Как, однако, всё одно к одному. Провайдер, у которого на площадке находился сервер, где лежали все мои картинки для ЖЖ, похоже, не заплатил каких-то денег своему партнёру, более крупному провайдеру, и этот второй провайдер сервер выключил и арестовал. Очень удобно, особенно учитывая, что у меня нет бекапа. Что же мне так везёт?
Единственное, что позволяет сохранить веру в людей - это френды. У меня френды, такие френды, я больше скажу - ими орехи колоть можно. Косяк стальной двери орех расколол, но не спас меня (пора открывать еженедельную рубрику "Ореховые новости"). Орех раскололся, рассыпался, а достать из него всё равно ничего невозможно - он и внутри такой же каменный. Но вот что меня особенно порадовало - этот орех, он, оказывается, не грецкий, а маньчжурский. Нет, вы только вдумайтесь - маньчжурский. Свинский это орех, а не маньчжурский, я вам говорю, какая разница, какой он, когда его съесть невозможно.
Давайте уже, наконец, спорить о вкусе устриц с теми, кто их ел, как призывал Жванецкий. Спор лингвистов с поварами пока неумолимо заканчивается победой последних. С нокаутом. Я вот, например, упорно называю цветущее весной белое дерево - "сакура". Почему же сакура? Откуда в русском языке взялось это слово? Почему я не называю её вишня? Грамотно, вроде, говорить вишня, но: различие неумолимо маячит перед глазами. Подмосковная вишня в садах мельче деревом и крупнее плодами, цветёт меньше, зато родит больше. Кулинарное использование вообще не сравнить - разница во вкусе между русским вишнёвым вареньем и японскими солёными маринованными листами сакуры - небо и земля. Только вот беда - японские садоводы интересуется далеко не только той сакурой, которую сажают для украшения вдоль дорог, и различают более 400 видов разной сакуры. И не на всех видах вырастает много цветов и несколько мелких ягодок, жутко горьких, модели кожа и кости; в японских садах растёт плодовая сакура с сочными светлыми ягодами, совсем как родная черешня. Разница между одной сакурой и другой - опять небо и земля, но и то и другое для японца «сакура». А крупная красная экспортная черешня из США в супермаркетах - вовсе не сакура, а загадочная заграничная "чери", японцы так её и называют. Абсолютно то же самое разделение, что в русском языке.
Японская слива, "умэ", знакома в русском языке меньше, а разница во вкусе плодов - больше. Плоды сливы тут не едят просто так, а опять же маринуют и солят, кладут в рис, гонят самогон "умэсю", дешёвый напиток уровня бормотухи для японца, с гордым названием "сливовое вино" в русской литературе. В английском языке переводят "умэ" не как сливу, а как японский абрикос. Слива, абрикос - сорта одного дерева, название роли не играет, ведь и то и другое в конечном итоге оказывается на японском столе в таком виде, который вам и не придёт в голову сравнить ни с нашей сладкой сливой, ни с абрикосом.
Итого: японец пьёт умэсю 
под сакурой, русский в то же самое время сидит с бутылкой сливовки под вишней, но бутылка одна на двоих, как и дерево.
Говорят, грибы вообще в каждой стране разные, тут вопросов нет. А животные? Биологи лингвистам пока проигрывают. Японская ворона, прячущаяся в ветвях сакуры, отличается от русской вороны и размером, и цветом. Наверняка и вкусом. Но мы ворон не едим и оттого готовы согласиться, что ворона и в Африке ворона.
Однажды я читал в одном переводном детективе, как инспектор Пуаро выдавливал сок "пампелмуса". Правильно, не грейпфрутовый же сок ему пить на берегу Женевского озера. Только вот с икрой у нас с японцами коллизия вышла. Красная икра и по-японски - "икура". Каждый из нас считает это слово своим. Но, увы, ни на икру, ни на икуру, у меня денег нет, так что пойду съем банку "маиса" назло моему тёзке Хрущёву.
Март 2006
