Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы –
Они помогут нам!
В.Высоцкий

Начало

Ну что ж, нормально идем, даже никто не отстает почти. Лица вот только у них странные. Вообще-то молодцы, для первого раза быстро идут, хотя видно, что тяжело. Улыбки вымученные, и то, в ответ на твой прямой взгляд; и на вопрос: «Ну, как?» нарочито уверенный тон ответа: «Все нормально!». Только у Лёли всё, что написано на лице, если её спросить: «Ну, как?» сразу прозвучит вслух и не останется никакой недосказанности: «Что как? Никак! Хреново. Куда вы так летите?» - «Мы не летим, мы очень медленно идем» - «Ага, конечно… Рюкзак такой тяжелый… и давит как-то. А что мы так долго идем? Когда привал?»
Привал. Лёля сбросила рюкзак и легла на него: «Красота-то какая!... Даже не верится, что я снова здесь…». Все разуваются. Мы давно, хотя нет, не так давно поняли, что на привалах лучше дать ногам подышать хоть пять минут, остыть, просушить обувь – тогда меньше вероятность того, что ноги будут стерты в первый же день. Паша (руководитель) раздает чернослив и курагу, всем примерно по пять штучек. Лёля: «А чего мне меньше всех? Можно еще?» - «Нет» - убийственный взгляд Лёли переносится на подающие надежды мозоли на ногах, и она временно забывает о черносливе. Ну и потом – тут мужчины, фиг с ним, с черносливом, и с начальником (Пашей, который «постоянно ко мне придирается»). Зато Пашка Киевский (назовем его так, по месту жительства) не так всё серьёзно воспринимает, смешит её и заигрывает, а это куда интереснее…
Оле очень тяжело, но она всеми силами, в отличие от Лёли, старается не показать виду насколько тяжело. И рюкзак, и темп, и вообще всё – непривычно. Но первое время, по Ак-Кему, она старается не отставать.
Ак-Кем. Когда к нему выходишь, как будто встретился с кем-то любимым, давно знакомым, по кому очень соскучился. Именно так – с кем-то, а не с чем-то. Здесь всё - живое, и оно начинает общаться с тобой еще при подъезде к Тюнгуру. О чем это я? Не знаю, некоторые называют это Духом Алтая. Здесь никакой мистики, просто как иначе назвать эту невидимую связь, сверхкрепкую ниточку, которая тянет тебя сюда, не отпускает, привязывает навсегда?
Но так думают не все, а только несколько человек, а точнее четверо: Паша-начальник, Маша, Аня и Вита. Начальником мы его в шутку называем, а вообще он звучит гордо – руководитель группы. Остальным пока не до философии. Остальные привыкают к мысли, что это - на месяц, что это только начало, что «меня же предупреждали и пугали, как будет тяжело, я знал, куда шел…». Ну, я думаю, примерно так. Только круче. А ведь, действительно, все – городские жители, привыкшие к комфортной работе и к комфортному отдыху, к квартире, к машине и – это самый больной, острый, мучительный момент – к вкусной и мясной еде. «Блин, знал(а) бы, купил(а) бы побольше колбаски! Могли бы, конечно, предупредить…». Наверняка эта мысль посетила не одну голову не один раз. Предупреждаем: кто любит колбасу, берите её побольше (чтоб хватило и тем, кто самонадеянно решил, что сможет обойтись без нее) и несите. В тот раз только Пашка-немец (так мы его про себя называем, потому как у нас очень много Паш) не поверил в свои вегетарианские способности и скромно прихватил две скромные колбаски. Люди-невегетарианцы на колбаски не смотрели, демонстрировали, что им не хочется и даже отказывались по началу (некоторые, т.е. только Оля) и тогда Пашка понял, что его колбаса стала достоянием группы. А нарезала колбасу в основном Маша, вегетарианка, поэтому, оставаясь к колбасе равнодушной, могла поделить честно и экономно, растянуть на 10 дней или даже на 14.
Хотя, на мой взгляд, у нас еды – предостаточно. И меню Паша составляет так, чтобы еда была полноценной и не однообразной, чтобы включены были все вкусовые ощущения и питательные вещества. Это при том, что мы – в походе и, естественно, ларёк или холодильник за собой не повезёшь. Конечно, если ты путешествуешь на джипах, или хотя бы на лошадях, то можно и огурчики маринованные в стеклянных баночках с собой захватить, и мясо для шашлыка. Но если пеший поход, то съешь столько, сколько сможешь принести на собственной спине. А если едой забит весь рюкзак, то далеко ты просто не уйдешь. Лучше и не начинать, а оставаться дома. И вообще, зачем вы в горы собрались, покушать или испытать себя, «испытать, что почём»?
И со всеми об этом говорили… Но только физические потребности и, из-за этого, психологические нагрузки делают в этот момент все высокопарные истины такими далекими, ненастоящими, потому что в голове стучит: «Жрать хочу». И человек очень легко может потерять лицо. И часто теряет. А потом с трудом находит. Уже дома, и даже раньше, в Тюнгуре, после магазина и кафе, становится стыдно, но это такое чувство, которое не хочется признавать даже самому себе, и человек его гонит подальше, загоняет глубоко-глубоко. Это защитная реакция: слабость хочется скрыть. А лучшая защита, как известно, нападение. А напасть надо на кого? На виновника, на того, кто все это устроил, оголил тебя в не очень привлекательных местах, и ты его, руководителя, кусаешь: обидой, недовольством, сомнением, недоверием, подозреваешь во всех смертных грехах и т.п. (такой вот «силой» пытаешься оправдать свои слабости).
Но это уже в конце, а вначале все «притираются»: друг к другу, к рюкзакам, которые к концу дня становятся словно свинцом набитые, а некоторым, особо чувствительным, стирают спины (на самом деле тем, у кого рюкзак потяжелее), к ограничениям, к новым условиям, к аккемской грязи как минимум по щиколотку, к собственным очень противоречивым ощущениям. Хотя темп у нас не быстрый по сравнению с другими группами, идем ровно, в среднем ритме, для мужчин этот ритм даже медленный. Рано не встаем, допоздна не идем, максимум в 17.00 разбиваем лагерь. Потому что хочется, чтобы люди, особенно те, кто впервые на Алтае, успели оглядеться по сторонам, оценить необыкновенную красоту этих мест, уникальность момента и даже получить удовольствие (как ни смешно это звучит) от физической нагрузки: потому что вкус жизни, ценность маленьких радостей, настоящий отдых ощущается после того, как ты хорошо поработал и устал. Но эти ощущения из моего опыта. А что интересно в головах у остальных? Думаю, что-то другое…
Кстати, на Алтае всё воспринимается со словом «очень». Для тех, кто никогда здесь раньше не был и впервые утопил ботинки в аккемской грязи – «очень грязно», рюкзак (даже легкий) – «очень тяжелый», тайга – «очень мрачная», морены и курумы – «очень страшно», трещинки в леднике – «очень опасно», еда (сколько ни возьми) – «очень мало», вечерний небольшой дождь – «очень дождь, т.е. ливень», ни больше и ни меньше. Если вы собрались на Алтай, а до этого свой отдых проводили в Крыму, Турции, Греции, Болгарии, Таиланде, Египте…, то всё так и есть, будьте готовы.
Я этот нюанс постоянно упускаю из виду, забываю, что для тех, кто рядом со мной (за исключением уже вышеупомянутой четверки), слово «очень» сочетается именно с «грязно, трудно, холодно и голодно».
Для меня, конечно, «грязно, трудно и холодно» тоже существует, но без «очень». И, все-таки, существует это как, например, проходящий мимо поезд: он не оставляет следа, он проходит и всё, он меня особенно не волнует, да, в данный момент раздражает слегка, потому что ждешь не его, но он ушел и всё, я его не помню. А «очень» для меня – «очень красиво», «очень радостно», «очень всё вкусно», «очень родное», «очень естественно», «очень не хочется возвращаться»… Вот такое противоречие восприятий, в этом весь Алтай, как хочешь, так и понимай. А вернее: что хочешь, то и выбирай для себя. Как у Митяева: «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…». Мой выбор сделан 15 лет назад. Поэтому мне легко. А люди, конечно, ищут, пробуют, выбирают… Поэтому им тяжелее, чем мне.

Как я провел этим летом

Пришли в кинотеатр посмотреть новый фильм «Как я провел этим летом». На рекламном плакате под названием картины написано: «Не ври, не бойся, не беги». Так режиссер или сценарист перефразировал известное выражение, пытаясь передать смысл сюжета. Фильм удостоен разных премий на кинофестивалях, вот и стало интересно его увидеть. В зале людей немного, человек 20. Через 10 минут после начала из зала выходит группа молодых двадцатилетних парней, слышны их слова: «Блин, перепутали, я думал это другое, а этот фильм я видел, муть страшная, такая тоска будет до самого конца…». Еще в течение получаса уходят люди, и в зале остается 4-5 человек. В фильме никакой внешней динамики, очень мало диалогов, ни стрельбы, ни трупов, ни женщин, ни любви, ничего, что интересно широким массам зрителей. Кино не для всех. Фильм заканчивается, мы не спеша встаем, выходим с немногими оставшимися до конца картины. Все переваривают. Все, кто остались до конца, под впечатлением, это видно по лицам. Классный фильм, сильный, доходит не сразу, потом о нем думаешь, и он тебе открывается. «Не ври, не бойся, не беги».
Наше, горное, «как я провел этим летом» - тоже не для всех. Большинство людей считают это, в лучшем случае странностью, покрутят у виска, мол, «идиоты», а в худшем запишут тебя в «секту», домыслят о тебе самые невообразимые вещи. В таких случаях, правда, я всегда считаю, что люди судят по себе, на основании своего опыта, что сами пережили, что имеют за душой, то и приписывают всем остальным. Бедные…

Маленькая серая птичка

Еще немного о кино. В фильме «Я остаюсь» проводник по коме (Фёдор Бондарчук) говорит такую фразу: «Вот в любой группе найдется такой человек-вонючка, который все мозги за…». Ну, это я очень приблизительно к тексту цитирую. Зато верно к ситуации. Действительно, всегда найдется.
Кажется, наши «немцы» (Паша и его сослуживец Антон), или киевляне (всего их с нами было трое и, кстати, все почему-то с вымышленными именами, мы их вывели на чистую воду, а они обиделись, так весь поход мы их и называли – кто во что горазд), так вот кто-то из них рассказал анекдот-сказку. Я его здесь вспомню (извините, ребята, если не так дословно, как вы рассказывали). Итак: «Увидели как-то большие белые птицы маленькую серую птичку, которая сидела и плакала. Они спросили её, отчего она плачет. Птичка ответила: «Ага, конечно…Я маленькая серая птичка, никто меня не любит, никто со мной не дружит, никому я не нужна. Вы вон на юг улетаете… Возьмите меня с собой!» «Не плачь, птичка, мы не бросим тебя», - ответили большие белые птицы. Одна из них посадила себе птичку на спину, и они полетели. Через какое-то время большая птица спрашивает: «Хорошо ли тебе там, птичка?» «Ага, конечно…, - отвечает она. - Вы вон, какие большие, вон какие у вас перья, вам не холодно, а я замерзла, никому меня не жалко…» Большая птица укрыла серую птичку перьями. Через какое-то время опять спрашивает, хорошо ли маленькой птичке. «Ага, конечно… вы большие, не устаёте, долго летите, а я устала, хочу спать, никому до меня даже дела нет, никто меня не любит…». Устроились тогда птицы на отдых, маленькой птичке устроили уютное место. А потом дальше полетели. Спустя какое-то время приземлились птицы на водопой. Смотрят, маленькая птичка опять плачет. «Что с тобой опять, птичка?», - спрашивают большие белые птицы. «Ага, конечно…Никому меня не жалко, никто обо мне не думает, у вас вон какие клювы большие, вон сколько вы много воды можете попить…». «Слушай, а не пошла бы ты…, маленькая серая птичка!», - не выдержали большие белые птицы. «Ага, конечно, вот я и говорила: никто меня не любит…»
Кто же он, такой вот человек, который «все мозги за…», как эта маленькая серая птичка? Не важно, как его зовут, но он есть. Его негласный девиз: «Тигру в клетку не докладывают мяса!». И это его мучает. Это видно по подозрительному взгляду, который пристально шарит по всем, пытаясь «поймать» тебя за слабое место и воскликнуть: «Ага, конечно!...». Он все время в ожидании подвоха, и, если подвоха так и не случится, он его назначит, что-нибудь обязательно станет подвохом, одно твое неловкое движение, или выражение…
В горах маску долго не удержишь, там она быстро слетает, потому что физически и психологически человек постоянно напряжен, а тут еще маска, ты вроде к ней привык, и она легко держится на тебе в городе, а здесь она то и дело сползает, ты ее опять натягиваешь, но в какой-то момент она все-таки слетает… Но неприкрытому как-то не уютно и, если внутри больше нечем прикрыться, человек начинает злиться, срываться, искать виноватых, оправдываться и тихо (или громко) тебя… недолюбливать, за то, что ты все это видишь.
Первыми такую маленькую серую птичку чувствуют обычно женщины. Интуиция. Помните фразу Алисы Фрейндлих в «Служебном романе» (опять про кино): «Просто я Вам не верю, ну… не верю и всё». Хотя Паша (руководитель) тоже догадывается, где, а точнее, в ком застряла «маленькая серая птичка». Но до последнего старается оправдать, объяснить человека, ведь «в первый раз всё простительно, человеку тяжело, он никогда в таких условиях не был». Нужно дать шанс. Только вот если не время ещё для твоих собственных больших белых крыльев, то на чужих ты, серая птичка, далеко не улетишь. И рано или поздно по серости своей, из зависти, из немощи плюнешь в больших птиц, и это придаст тебе ощущение, что ты «их сделал». Это обманчивое чувство…
У всех всё бывает когда-то впервые. И ведут себя не все одинаково. Поэтому личность человека решает все:
«Разберись, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы…»

Вот так. А вы зачем идёте в горы? Отдыхать с комфортом? Наивные…

Продолжение следует