Как странно порой бывает. Владимир Владимирович Маяковский пробыл в Гаграх лишь несколько часов, но тем не менее его имя упомянуто на табличке в ресторане "Гагрипш".

А ведь сколько там гостей побывало-перебывало. Не сосчитать...

Приехал в Гагры Маяковский из Сочи. Произошло это 26 июля 1929 года.

Интересно сравнивать воспоминания различных людей об одном и том же. Про эту поездку в Гагры я нашёл, как минимум воспоминания трёх людей. Да и фотографии в пути сохранились.

Начнём с женских эмоциональных воспоминаний.

Анель Алексеевна Судакевич (настоящее имя — Анна; 1906 — 2002, Москва) — советская актриса, художник по костюмам. Заслуженный художник РСФСР (1969).

С 1925 года по 1927 год Анель училась актёрскому мастерству в студии Юрия Завадского. Одновременно она снималась в кино. Карьера в кино Анель Судакевич сложилась удачно, Образ молодой актрисы был настолько необычным и настолько ярким, что со всех концов страны к ней шли тысячи писем взволнованных поклонников.

Кокошник, в котором Анель Судакевич снималась в фильме «Победа женщины», был подарен американской актрисе Мэри Пикфорд в 1927 году, когда актриса прибыла на съёмочную площадку в сопровождении Дугласа Фэрбенкса во время съёмок фильма «Поцелуй Мэри Пикфорд».

В Сочи Анель от дыхала со своей сестрой-студенткой Софьей.

Молва приписывала Анель роман с Маяковским, но в своих воспоминаниях она эту версию не поддерживала:

"– И впрямь молва приписывает. На самом деле, как говорится, между нами ничего особенного не было. Да, Владимир Владимирович обращал внимание на красивых девушек, и девушки не могли пройти равнодушно мимо этого высокого, по-своему красивого, остроумного человека. Познакомились мы в Хосте, куда я приехала вместе с сестрой Софьей летом 1929 года и поселилась в санатории, где уже отдыхали балерины Большого театра. Маяковский заходил ко мне, приглашал покататься на лодке. Я не отказывалась, хотя рядом находилась его любовь – Вероника Полонская. Кроме того, поговаривали, что у него был серьезный роман с балериной Ильюшенко.

А в мою жизнь именно в то время входил юный красавец-танцовщик Асаф Мессерер, общий любимец женщин. Между нами вспыхнуло совершенно непреодолимое чувство. Такое было тяготение друг к другу, что расстаться мы не могли, и, даже когда сестра запирала на ночь двери, я вылезала на свидание в окно. В 1933 году у нас родился сын Борис.

Асаф Михайлович Мессерер (Мешойрер; 1903-1992) — советский и российский артист балета, балетмейстер, хореограф, публицист.

Лауреат двух Сталинских премий (1941, 1947). Народный артист СССР (1976).

Саша Царман снимает нас. Мы, меряясь ростом с Владимиром Владимировичем, долго стоим на солнцепеке, ожидая пока щелкнет затвор аппарата…

Александр Александрович Царман (настоящая фамилия Заарман, 1873—1939) — русский и советский артист театра и балета, балетмейстер, композитор и педагог. Был любителем-фотографом и сделал несколько фотоснимков Маяковского.

В один из следующих дней поэт заезжает за нами из Сочи по дороге в Гагры и везет на свой концерт.

Он слегка сосредоточен, но юмор и розыгрыши присутствуют и в этом нашем путешествии. Он покупает целую пачку открыток с моими фотографиями (они продавались в фотосерии артистов кино) и многозначительно и торжественно преподносит их прохожим. По дороге останавливает машину и дарит мои фотографии встречному пастуху. В машине Маяковский, Асаф Мессерер, моя сестра-студентка и я. Владимир Владимирович острит, сравнивая наши глаза – мои и сестры. Ведь я уже снимаюсь в кино, слегка гримируюсь и чувствую себя немножко «звездой». Владимир Владимирович шутит: «У вас глаза в мировом масштабе, у Софочки – в советском, поэтому она мне больше нравится». В компенсацию за обиду дарит мне свою книжку с надписью «Анеличке».

Вечером в Гаграх, как всегда входя в необычайно тесный контакт со зрителями, остря и пререкаясь, он затевает с кем-то, недовольным программой концерта, конфликт. Тот бурчит: «Я деньги за билеты платил, могу выражать свои желания». Владимир Владимирович начинает выворачивать карманы своих брюк и, вытаскивая смятые деньги, протягивает их через рампу.

«Недовольный» тянется за деньгами. Взволнованный Лавут – организатор концертов Маяковского – улаживает ситуацию.

Павел Ильич Лавут (1898-1979) — советский актёр и концертный администратор, литератор-мемуарист.

В начале 1920-х годов работал актёром, затем концертным администратором, организатором гастрольных поездок, в том числе турне В. В. Маяковского по стране (1926—1930). Сохранилось несколько доверенностей и телеграмм В. В. Маяковского П. И. Лавуту по вопросам, касающимся организации этих поездок; упоминается им в поэме «Хорошо!»:

Мне
рассказывал
тихий еврей,
Павел Ильич Лавут:

В своей книге ""Маяковский едет по Союзу" он рассказывал про поездку Маяковского в Гагры:

"Не повезло и в Гаграх: дождь отпугнул и без того туго раскачивающуюся публику.

Владимир Владимирович приехал из Сочи с артистами Анелью Судакевич и Асафом Мессерером. Долго обсуждали: быть или не быть вечеру — ведь кинотеатр открытый. И только перед самым началом дождь прекратился, и «кворум» набрался.

Когда я был в 2012 году в Гагре, то летний Кинотеатр не работал Гагра. Разруха. В Приморском парке кина нет, но может будет.

Сейчас хотят возродить его, не знаю что из этого выйдет.

Рядом, в киоске, продавались фотографии артистов. Маяковский закупил все открытки киноактрисы Анели Судакевич, и мы с любопытством наблюдали, как он, стоя у кассы, премировал ими тех, кто покупал билет на его вечер. Вслед за этой шуткой последовала другая. Он встал у входа и с озорством обрывал билеты.

Когда он, наконец, взобрался на эстраду, из публики раздался голос:

— Довольно дурака валять! Пора начинать! Деньги брали, а толку не видно!

— Кто хочет уходить, не задерживаю! Получите три рубля и не мешайте. Передайте ему, — он достал деньги и протянул в публику. — Пусть кассирша не волнуется, я из своего кармана. Что же вы испугались? Получайте! — не отставал Маяковский.

Человек, к которому он обращался, подошел к эстраде. Публика зашевелилась. Кто-то крикнул:

— Самый дорогой билет стоит полтора, а он сидит за полтинник.

— Пусть знает мою доброту и запомнит, что на Маяковском никогда не прогадаешь, а можешь только заработать!

Тот, кто получил три рубля, хотел было уже остаться, но публика смотрела на него так, что он вынужден был покинуть зал.

Любопытная деталь. За соседним столиком «Восточного ресторанчика», куда мы перекочевали после вечера, сидел тот самый бузотер. Надо полагать, что он все же прошмыгнул в зал. Теперь, после вечера, на трешку Маяковского он приготовился «кутить». В его адрес полетели шутки, уколы, насмешки. Это оживило нашу и без того оживленную компанию.

Этот "Восточный ресторанчик" — и есть "Гагрипш".

Предоставим слово третьему участнику этой поездки — Асафу Михайловичу Мессереру. Ряд моментов повторяется.

В воспоминаниях выдающегося танцовщика и педагога классического танца, народного артиста СССР А. М. Мессерера "Танец. Мысль. Время" рассказывается о почти семидесятилетнем пути в искусстве.

Глава восьмая "Мои юношеские хождения по кафе поэтов. Мимолетные встречи с В. В. Маяковским. Его приезд в Хосту. Встреча с Семеном Кирсановым и Николаем Асеевым на отдыхе в Теберде" посвящена помимо всего прочего о совместной поездке в Гагры.

"Прощаясь, Маяковский предложил нам с Анель Алексеевной Судакевич поехать с ним на следующий день в Гагры, на концерт. Мы, конечно, согласились.

Назавтра он заехал за нами на большой открытой машине. Как мне показалось, Маяковский сделался менее скован и закрыт. Он купил в Сочи пачку фотографий Судакевич. В годы немого кино она была очень популярна. По дороге нам встречались грузовики, в которых ехали комсомольцы. Они узнавали поэта, кричали ему: "А, Маяковский!" Он останавливал машину, выходил и всем раздавал фотографии Анель Алексеевны. Потом мы следовали дальше, снова Маяковскому кто-то встречался, просил автограф, и снова он вручал фото кинозвезды.

В Гагры мы приехали задолго до концерта. Он был назначен под открытым небом. Помню какую-то эстраду, перед ней стояли длинные скамьи. А чуть в стороне располагался ресторан с балконами, в типично грузинском духе. И эти балконы выходили на эстраду. Маяковский предложил нам зайти в ресторан, выпить чаю с коньяком. Ну, думаю, это он для подкрепления, на стакан чая — для аромата — ложечку коньяку. С официантом Маяковский заговорил по-грузински, и тот сразу повеселел, пообещав достать замечательного коньяку. Коньяк действительно вскоре явился на стол. И Маяковский пил так: делал глоток чая, выпивая сразу полстакана, а потом доливал стакан коньяком и снова делал глоток. Мы же налили по чайной ложечке. Так что весь замечательный коньяк Маяковский выпил один.

Вот тут у меня закралась мысль, что "Гагрипш" расположен не рядом с Летним кинотеатром. Надо будет поискать информацию о летней площадке рядом с рестораном.

Потом начался концерт. Народу собралось много, около тысячи человек. На эстраде стоял небольшой стол, на столе — бутылка боржоми. Маяковский вышел и сел на стул, перемахнув ногой через спинку. Публика сразу засмеялась. Потом он вынул из бокового кармана уже знакомый мне металлический стаканчик и стал вытирать его носовым платком. Кто-то крикнул: "Товарищ Маяковский, а ведь носовым платком негигиенично вытирать стакан!" Маяковский, не взглянув на этого человека и продолжая трудиться над стаканом, ответил: "Вашим — негигиенично, а моим — гигиенично!" Раздался взрыв хохота. Маяковский налил себе боржоми и выпил. И снова кто-то крикнул: "А какая разница между вами и Пушкиным?" "Прочтите — узнаете!" — был ответ. Вдруг к его ногам упала роза. Он взглянул на нее и не поднял. Тогда с ресторанного балкона раздался тонкий старушечий голос: "Товарищ Маяковский, это я вам кинула!" Он поднял глаза. "Ах, вы — тогда другое дело!" Поднял розу и положил перед собой на стол. И снова ему крикнули из зала: "Вот вы были у нас в Саратове, товарищ Маяковский, а ведь рабочий класс ваши стихи не понимает!"

Про то как встречали Маяковского в Саратове я рассказывал в материале Литературный Саратов. Маяковский.

Маяковский спросил: "Это кто же рабочий класс, вы?" — "Нет, не я, а рабочий класс! Вас даже тухлыми яйцами закидали!" "Тухлыми яйцами — не помню. А вот солеными огурцами — помню", — ответил Маяковский.

И такая перепалка шла почти все время, пока Маяковский не начал читать стихи.

В тот вечер он читал много, щедро, читал великолепно, и они вдруг дошли до меня, пронзили, стали моими на всю жизнь, гладиаторские стихи Маяковского...

Успех нарастал, но среди публики сидел какой-то нахал, который все время мешал поэту, выкрикивая: "Плохие стихи!" Маяковский рассердился: "Вот что, вы мне надоели! Вам не нравится, уходите!" Нахал развязно отвечал, что купил билет и может сидеть сколько угодно. Маяковский сказал: "Я вам отдам деньги, давайте мне ваш билет!" Тот поднялся, отдал Маяковскому билет и получил с него деньги. "Ну, кто еще? Подходи! — обратился Маяковский к остальным. — Каждому буду отдавать, кому не нравится!" Но, конечно, никто больше не подошел. А главное — не ушел и тот человечек. Маяковский крикнул ему: "Нет, уходи вон!" Но тот упорствовал и сидел. "Тогда я не буду больше читать!" — заявил Маяковский. Тут поднялся шум, десятки рук подняли этого типа и выкинули его вон.

Концерт продолжался, и, помню, я всем существом ощутил, какая это воловья работа — поэт Маяковский! В этот вечер он завоевал даже тех, кто не понимал и не принимал его стихов. Но чего ему это стоило!

Несколько часов в городе, а сколько воспоминаний...