Подсчитав деньги за проданные в Венеции гравюры и картины, Дюрер с удивлением обнаружил, что стал состоятельным человеком. Вернув оставшиеся долги, отправился в ратушу, где заявил, что желает приобрести в собственность отцовский дом и выплатить сразу «вечные деньги» — проценты его бывшим владельцам. Так дом золотых дел мастера 
Дюрера-старшего стал собственностью его наследников – трех родных братьев Дюреров.
Первое время, занятый домашними делами, Дюрер ни над чем не работал, время уходило напрасно. В Италии Альбрехту говорили: до сорока лет может заниматься человек всем, чем угодно, но после должен посвятить себя одной цели. И такую цель Дюрер для себя определил — создать своего рода энциклопедию для художников. Эволюция его искусства и совершенствование его техники заставили Альбрехта задуматься над тем, почему одни формы кажутся прекрасными, а другие уродливыми, и в силу какого закона это происходит. Дюрер писал: «Как определить само понятие «красота» — я не знаю. Но все же я хотел бы для себя заметить так: мы должны стремиться создать то, что на протяжении человеческой истории большинством считается прекрасным». Альбрехт осознал смысл афоризма «Искусство без науки не существует», что бесполезно брать в руки кисть или карандаш, если не знаешь принципов построения мира.
Сначала Дюрер попытался отыскать секрет прекрасного, работая с живыми моделями, но довольно быстро отказался от этого. Было трудно заставить мужчин или женщин позировать обнаженными, и слишком редко нагие тела были лишены недостатков. Не удовлетворенный результатами их воспроизведения, он приступал к измерениям, пытаясь разложить тело на несколько геометрических фигур. Начиная от пупка, он рассчитывал вертикальные линейные пропорции тела человека. Он пытался представить тело в виде прямоугольников, когда рисовал в двух измерениях, или в виде многогранников, когда проектировал тело в трехмерном пространстве. Измерял длину сторон, рассчитывал величину углов, пытался понять, почему соотношение ширины грудной клетки и длины пальца — один из принципов гармонии и причина прекрасного.
Для опыта конструирования идеального человеческого тела из геометрических фигур избрал Адама и Еву. Разрешали строгие нюрнбергские нравы рисовать обнаженными только эти два персонажа, ибо их нагота подтверждена самой Библией. С трудом давалась сложная конструкция из кубов, пирамид и конусов, которую стал наносить на подготовленные доски с набросков, сделанных после первой поездки в Италию для гравюры на меди. Чепуха какая-то получалась, кончилось тем, что плюнул Дюрер на все хитроумные конструкции и прямо поверх нагромождения геометрических фигур стал писать свободно, по-итальянски. Из черного фона с каждым днем все отчетливее выступали две обнаженные фигуры. Увидев Еву, один из друзей Дюрера от удивления только присвистнул: прямо на него грациозной походкой кокетливо улыбаясь, шла прелестная итальянка, из-за которой прародитель Адам променял рай на женщину. На табличке, висящей справа от Евы, есть надпись «Альбрехт Дюрер, немец, нарисовал эту картину после рождества Богородицы в 1507 году». Диптих «Адам и Ева» стал первым в немецкой живописи изображением полностью обнаженных людей в натуральную величину.
В доме отца еще со времен его жизни оборудована ремесленная мастерская, которая не устраивала гравера и художника Дюрера-младшего. Не раз, прослушав мессу в церкви Святого Себальда, поднимался Альбрехт к бургу, туда, где стоял дом купца, увлекающегося астрономией. Бывал в этом доме Дюрер неоднократно, забирался на приспособленный для наблюдений за звездным небом чердак. Из чердачного окна открывался вид на бург, на защищающие город красные кирпичные стены, на массивную башню Тиргертнертор, через ворота которой можно выйти на франкфуртскую дорогу. Узнав о продаже дома, Дюрер принимает решение о его покупке и о дарении братьям своей доли владения домом отца. Такая щедрость вызвала гнев Агнес, и впервые прикрикнул на супругу: раздражали Альбрехта плотно закрытые ставни мастерской отца, пылится без дела отцовский инструмент, пусть один брат продолжает семейное ремесленное дело, а другой откроет портняжную мастерскую.
Не привыкать Дюреру к постоянным семейным раздорам и скандалам, сбывался гороскоп каноника из Бамберга, по которому звезды предсказывали Альбрехту удачу в денежных делах, успехи в живописи и жизнь с одной женой-фурией, Медузой Горгоной. Сделка по покупке четырехэтажного дома, два нижних этажа которого возведены из песчаника, два верхних — фахверковые, была оформлена в мае 1509 года. Сейчас это дом-музей Альбрехта Дюрера в старой части Нюрнберга, там художник жил с женой и матерью, а на верхнем этаже в мастерской работал с учениками и подмастерьями до самой смерти.
Дюрер заплатил за дом 275 гульденов и принял на себя обязательство выплатить до конца года еще 75 гульденов – долги предыдущего хозяина за дом. Своих денег не хватило, влезать в долги, подобно отцу, не хотелось, пришлось искать новые заказы. Вспомнил о старом заказе попечителей нюрнбергского приюта для престарелых одиноких горожан — так называемого «Дома двенадцати братьев». Отказывался тогда Дюрер от написания для часовни приюта алтаря, прославляющего Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого духа. Теперь сам пришел и предложил свои услуги. Знал, что это снизит цену работы, и все-таки пришлось сделать такой шаг, чтобы оплатить покупку собственного дома. За прошедшее время у попечителей «Дома двенадцати братьев» возникло новое желание, нужна им была теперь не просто Троица, а поклонение ей всех святых. Предстояло Дюреру создать картину, рассказывающую о прославлении божественной Троицы праведниками из «божьего града», который, как учила церковь, будет создан после Страшного суда.
У алтаря, названного по имени заказчика алтарем Ландауэра, отсутствуют традиционные для Германии того времени боковые крылья-створки, он вставлен в богатую резную раму. В центре картины «Поклонение Святой Троице» — распятие Иисуса, поддерживаемое Богом Отцом, над которым в виде голубя парит Святой Дух. По краям картины — две группы святых, одна во главе с Богоматерью, другая — с Иоанном Крестителем. В выборе образов нижней группы Дюрер следовал учению Святого Августина, утверждавшему, что к «божьему граду» будут сопричислены не только ангелы и христианские святые, но и те, кто «уверовал в Христа до его появления», и те, чьи грехи были искуплены его пролитой кровью. Так что к числу небожителей Альбрехт отнес Давида и Моисея. С выбором праведников художник руководствовался волей заказчика: оказались в «граде божьем» император и папа, родственники Ландауэра, а еще коленопреклоненный воин и крестьянин с цепом в руках.
Утверждал Святой Августин, что будет «град божий» приближен к Святой Троице, а, следовательно, не может он находиться на грешной земле. Но Дюрер все-таки изобразил землю внизу картины в виде узенькой полоски, лишенной жизни и оставленной всеми, кроме единственной унылой фигурки самого себя с картушем, содержащим латинскую надпись «Альбрехт Дюрер из Нюрнберга создал это в 1511 году после рождения Девы».
Закончив работу над алтарем «Поклонение Святой Троице», Дюрер намеревался полностью переключиться на гравюры, которые, как рассчитывал художник, принесут ему гораздо больше денег, чем трудоемкая работа над картинами. Неведомыми для Альбрехта путями расходились гравюры по Германии, проникали в другие страны, множили его славу. Живописцы писали по ним картины, скульпторы ваяли по дюреровским гравюрам статуи Христа и святых. Даже изваяния нюрнбергской церкви Святого Себальда изготовили по гравюрам Дюрера. Вернулась из Франкфурта довольная Агнес — торговля оказалась удачной, брали альбомы с гравюрами, брали и отдельные листы.
Вместе с тем увеличивалось число граверов без чести и совести, выдававших свои поделки за произведения Дюрера. Стали их фальшивки появляться и в самом Нюрнберге. 3 января 1512 года городской совет принял решение, которым предписал считать таких «плагиаторов» преступниками, подлежащим суровым наказаниям, а их «творения» — безжалостному уничтожению. Суровые законы Нюрнберга встали на защиту своего гражданина, ставшего к тому же членом Большого совета. Высшую честь оказал Дюреру город — самую большую, которая только могла выпасть на долю не патриция, а зарабатывающего своим трудом художника. Назначение возлагало на Альбрехта дополнительные обязанности — должен был теперь официально представлять город при заключении всякого рода сделок и участвовать в разбирательстве дел в городском суде.
Во время проведения знаменитой нюрнбергской предрождественской ярмарки было получено известие о планах проведения в городе очередного рейхстага, на котором будет присутствовать лично король Германии и император Священной Римской империи Максимилиан I. 4 февраля 1512 года император въехал в Нюрнберг, город на время стал столицей империи, где решались государственные дела. Съехались иностранные послы и многочисленные гости, маскарады, приемы, обеды и ужины следовали один за другим. Как член городского совета Дюрер принимал участие во многих мероприятиях, на одном из которых познакомился с императорским историографом. Относительно нюрнбергского художника были у того свои планы — привлечь на службу императору, сделать его иллюстратором книг, прославляющих Максимилиана I.
Для начала Дюрер получает изрядно потрепанную рукопись, которую император читал и перечитывал постоянно, никогда с ней не расставаясь. Манускрипт назывался «Кодекс Валлерштейна — руководство для рыцарей по рукопашному бою». Максимилиан I намеревался его издать и поручил Дюреру иллюстрирование будущей книги. Не такого заказа ожидал Альбрехт — ему, словно ученику, предлагалось создать рисунки к наставлениям типа: «Как только он сильно отклонит тебя назад, то упрись ему ногой в живот и, держа вместе свои колени, брось его через себя, не выпуская его рук, тогда он упадет на лицо». Не будешь, однако, отказывать императору и, утешая себя мыслью, что эта работа поможет поупражняться в передаче движений, засел Дюрер за работу, результатом которой стала иллюстрированная «Книга фехтования», состоящая из 35 листов с приемами борьбы в 120 рисунках и приемами фехтования в 80 рисунках.
Затем Максимилиан I решает соорудить себе вечный памятник, прославляющий мудрость его правления и величие подвигов. Речь шла о триумфальной арке, но не из камня, как это делали римляне, а на бумаге: войны рушат монументы, но они бессильны уничтожить печатную книгу. Дюрер принял участие в создании «Триумфальной арки», над которой уже работали художники и скульпторы из окружения императора. Гравюра рассказывает о предках и родственниках Максимилиана I, о его походах и мудром правлении, изображает все его гербы и гербы подвластных ему стран. Как художник, Дюрер прекрасно понимал — работа чудовищна со всех точек зрения. Гигантская гравюра 3,5×3 м, вырезанная на 192 блоках из дерева, не достигала композиционного единства и поражала зрителя лишь своими размерами.
Максимилиан I говорил: «Когда человек умирает, то от него не остается ничего, кроме его дел. Если он не постарается оставить память о себе еще при жизни, то после смерти никто не вспомнит о нем, и человек обычно бывает забыт с последним ударом колокола». Тщеславный император вознамерился пробудить от спячки и влить новые силы в учрежденный до него с целью сплочения христианского воинства для войны с «погаными» турками орден Святого Георга. Максимилиан I приказал составить иллюстрированный молитвенник для будущих братьев-крестоносцев, для которого даже сам написал несколько молитв. Вместе с другими немецкими мастерами Дюрер принимает участие в выполнении этого заказа, создав рисунки пером для одного из пяти экземпляров «Молитвенника императора Максимилиана». Молитвеннику на 27 двойных листах отпечатанного текста придали вид древнего манускрипта, даже шрифт изобрели похожий на рукописный.
Удостоился Дюрер чести быть принятым императором. Выслушав отчет о работе над «Книгой фехтования», «Триумфальной аркой» и «Молитвенником», Максимилиан I похвалил усердие мастера, пожелал новых успехов и не заикнулся о деньгах. Зная о постоянно испытываемых императором финансовых трудностях, Дюрер напоминает о себе письмом: «Служил я его императорскому величеству в течение трех лет, расходуя свои средства, и если бы я не приложил всего своего усердия, прекрасные произведения не были бы завершены. Поэтому я прошу его императорское величество вознаградить меня за это 100 гульденами». Максимилиан I предлагает художнику освобождение от городских налогов, однако против этого выступает Большой совет Нюрнберга. Тогда император назначает Дюреру пожизненную пенсию в размере 100 гульденов в год из сумм, вносимых городом Нюрнбергом в императорскую казну, но городской совет не торопится выполнять решение императора.
Руководитель школы теологии при нюрнбергской церкви Святого Лоренца выражал возмущение тем, что его сограждане продолжают искать гениев живописи где угодно — в Италии, Франции, Испании, — но только не в Нюрнберге. Теолог говорил о Дюрере: «Гений живет рядом, он создал столь совершенные гравюры, рассказывающие о страстях Христовых, что купцы со всех концов Европы скупают эти гравюры, чтоб художники их стран имели пример для подражания».
Гульдены обладали удивительным свойством: чем больше их становилось, тем меньше оставалось у Альбрехта времени для себя. Ученики и подмастерья круглосуточно стояли у печатного пресса, вместо того чтобы совершенствоваться в живописи Дюрер бросал все и сам крутил винт пресса, когда приближалась ярмарка и нужно было готовить товар. Жена Агнес говорила, что спрос будто облачко: не успеешь оглянуться, как его уж нет, растаял.
15 мая 1514 года прибежала в мастерскую испуганная служанка и закричала, что матери Дюрера стало очень-очень плохо и она требует к себе сыновей. Три брата собрались у ложа, она благословила их и наказала жить дружно, во всем помогая друг другу. Потом попросила послать за священником. После причастия сознание покинуло ее, сыновья опустились на колени… Позже Дюрер запишет в своем дневнике: «И перед кончиной она благословила меня и повелела жить в мире, сопроводив это многими прекрасными поучениями, чтобы я остерегался грехов. Она сильно боялась смерти, но говорила, что не боится предстать перед богом. Она тяжело умирала, и я заметил, что она видела что-то страшное. Ибо она потребовала святой воды, хотя до того долго не могла говорить. Тотчас же после этого глаза ее закрылись. Я молился за нее. Я испытывал тогда такую боль, что не могу этого высказать. Боже, будь милостив к ней. Ибо самой большой ее радостью было всегда говорить о боге, и она была рада, когда его славили».
В ту страшную ночь детали давно задуманной и не дававшейся Дюреру гравюры вдруг сами собой сложились в единое целое. Он создает гравюру на меди «Меланхолия» — одно из наиболее таинственных своих произведений, которое выделяется сложностью иконографии, неоднозначностью символов и аллегорий. Перед нами морской берег, безграничная даль воды и сумеречное небо, прорезанное радугой и зловещими лучами кометы. На переднем плане, в окружении разбросанных в беспорядке столярных и строительных инструментов, сидит, подперев рукой голову, погруженная в глубокую задумчивость крылатая женщина. В руке у нее раскрытый циркуль, к поясу привязаны связка ключей и кошель. Неподалеку на земле лежит деревянный шар, дальше виднеется большой каменный многогранник, из-за которого выглядывает плавильный тигель. Позади женщины взобравшийся на жернов угрюмый мальчуган с трудом выводит что-то на дощечке. Рядом свернулась в клубок тощая собака. Справа в глубине возвышается каменное здание, может быть, недостроенное, так как к нему прислонена деревянная лестница. На стенах здания висят песочные часы, весы, колокол и начертан магический квадрат. В небе, в лучах кометы распростерла крылья огромная летучая мышь. На крыльях мыши надпись «Меланхолия». Гравюра повествует о судьбе, трагедии и думах Дюрера, столь сложных гравюр художник больше не создавал.
В никчемной суете прошла половина 1517 года. Ничто так не отнимает времени, как пустяки, и ничто так тоски не наводит. Работать бы да работать, в доме спокойно, даже Агнес угомонилась, добившись покупки загородного дома, что еще на один шаг приблизило ее к мечте – войти в круг нюрнбергской знати. Потянуло Дюрера куда-нибудь уехать, от всего освободиться и все забыть. Очень кстати поступил заказ написать портрет епископа Бамберга. Хотя епископ принял Дюрера на следующий же день после его приезда в город, но сразу предупредил, что позировать сможет всего раз или два, так как занят чрезвычайно: дела важные, церковные — поднимает голову ересь, того и гляди расползется по всей Германии, погубит ее. Перед самым отъездом Дюрера узнали жители Бамберга удивительную новость: некий монах-августинец Лютер 31 октября прибил к дверям церкви в Виттенберге какие-то 95 тезисов. Сначала особого значения этому сообщению не придали. Прибил так прибил — сейчас каждый, кому не лень выставляет свою писанину на всеобщее обозрение. Никому и в голову не пришло, что именно с этой даты начнется в Германии отсчет нового времени.
Оказалось, тезисы Лютера затронули каждого и Дюрера тоже, ехал он домой и размышлял над ними. Для Лютера не было сомнения в том, что, разрешив продажу индульгенций, римская церковь произвела на свет чудовищную ложь и принудила верующих не любить, а бояться бога. По ее нынешнему учению, не тот, кто верует, предстанет перед богом очищенным от всех грехов, а тот, у кого есть деньги. Нет, заявлял Лютер, все это искажение Христова учения. Одно лишь раскаяние, идущее от самой души верующего, одна лишь его глубокая вера открывает врата в царство божье. Человек не должен бояться гнева господа, он смело может предстать пред его очи, ибо никаких адских мук ему не суждено. Из учения реформатора понял Дюрер, что будет поколеблена система прежних догм и подорваны претензии духовенства на господствующее положение в обществе, оно лишится права карать или миловать, выступать от имени какой-то высшей силы.
Пришел Нюрнберг в движение, отрядили в Виттенберг к Лютеру посланца. Должен был он заверить богослова, что есть у него друзья в Нюрнберге, которые желают ему победы и на которых он может опереться. Дюрер вручил посланцу пакет со своими гравюрами в подарок Лютеру. Просил на словах поблагодарить за то, что освободил душу Альбрехта от многих страхов и сомнений и тем немало облегчил жизнь. Когда один из распространяемых католической церковью ложных слухов дошел до Нюрнберга, Дюрер записал в своем дневнике: «О Боже, если Лютер мертв, кто отныне будет так ясно излагать нам святое евангелие?».
12 января 1519 года скончался император Максимилиан I, и Дюрер пишет письмо бургомистру Нюрнберга: «На последнем рейхстаге, созванном его императорским римским величеством, я не без большого труда и хлопот добился, чтобы его императорское величество всемилостивейше повелел выплачивать мне за мои усердные труды и работу, которую я уже в течение долгого времени исполнял для его величества, 100 гульденов из общей суммы ежегодных городских налогов Нюрнберга. И об этом было послано распоряжение». Просил Альбрехт не милостыню, а законно полагающееся ему, но городской совет опять отказал, придумав новый предлог: пусть преемник Максимилиана подтвердит прежнее распоряжение. Решает Дюрер искать защиты у дочери Максимилиана, правительницы Нидерландов Маргариты. Впереди была поездка в Нидерланды.
