читал перед красноармейской аудиторией. Владимир Владимирович волновался и спрашивал меня, хорошо ли его слушали? Доходили ли до красноармейцев его произведения или нет и т. д.».

Вечером того же дня, 28 июля 1929 года, выступление в Мацесте, в санатории № 7, который был построен в 1929 году.

Из воспоминаний Лавута: «Он очутился на плоской крыше высокого санаторного корпуса – это был местный курзал. Непривычно было выступать в таких условиях: над тобой – полная Луна, внизу – море, кругом – народ!.. Несколько минут поэт осваивался. Потом привык и читал <…> с особенным увлечением»

Бурный был денёк.

2 августа 1929 года Маяковский отправился из Сочи в Ялту, Вероника с ним ехать отказалась, боясь, что слухи дойдут до её мужа

Слово Поклонской: "Он проводил меня на поезд в Хосту, а сам через несколько часов уехал в Ялту на пароходе. Мы уговорились, что я приеду в Ялту пароходом 5-6 августа. Но я заболела и не смогла приехать".

Слово Лавуту: «Вероника Полонская обещала быть в Ялте следом, дня через два-три. А ее все не было. Маяковский нервничал. Послал молнию. Ответа нет. Затем другую, третью – тоже без ответа. По нескольку раз в день он наведывался на пристань, наводил справки, встречал все прибывавшие пароходы. Приходил на мол и тогда, когда никакие суда не ожидались…»

Но это уже другая история, не связанная с Сочи.

Хотя в жизни история продолжалась, закончившись трагедией.

В 1990 году Поклонская вспоминала, что в то утро (день смерти Маяковского — 14 апреля 1930 года) поэт заехал за ней в восемь часов, потому что в 10:30 у неё в театре была назначена репетиция с Немировичем-Данченко.

"Я не могла опоздать, это злило Владимира Владимировича. Он запер двери, спрятал ключ в карман, стал требовать, чтобы я не ходила в театр, и вообще ушла оттуда. Плакал… Я спросила, не проводит ли он меня. «Нет»,— сказал он, но обещал позвонить. И ещё спросил, есть ли у меня деньги на такси. Денег у меня не было, он дал двадцать рублей… Я успела дойти до парадной двери и услышала выстрел. Заметалась, боялась вернуться. Потом вошла и увидела ещё не рассеявшийся дым от выстрела. На груди Маяковского было небольшое кровавое пятно. Я бросилась к нему, я повторяла: «Что вы сделали?…» Он пытался приподнять голову. Потом голова упала, и он стал страшно бледнеть… Появились люди, мне кто-то сказал: «Бегите, встречайте карету „Скорой помощи“»… Выбежала, встретила. Вернулась, а на лестнице мне кто-то говорит: «Поздно. Умер…»