Ехать специально в Терезин я не собиралась, но любопытство, всё же, пересилило. Есть такие места на земле, что вызывают содрогание до сих пор. Так было в Пномпене, где не все хотели посетить Поля смерти или тюрьму, бережно сохраняемые камбоджийцами в память о трагедии геноцида.

Казалось бы, ничто не предвещало печальной судьбы Терезину, обязанного своим рождением австрийскому императору Иосифу II. Он оставил выразительный след в чешской истории тем, что повелел в долине реки Огрже построить в память о своей матери, австрийской императрице Марии Терезии, крепость ее имени – Терезин, в немецкой транскрипции Терезиенштадт.

Строительство было начато в 1780 году и продолжалось 10 лет. Но не только памятью о матери руководствовался Иосиф. Крепость должна была стать северным форпостом Австрии на пути возможной интервенции воинствующей Пруссии. Когда разразилась австро-прусская война в 60-х годах 19 века крепость тоже не осталась в стороне, исполнив отведенную ей роль в театре военных действий.

Начало тюремной страницы в жизни крепости было положено в 1882 году, когда ее крепкие стены стали надежно укрывать преступников разных мастей, в основном политических заключенных и военнопленных. Самым известным заключенным крепости Терезин стал Гаврило Принцип, тот самый 19-летний сербский террорист, что своим выстрелом в июне 1914 года в австрийского наследника Франца Фердинанда положил начало первой мировой войне и перекраиванию карты Европы.

Его, считавшегося по австрийским законам несовершеннолетним, приговорили к 20 годам тюремного заключения и отправили в Терезин, где он умер спустя четыре года от чахотки. В тот же год Чехия стала независимым государством, освободившись от многовекового австрийского владычества.
Конфигурация крепости наложила свой отпечаток на облик Терезина, втиснутого в рамки крепостных стен, что отчетливо видно на плане города.

Не имея средневековых корней, он производит странное, если не сказать больше, — безрадостное впечатление. Обшарпанные, невысокие дома, зачастую почти без окон,
мрачные улицы...

и главная площадь, названная в честь чешской Армии, сохранили аскетично военизированный оттенок.

Даже памятник Яну Гусу не смог улучшить это восприятие.

Я ходила по улицам, не понимая, в какой стране нахожусь. Странное ощущение нависшей тревоги и безысходности внезапно овладело мною. Неожиданно раздавшийся голос, разорвавший тишину, заставил даже вздрогнуть. Голос раздавался из невидимого рупора, эхом уносясь в даль, на другие улицы. Что вещал он, даже не пыталась понять, настолько сам факт этого потряс и взволновал меня. Словно оказалась в каких-то давних незнакомых мне временах, подобно персонажам фильма «Зеркало для героя», без возможности вернуться назад.

К счастью, у меня такая возможность была в отличие от 152 тысяч человек, свезённых в годы второй мировой войны со всей Европы в Терезин, превращенный в пересылочный лагерь, образцово-показательное еврейское гетто, откуда был только один путь – в Освенцим и другие лагеря смерти.

«Необычным было почти полное равнодушие комендатуры к тому, что происходило в лагере, – только бы не нарушались установленные правила. Нарушитель мог считать себя покойником, а в остальном царила относительная свобода...» — вспоминают оставшиеся в живых. Правила жесткие. Медикаменты и табак запрещались, нарушителей запрета ждало наказание от тяжелых работ до смерти. В свидетельских показаниях бывших узников лагеря часто встречается: «…был забит надсмотрщиком на месте за то, что подобрал окурок», «эсэсовец увидел у Йозефа окурок и застрелил его».

Несмотря на всевозможные запреты, его обитатели, внутренне сопротивляясь и отказываясь признавать очевидное, ценили каждое прожитое мгновение, изо всех сил создавали иллюзию нормальной жизни, что могла оборваться в любой момент.

Здесь учили детей без учебников, делали операции без операционных, ставили спектакли и играли Моцарта. Количество талантливых людей превышало критическую массу. Парадокс, но вопреки всему Терезин стал крупнейшим центром европейской культуры. Нечто подобное происходило на Соловках или где-нибудь на Колыме, там тоже собрали цвет культурной и интеллектуальной элиты усмирённой и запуганной России...

Терезин печально прославился не только числом погибших в нем евреев, но и гротескным спектаклем, срежиссированным рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. В 1943 году он под давлением Международного Красного креста, тщательно подготовившись, допустил в Терезин международную комиссию: двоих датчан и швейцарца.

Наблюдатели пробыли в гетто, переименованном по этому случаю в Еврейский поселок, всего шесть часов. Но этого времени комиссии хватило, чтобы написать в заключении: Терезин не является пересылочной станцией для эшелонов смерти, а евреи находятся здесь на постоянном месте жительства и живут нормальной жизнью.

Что они увидели… Школу, в которой никогда не учили. Наспех возведенную детскую площадку. Банк, выдающий клиентам бесценные деньги. По такому случаю выпустили 100-кронную купюру с изображением старца Моисея, державшего в руках табличку с десятью известными заповедями... в том числе, «не убий»…

Комиссия столкнулась и со стайкой молодых девушек, напевавших по дороге на работу веселую песенку. Тем временем заключенные, которых комиссии не показали, претворяя в жизнь лозунг, висевший на воротах каземата: «Труд делает свободным», занимались расщеплением слюды, изготовлением гробов и раскрашиванием военной формы в защитные цвета для восточного фронта.

В отличие от мнимого капитала в терезинском банке товары в магазинах, открытых по такому случаю, были вполне осязаемы. Там выставили имущество, конфискованное у тех же заключенных. Завершали иллюзию музыкальный салон в парке, библиотека, кафе и молитвенный дом, где жители города-ада под страхом смерти исполняли заученные роли.
Ад просуществовал в Терезине четыре года до мая 1945 года, принесшего, однако, избавление не всем обитателям гетто, что остались к этому времени в живых. Перед самым концом войны сюда свезли больных из разных концлагерей. В городе вспыхнула эпидемия сыпного тифа, продолжавшаяся год и унесшая еще более полутора тысяч жизней. Поэтому последние узники покинули Терезин только в ноябре 45-го.
…
Пока я бродила почти по безлюдным улицам, ощущение тревоги не покидало меня. Гнетущее впечатление довершило невесть откуда взявшееся странное творение канареечного цвета, смахивающее на карт, с небольшим, чернеющим то ли гробиком, то ли сундуком, со знакомыми по фильмам очертаниями немецкого креста на боку...Это стало завершающей точкой. Я вконец онемела и поплелась к автобусу...

В Терезин нужно ехать с особым настроением, не надеясь на встречу с красивыми местами или готической стариной, а с сознанием того, что печаль до сих пор не отпускает старую крепость и продолжает витать над городом.

Послесловие: Из 152 тысяч заключенных, прошедших через Терезин, 87 тысяч были отправлены в Освенцим и другие лагеря уничтожения. Еще 34 тысячи умерли от голода и болезней. Выжили 30 тысяч. Из 15 тысяч детей и подростков до освобождения дожили всего 92.