Опуститься в одну из старейших шахт Донбасса (которой 150 лет), да еще на километровую глубину, да в свой день рождения – предел мечтаний для любого журналиста. Благодаря директору шахты имени Ф. Э. Дзержинского (г. Дзержинск) Виктору Давыдовичу Герту, мечты сбываются (простому человеку добиться разрешения «поехать» в шахту практически нереально, но возможно, если знать подход). В один из жарких августовских дней мы вместе с ним опустились под землю...
Оказалось, что при моем худощавом телосложении подобрать шахтерскую робу по размеру не так-то просто. Но на шахте найдется всё: кальсоны, рубаха, штаны, тужурка и сапоги сидели не совсем идеально, но довольно сносно. Последний штрих – каска. Её, кстати, снимать в шахте категорически запрещено.
Громыхая сапогами, направляемся в табельную. Здесь отмечаюсь в журнале, и мне выдают два номерка: прямоугольный – на опуск, треугольный – на выезд. Далее в ламповой выдают светильник и самоспасатель. Чувствуя себя немного неуклюже в полном шахтерском обмундировании, я, тем не менее, стараюсь не отставать от Виктора Давыдовича, и к стволу подошел в довольно бодром расположении духа.
Итак, вот он – вход в другой мир, подземный. «Поехали!», - говорит рукоятчице мой сопровождающий. Отдаем номерки, садимся в клеть. Шахтерский лифт, немного дернувшись, начинает плавно опускаться, набирая скорость. Клеть движется со скоростью около 4 м/с, поэтому у нас есть уйма времени на разговор, пока доедем до нужной отметки. К тому же в стволе особо рассматривать нечего.
- А клеть не оборвется? - осторожно спрашиваю я.
- Не оборвется, - Виктор Давыдович мелом рисует на стенке упрощенную схему клетевого подъема. – Сверху её держат четыре каната, еще два – снизу, которые через блок крепятся к грузу, служащему противовесом. Так что, не оборвется.
Успокоил. Однако замечаю, что у меня начинает закладывать уши, а сам я говорю будто в ведро. «Это с непривычки. Перепад давления», - поясняет директор.
Наконец, опустились на горизонт 1146 метров. Слегка качнувшись, клеть остановилась, и мы выходим на главный южный квершлаг, который перерезает все пласты. От него в стороны идут участки: на восток и на запад. В свете коногонки блестят колеи, уходящие вдаль, во мрак. Общая протяженность железнодорожных путей - 27 километров.
Вдалеке слабой желтой точкой светит фарой электровоз, но с каждой секундой свет становится ярче. А вот и он – везет добытый уголек. Замечаю еще один электровоз - необычный, если не сказать странный. Это «ЭРА-900», который внедрен в эксплуатацию согласно Программе инновационной деятельности, разработанной в ГП «Дзержинскуголь» - головном предприятии шахты им. Дзержинского. На других шахтах Центрального района Донбасса таких электровозов больше нет. Кстати, за все время моей подземной экскурсии я ни разу не встретил даже забурившейся вагонетки, не говоря уже об электровозах. Это говорит о том, что участок шахтного транспорта работает слаженно и с максимальной отдачей.
- Честно признаться, для меня шум электровозов, идущих от участка на угольный опрокид, вызывает самые приятные эмоции, - откровенничает Виктор Давыдович. – Значит, идет добыча на-гора.
Кстати, на угольный опрокид мы и отправились первым делом. Между прочим, даже идти по штреку не всегда было просто. Там, где попадались обводненные участки, я чуть было сапог не потерял – почти трясина, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Посмотрев на угольный опрокид, возвращаемся обратно на главный южный квершлаг. Теперь наш путь лежит к добычным участкам.
Чем дальше удаляемся от ствола, тем становится жарче. Останавливаемся у входа на 81-й участок, о чем свидетельствует соответствующая табличка. Виктор Давыдович замеряет концентрацию метана. Участок считается опасным по выбросам и пожарам. Прибор показывает «нуль», значит, можно смело идти дальше. Моё внимание привлекла необычная конструкция у входа – что-то наподобие арочной перемычки. Рядом грудой лежат блоки бетонита. Уловив мой немой вопрос, директор поясняет, что в случае аварии арка, на которую я обратил внимание, замуровывается бетонитом. Киваю в ответ: понял, и следую за директором дальше.
Один из самых дальних участков на шахте № 42. Потому и очень жаркий, ведь воздух сюда поступает по остаточному принципу. Заворачиваем к нему. Дорогу нам преграждают вагонетки, поэтому приходится перелазить через них то на одну, то на другую сторону, выбирая путь. Честно говоря, эти непредвиденные преграды отняли у моего организма дополнительные граммы пота и уничтожили немало нервных клеток, так как самоспасатель постоянно за что-то цеплялся, а коммуникации буквально нависали надо мной, - того и гляди, чтобы не удариться ни обо что головой. Кроме этого, замечаю над собой деревянные полки, на которых стоят большие чаны. Оказывается, они с водой – в случае взрыва чаны опрокидываются, создавая водяную завесу на пути пожара. 42-й, как и 81-й, тоже славится повышенной опасностью.
Пройдя, а точнее протиснувшись, мимо ряда агрегатов и механизмов, непрерывно гудящих, постукивающих и позвякивающих, мы, наконец, встречаем живую рабочую силу. Молодой горнорабочий очистного забоя, перепачканный углем, работает на насыпке. Я пытаюсь его сфотографировать, но… не тут-то было. Объектив постоянно запотевает, как ни протирай, и фото получается слегка размытым. Вот так-то: там, где не выдерживает техника, люди продолжают работать.
Возвращение обратно к стволу, где «гуляет» воздух, было для меня словно холодный душ после летнего зноя. Экскурсия закончилась, мы снова садимся в клеть и медленно едем наверх. На поверхности повторяем процедуру как перед опуском, но в обратном порядке: сдаем номерок в табельную, там же расписываемся о выезде. Следующее окошко – сдаем светильник и самоспасатель. Теперь стало полегче, но гораздо лучше я себя почувствовал лишь после того, как скинул сапоги, каску и робу. А шахтная душевая окончательно прибавила оптимизма.
Да, действительно, шахтерский хлеб достается очень непросто. Правду говорят, что никто не ценит так солнце, кто в шахте никогда не бывал. Нужно иметь немалое мужество, стальную выносливость, недюжинную силу и крепкие нервы, чтобы давать «тепло и свет» с подземных горизонтов.
