Чуть более века назад в самом центре Москвы появился очень необычный дом.
В начале XIX века на углу нынешней Тверской улицы и Гнездиковского переулка стояла дворянская усадьба с каменными и деревянными постройками. На протяжении столетия она оставалась жилой и несколько раз меняла хозяев. В 1873 году усадьбой завладело семейство Кайсаровых. Они приспособили старые строения под меблированные комнаты для сдачи внаём. Тогда на участке размещалось пять соединённых между собой каменных корпусов от одного до трёх этажей. В 1909-м участок приобрела А. И. Быстрова, которая сделала в комнатах небольшой ремонт и переоборудовала один из корпусов под прачечную.

Самое интересное началось, когда участок купил архитектор с немецкими корнями Эрнст-Рихард Карлович Нирнзее. Корреспонденту «Вечерней Москвы» удалось раскопать информацию с точной датой: «5 мая 1912 года в здание московской городской управы уверенным шагом вошел мужчина лет 27-30, среднего роста, среднего телосложения, светлый блондин, лицо полное, брови светлые, нос обыкновенный, борода светлая буланже, усы средние, походка ровная, тип русский». Так описывается внешность архитектора.
Теперь, чтобы приблизиться к пониманию откуда у Эрнста-Рихарда такие задумки появились, давайте припомним нравы и обычаи среднего класса в начале ХХ века. В семье несколько детей, когда старшему исполняется 15-18 лет, наступает пора что-то решать. Барышню желательно удачно выдать замуж, а вот молодого человека хорошо бы выучить. Образовательные учреждения – в городах, так что из семейного бюджета надобно выделять некую сумму на содержание. Лишнего, конечно, тратить не хочется, деньги нужны и для ведения хозяйства семьи. При этом молодому человеку, приехавшему в столицу получать образование, требуется: комнатка с постелью и столом, по сути – это все. Кухня не нужна, поскольку маловероятно его желание регулярно готовить себе пищу, гостиная для приёмов под большим вопросом, потому что на какие такие средства он будет этих гостей принимать? Так, исходя из конъюнктуры рынка, Нирнзее спроектировал здание и сформулировал прошение: «Прошу разрешить мне по сломке существующих строений … выстроить вновь каменное в 9 этажей жилое строение для маленьких квартир, с жилым полуподвалом, … с отдельной столовой над частью 9 этажа, центральным водяным отоплением, проездными воротами под сводом». Построенный в 1913 году дом стал не только самым первым высотным домом Москвы (а значит и всея Руси), он еще много новинок содержал в себе.
.
Дом состоял из малогабаритных (площадью 30-40 м^) дешёвых квартир с высокими потолками и без кухонь. В интернете попался план 10, верхнего этажа. По задумке Нирнзее арендаторами должны были стать те самые детки семей среднего класса: приезжие студенты, служащие, офисные работники или небольшие семьи. На каждом этаже дежурил половой, которому заказывали доставку блюд из ближайшего трактира или ресторана. Рассказывают, что антресоли на запоре придуманы тоже для этого дома. Поскольку проживали здесь в основном одинокие молодые люди, для которых и поныне страсть к уборке – большая редкость, а чистоту, тем не менее, поддерживать надо, то такие антресоли предназначались для горничной, которая, втянув за собой лесенку и заперевшись там на крючок, могла переждать приступ любвеобилия у нанимателя. Эти антресоли видны на заднем фоне фото. Действительно, без лестницы туда не попасть. Когда-то я жила в доме на Уланском переулке, там потолки были более 4-х метров, лампочки в люстре меняли встав на стул, поставленный на стол, а съезжая люстру снять так и не смогли — не достали. В этом доме потллки, кажется, еще выше.

Помимо антресолей-приютов в квартирах был прообраз пылесоса и другие новаторские удобства. Шкафы-пылесосы это такая шахта, к которой присоединялась труба и всасывала пыль. Были специальные окна-проемы, задуманные как холодильники. Они и сейчас могут использоваться по назначению, а если такой надобности нет — играют декоративную роль.
Для перекрытий использовалась лиственница, древесина которой способна прослужить около 200 лет, а учитывая еще, что дом и тогда уже находился в узком искривлённом переулке, в случае пожара к нему было бы трудно проехать спасательным машинам, архитектор постарался минимизировать риски, расширив лестничные пролёты на всех этажах.
Ныне же въезд во двор преграждают ворота в металлическом решетчатом заборе — чужие здесь не ездят.
Дом установлен буквой «П» с коридорной системой и четырьмя шахтами лифта. Ряды оконных проёмов поделены вертикальными красными линиями, верхний этаж украшен декоративным орнаментом: вазонами, гирляндами цветов. На фасаде расположены пять выступов — эркеров — для разнообразия плоскости строения. Здание венчает фронтон с мозаичным панно, выполненным художником Александром Головиным.
Судя по фасаду, большинство нынешних владельцев сохранили «родные» окна. Рамы были сделаны из дуба, поэтому еще достаточно крепки. На таких окнах сохранились ажурные цветочные ящики из металла, также спроектированные Нирнзее. По замыслу архитектора, в тёплое время года фасад должен был оживляться цветущими растениями.

Радует, что вновь вставленные современные окна сохраняют исторический формат рам. Возможно, потому что здание является объектом культурного наследия регионального значения. Правда, тогда не понятно, почему разрешается установка кондиционеров. Их вид на фасаде меня огорчает… Впрочем, они меня на всех домах расстраивают.
Но, пожалуй, наибольшей популярностью в доме во все времена пользовалась знаменитая Крыша. В интервью, данном корреспонденту «Московского листка» в мае 1913 года, сам архитектор говорил: «Поверите ли, я до сих пор не могу налюбоваться видом Москвы отсюда… Да что я… Даже мои каменщики в праздничные дни забираются сюда, наверх, и простаивают в молчаливом созерцании целые часы». . На крыше находились кафе и ресторан — с прекрасным видом и, как писали газеты, «горным воздухом», работали картинная галерея и кинотеатр, снимались фильмы, устраивались футбольные матчи и гуляли воспитанники местного детского сада.
В 1915 году на крыше Дома Нирнзее был оборудован кинопавильон товарищества «Киночайка», основанного В. Гардиным и В. Венгеровым. В 1917 году они снимали 10-серийный боевик, по сценарию которого герою нужно было спуститься с крыши дома по водосточной трубе. Акробат, который должен был участвовать в съемках, наотрез отказался выполнять трюк.
Тогда за его исполнение назначили огромные деньги – 500 рублей. Трюк согласился выполнить Амо Бек-Назаров (тогда просто любопытствующий спортивный молодой человек, а в будущем – кинорежиссер). Под возгласы толпы он стал без страховки спускаться вниз…
Каков же был его ужас, когда на уровне седьмого этажа труба вышла из пазов и стала раскачиваться в воздухе! С огромным трудом, держась за одни кронштейны, Амо спустился вниз.
Но еще больший ужас и разочарование испытали авторы картины, когда увидели, что в камере была испорченная пленка и опасный трюк нельзя было вставить в фильм.
В 1915 году в полуподвале дома открылся театр-кабаре «Летучая мышь» Никиты Балиева, существовавший до 1922 года.

Помещение, вмещавшее до 350 человек, расписал художник Сергей Судейкин, по его эскизам сделали и занавес. С октября 1924 года в подвале начинал свою работу Московский театр сатиры. Зал расширили и его вместимость увеличилась до 500 человек. Первым спектаклем стала постановка «Москва с точки зрения» Виктора Типота и Николая Эрдмана. Художники Николай Михайлович Кашинцев и Константин Елисеев изготовили для него декорации и афишу. В 1931 году в доме заработала театральная студия «Индо-ромэн» при Главискусстве. К этому времени Нирнзее уже продал свое творение за 2,1 млн. рублей Дмитрию Рубинштейну, известному московскому купцу с сомнительной даже для того времени репутацией.
Представьте, что до революции в доме проживало около 700 человек!

В годы Новой экономической политики на крыше дома находились кинотеатр, ресторан и висячий сад. Устройство крыши было уникальным, ее покрыли свинцовыми пластинами с гидроизоляцией. Это много лет гарантировало отсутствие протечек при любом количестве и интенсивности осадков.
Из воспоминаний жительницы дома:
«У нас компания была, а двора не было. Зато была Крыша. Самая замечательная крыша на свете… На нашей крыше можно было играть в футбол, волейбол, городки, кататься на велосипеде. Здесь была библиотека, всевозможные кружки — от лепки до музыкального, свой театр. Мы мастерили сами куклы и показывали малышам кукольные представления».
После революции здание было национализировано и переименовано в Четвертый дом Моссовета. Чего только не было в доме Нирнзее за его вековую историю: кабаре «Летучая мышь» и «Кривой Джимми», студия Малого театра, редакции газет «Накануне», «Гудок», «Вечерние известия», журналов «Россия», «Литучеба», «Творчество», «Огонек», «Альманах библиофила», издательство «Советский писатель».
В послевоенное время на территории дома работали три детсада, наиболее престижный из которых был открыт на девятом этаже по инициативе «старых большевиков» Климохиных. Писатель Андрей Синявский, водивший своего ребёнка в это учреждение, упоминает здание в повести «Гололедица», по сюжету с его верхнего этажа падает сосулька, которая оказывается смертельной для главной героини.
Во время боёв в октябре-ноябре 1917 года здание было одним из основных опорных пунктов белогвардейцев, в задачу которых входило удерживать позиции на Страстной площади. Комиссар московского градоначальства А. Н. Вознесенский писал:
«Дом Нирнзее был ключом в нашей позиции, так как достаточно было установить на его крыше пулемёты, чтобы поливать оттуда весь двор и все здания, лежащие внизу»
Дом Нирнзее был захвачен 28 октября, и вскоре юнкера, оборонявшиеся на Тверском бульваре, сдались. В июле 1918 года здание национализировали, после чего его прозвали Четвёртым домом Моссовета. Вместо выселенных жильцов в квартиры заехали партийные работники, сотрудники Коммунистического интернационала, служащие советских учреждений. Дом получил статус коммунного, председателем выборного правления назначили революционера Льва Каменева, в состав также вошли новые жильцы — Вадим Подбельский, Елена Малиновская, Иван Лихачёв, Андрей Бубнов, Андрей Вышинский. При доме открыли ясли и детский сад, телефонизировали квартиры, на крыше организовали сквер и игровую площадку. В начале 1920-х годов в доме жили партийные деятели Пётр Баранов, Георгий Пятаков, Матвей Шкирятов, Сурен Акопян, Василий Михайлов, отец и брат Льва Троцкого, сотрудник газеты «Правда» Иван Филипченко. По воспоминаниям писателя Валентина Катаева, в эти годы дом Нирнзее служил вертикальной доминантой Тверского района и казался «чудом высотной архитектуры, чуть ли не настоящим американским небоскрёбом, с крыши которого открывалась панорама низкорослой старушки Москвы».
Во время Великой Отечественной войны на крыше были установлены зенитные орудия, отражавшие налёты вражеских самолётов.
В советское время в доме оборудовали общую кухню, просуществовавшую до середины 1980-х годов. Позднее небольшие кухни появились во всех квартирах. Реставрацию дома замутили в непростые 90-ые. Какие-то квартиры сделали побольше (объединив 2 и более), какие-то – поменьше. Оборудовали в каждой квартире кухни и санузлы. Рассказывают, что те жильцы, кто, выезжая на время ремонта, оставил в квартире исторические чугунные ванны, по возвращении обнаружили новые, совсем не чугунные. Тогда же, во время капремонта, заменили и крышу. Как же – свинец, ведь это так вредно для здоровья!.. Вот только с тех пор посыпались жалобы на протечки…
В наши дни, помимо множества жилых квартир, в доме по-прежнему находится несколько организаций, в том числе — редакция журнала «Вопросы литературы» (иначе говоря "ВопЛи" 😄), учебный театр «ГИТИСа», издательский и образовательный центр «Благодарение». На крышу попасть сложно, но возможно. В этот раз мы даже не пытались, тема прогулки была несколько иная.

Дом связан со многими известными людьми: в театре-кабаре «Летучая мышь», располагающемся в подвале, бывали Станиславский, Шаляпин и Горький; а Владимир Маяковский жил и получал любовные записки.
На страницах эмигрантской сменовеховской газеты «Накануне» публиковались многие известные писатели: С. Есенин, В. Катаев, М. Булгаков, К. Федин, А. Неверов, О. Мандельштам, М. Зощенко, Б. Пильняк, А. Яковлев.
Помимо издательских дел Михаил Булгаков бывал в этом доме в гостях у художников Моисеенко, именно у них состоялось знакомство писателя с его будущей третьей женой, Еленой Сергеевной Шиловской. Она вспоминала: «Это было в 29-м году в феврале, на масляную. Мы встретились и были рядом. Это была быстрая, необычайно быстрая, во всяком случае, с моей стороны, любовь на всю жизнь».
И именно в этом переулке, Гнездиковском, Маргарита повстречала Мастера, когда несла в руках «отвратительные желтые цветы».
Внимание привлекают два окна на фасаде, где больше окон нет. Рассказывают, что некий художник, въехав в квартиру, для оборудования своей мастерской с нужным для работы светом, изменил планировку и для него сделали окна в глухой стене.
Заочно с этим зданием знаком каждый, ведь он — актер второго плана, сыграл в таких фильмах, как «Сказки… сказки… сказки старого Арбата» Саввы Кулиша , отдельные сцены «Курьера» Карена Шахназарова и «Служебного романа» Эльдара Рязанова . и финал «Место встречи изменить нельзя» Станислава Говорухина...
Его кинематографическая карьера началась ещё в дореволюционные годы. С 1914 по 1918 год в квартире № 514 находилась редакция журнала «Сине-фоно». С 1918-го в нём жил кинооператор Пётр Васильевич Ермолов. На крыше здания соорудили специальный зимний павильон. Режиссёр Владимир Гардин снял в нём фильм «Мысль» с Григорием Хмарой в главной роли. В том же помещении были созданы короткометражки по сценариям Аркадия Аверченко «Без пуговиц» и «Торговый дом по эксплуатации апельсиновых корок», в одной из которых снялся сам сатирик.
В 2000 году режиссёр Андрей Райкин снял посвящённый постройке многосерийный документальный фильм «Дом Нирнзее».
Сейчас в доме из 298 квартир 110 занимают различные конторы-организации. Так что он по-прежнему востребован и может послужить нынешним архитекторам образцом дома, удобного для жизни.