При всей усталости и даже отвращении, которые у меня стал вызывать этот полуостров в последний месяц моего пребывания там, теперь я поймала себя на чувстве печали, поняв, что все это ушло. Что больше я не окажусь на безлюдном пляже, где сентябрьские ветра посыпают песком страницы книг и волосы, и он становится неизменной приправой для любой пищи. Не проеду на автобусе со скрипучими тормозами мимо бесконечных виноградников, поражающих воображение своими перекрученными старческими стволами, мимо Кара-Дага, который всегда не такой, как в прошлый раз, мимо кладбища на кипарисовой горке, где кипарисы похожи на высоких и стройных восточных женщин, укутанных в хиджаб до самой земли. Больше не увижу, как продавец специй и южных сладостей виртуозно насыпает приправы разноцветными слоями в прозрачные баночки.

Я вряд ли снова увижу Александра Сергеевича, его задорные глаза, которые прячутся за очками, добрую улыбку под усами и огонек его сигареты в темноте под навесом. Не зайду темным южным вечером на освещенную летнюю кухню, откуда доносится запах свеженарезанной зелени, жареных овощей или супа, в котором варится связка укропных палочек. Не попробую золотистый чебурек, с воздушными пузырьками под тонкой кожицей теста, хрустящий и обжигающий язык маслом, которое кипело вокруг него еще полминуты назад. Не вдохну запах кофе, который доносится из любого магазина или хлебного киоска, и не зайду в гастроном, где продают лучший в мире бризоль и повидло в брусках.

Андрей

Андрей поражал резкостью скул, пронзительностью взгляда и военной выправкой. Мы встретились на площади у автостанции, он посадил нас в такси и повез смотреть комнату.

Он был частью той цепочки, что выстроилась сама собой и привела к нашей жизни в Крыму.

Когда я позвонила в агентство "Надежда", оно действительно стало последней нашей надеждой. За те два дня, что были отведены на поиски квартиры, я не нашла ни одного приличного места, куда пускали бы с собакой. Как оказалось позже, агентство "Надежда" состояло лишь из Андрея. Андрей подошел к делу серьезно, устроил подробный опрос и подобрал для нас жилье, как в брачном агентстве подбирают партнера.

Через час после встречи с ним, мы уже знали, где будем жить в ближайшие три месяца. На пятом профсоюзном проезде, у Кати.

Катя

Мы познакомились с Катей 19 июня. Точнее тогда она была Екатериной Михайловной. Катей она стала два месяца спустя. У нее был большой светлый дом, и две отдельные пристройки, три персиковых дерева,баклажановая плантация и виноградный навес. Еще у нее был белый норвежский лесной кот с хвостом-щеткой для пыли.

Через неделю после нашего заселения Андрей привел нам Александра Сергеевича, и у нас получилась почти полноценное общество из представителей трех поколений и разных полов.

Александр Сергеевич

Александр Сергеевич приехал на машине. Он приехал из Самары и привез с собой набор ножей, сковородок и даже кухонный комбайн. Но больше всего нам понравилось, что он привез в Крым две банки варенья из самарского винограда.

Александр Сергеевич постоянно кормил нас: дынями, арбузами, яблоками, медом, когда я болела, и компотом из зеленых персиков, когда у персикового дерева под тяжестью плодов сломалась ветка. Он любил рассказывать, а мы любили его слушать. По вечерам он возил нас на своей старой Волге на Золотой пляж. Это была наша традиция. В перерывах между заплывами он развлекал нас историями о шимпанзе по имени Адольф, которого запускали в космос, о том, как отлить спирт, не вскрывая запечатанную канистру, и о том, как правильно солить жареную рыбу.

Вещи

Сначала у нас не было ничего. Даже теплых вещей. И когда неделю лил дождь, мы сидели дома, укутавшись в пледы, и только иногда выходили погулять с собакой. У нас не было турки, и мы заваривали кофе в чашках, у нас не было кувшина, и мы держали кипяченую воду в пластиковых бутылках, а сахар и соль в одноразовых стаканчиках. Нам негде было хранить продукты, и мы собирали все подходящие упаковки из-под чего-нибудь, чтобы насыпать туда чай, овсянку или рис. Масла и сыра у нас не было вовсе, потому что нам это было не по средствам. Зато примерно раз в месяц мы позволяли себе какую-нибудь роскошь, например бутылку Гевюрцтраминера или коробочку сыра бри. Вино мы пили из чайных чашек. Винные бутылки мы тоже собирали, и в ноябре, когда везде отключили электричество, мы воткнули в них хозяйственные свечи и расставили по всему дому.

Постепенно у нас стало появляться имущество. Катя подарила мне расписную вазу с китайскими утками, у которых были румяные щечки, и часы на золотой цепочке, которые можно носить как подвеску. На центральном рынке мы купили керамический кувшин, сделанный татарами в Старом Крыму. Продавец достал этот кувшин из-под прилавка и рассказал, что хотел подарить его девушке, но раз уж он нам так нравится, то продаст нам. Там было много удивительных вещей, сделанных татарами: много разных чайников и чашек, пиалок и кувшинов с высокими горлышками и узорами на пузатых боках, турок и тарелок. Вещей, из-за которых мое сердце сжималось и трепетало в восхищении от этой красоты и мучении оттого, что я не могу постигнуть ее тайны и не могу сделать ее частью своей души.

Соте из баклажанов

В Крыму приготовить соте ничего не стоило: баклажаны, помидоры и перцы росли прямо на нашем участке, лука можно было попросить у Кати, разве что моркови пришлось бы купить. Мама научилась готовить соте божественно. Сначала она обжаривала баклажаны на сухой сковороде, а потом все остальные овощи по отдельности уже в масле, и в конце соединяла все вместе.

Еще в Крыму почти ничего не стоило делать заготовки. Если не принимать во внимание, что там не продаются стеклянные банки. Найти их можно было тремя способами: купить что-нибудь в стеклянной банке и потом ее использовать, найти банку в Катиной кладовке или купить на рынке, на развале бывших в употреблении вещей. Мы успешно применяли все три способа. В августе созрели персики на деревьях, растущих перед Катиным домом, и она каждый день давала нам их огромными мисками. Персики приходилось есть. Их приходилось есть над раковиной, слизывая с руки струйку сока, добегавшую до локтя, пока кусаешь мякоть. Так у нас получился компот из половинок, варенье из долек и паста из пюре. А еще был виноград, срезанный Катей с соседского заброшенного участка, из которого мы сварили две банки сине-фиолетового желе, потому что есть виноград мы уже не могли. Все это чудесным образом сочеталось с овсяной кашей, и когда наступила осень, мы потихоньку стали распечатывать эти банки, из которых, казалось, повеет жаром раскаленного летнего дня и воспоминаниями о том, как приходилось есть персики.

Эклеры из Судака

Каждый раз приезжая в Судак, мы заходили в гастроном «Юг» и покупали пирожное «Юбилейное» на картонке. На картонке означает, что без пакета. Пакет стоит дополнительный рубль. А поскольку я не считаю, что рубль – это адекватная цена за целлофановый пакет и не люблю способствовать размножению неразлагаемых предметов, я всегда брала свой бесплатный пакет из дома.

Впервые мы оказались в гастрономе «Юг», проследив за мужчиной, который достал из газели поднос с пирожными и куда-то их понес. Пирожное «Юбилейное» стоило тогда 17 рублей и представляло собой гигантский эклер из свежайшего заварного теста и нежнейшего легкого крема.

Купив пирожные, мы всегда отправлялись в кафе «Меганом» (оно же МегаГном) на автостанции, где пили настоящий итальянский кофе за 30 рублей в бумажном стаканчике и испытывали гастрономический оргазм.

Лисья бухта

Когда мы впервые пришли в Лисью бухту, больше всего удовольствия я получила от того, что, оказывается, можно есть рагу из баклажанов, сидя по-турецки на покрывале без одежды среди таких же обнаженных людей, озабоченно моющих кастрюли в море. Здесь нравилось, что нет никаких ограничений, не нужно соблюдать этот обряд смены белья на купальник, чтобы поплавать, а потом обратно менять купальник на белье, чтобы пойти домой. Можно просто скинуть одежду и забыть о ней на целый день. Валяться в прибойной волне, собирать гладкие зеленые карамельки бутылочного стекла, чтобы сделать ожерелье, пускать блинчики плоскими камушками и есть яблоко, сидя в воде.

Mad Coffee Party

Когда мы пришли в Лисью бухту первого сентября, было около девяти часов утра и довольно пасмурно. Я сразу залезла в воду с маской, а когда я залезаю в воду с маской, время переходит в подводный режим, и пока под водой неспешно проходят минуты, на земле проходят часы, недели и годы. Словом, к тому моменту, когда я вылезла, Лена уже успела почитать лежа на животе, на спине, на боку и на локте, а мои ногти стали цвета лака «Синяя фиалка». Я надела на себя всю одежду, что была с собой, но это не помогло. Солнце совершенно не показывалось, Лена приказала собираться домой. Укладывая вещи, я сказала, что сейчас все бы отдала за чашку горячего кофе.

В этот момент нудистский мужчина из лагеря наверху прокричал: «Кофе будете?»
– Конечно, – ответила Лена, стоя к нему спиной и сворачивая покрывало.
– Он уже скоро будет готов. Буквально, пока я говорю, он уже доваривается.
– Отлично! – серьезно сказала Лена, убирая покрывало в рюкзак.
Я следила за диалогом молча.
Тут Лена беспечно спросила: «Это же он не нам?»
Наверное, на моем лице все было написано достаточно выразительно, потому что Лена и сама уже поняла, что это он нам.

Так мы пошли пить кофе в лагерь к трем диким обнаженным мужчинам. Правда, один из них был в свитере, но это был единственный предмет одежды на нем.

Кофе был изумительный. Я сильно подозреваю, что он был сварен на морской воде, потому что вкус был весьма странный. Но в тот момент, держа в руках горячую жестяную чашку, сидя у котелка с солоноватым кофе, в окружении этих расслабленных мужчин со шрамами, я испытывала настоящее наслаждение.

За те десять минут, пока мы болтали, облака разошлись, вышло жаркое солнце, и мы провели в бухте еще четыре часа, забыв о холоде и одежде, выкладывая горячие камни вдоль позвоночника, пуская блинчики, выискивая сердолик, наблюдая за дохлой рыбой и читая биографию Рахманинова.

Осень

В октябре ночи стали холодными и сырыми. Мы мерзли в своей комнате. В городе созревали каштаны, и все увлеченно их собирали, неизвестно зачем, потому что съедобные каштаны там не росли. На улицах цвели хризантемы, и с кустов свисали плоды зизифуса. Созрел миндаль и грецкий орех, и мы каждый вечер прогуливались по соседним улицам и набивали карманы орехами. На садовых участках появились рыжие пятна хурмы. В море появились жгучие медузы. Толпы людей и скопления торговых палаток исчезли. Стало просторно и свежо.

Катин дом

Вспоминать Катин дом приятно. Он был другим, когда в нем не было Кати, но были мы с Юлей. Он был холодным в октябре, в нем не было еды, не было второй подушки, не было горячей воды и средства для мытья посуды, но нам было очень хорошо в нем. Большую часть времени я сидела за ноутбуком, переводя статьи о христианах, прозревших наркоманах, ломках, иудеях, израильтянах и британском гербе. Я сидела за ноутбуком на низкой деревянной скамеечке, в трех кофтах и двух теплых носках, а Юля лежала под одеялом на диване, запоем читая книжку за книжкой.

Я никогда не верила Катиным историям про кота. Как он не дает ей спать по ночам, стуча лапой в окно. Но это оказалось правдой. Ужасной правдой. Когда Катя уехала в Красноярск, дом и кот остались на нас. В первую ночь я проснулась от стука. Сначала я игнорировала его, потому что думала, что это происходит в моем сне. Но потом я поняла, что это происходит в окне. И это стучит кот. И стучит громко. Так было каждую ночь. Днем мы обсуждали, как лучше спастись от кота: замотать ему лапы мягкой тканью или лучше замотать его всего целиком и вставить кляп в рот. Если кот вечером оставался дома, то ночью он стучал лапой в батарею, чтобы его выпустили на улицу. Катя не врала.

Белая скала

Белая скала влекла меня каждый раз, когда мы проезжали мимо в автобусе в сторону Симферополя. Отвесная, как вертикальный срез бруска сливочного масла, а у подножья застыли белые камни, как рассыпавшиеся крошки песочного теста. От автостанции мы шли пешком по дороге, окаймленной маклюровыми деревьями. Они были увешаны плодами, похожими на теннисные мячи, на ощупь немного липкими и источающими нежный аромат цитрусов. У дороги мы видели мобильный пункт продажи самсы из тандыра, который стоял на прицепе легковушки. Рядом сидели рабочие и перекусывали этой самсой. Проходя мимо, мы уловили ее божественный запах, сотканный из воздушного теста, свежего мяса, пряного лука и черного перца. От поселка скалу отделял ручей, который можно было перейти только в двух местах. Мы петляли по каким-то зарослям и огородам в поисках мостика и встретили шестилетнего мальчугана, который лихо водил жигули. Потом по крутой насыпи мы поднимались к пещере, в которой в начале нашей эры жили племена сарматов. Из нее открывался вид на окрестности, поля, нежно зеленеющие озимыми, одинокие шпажки тополей, линии электропередачи и нагретое солнцем светло-голубое осеннее небо.

Это было наше последнее путешествие в Крыму, это был наш последний пикник с караимскими пирогами и крымскими помидорами, последний раз, когда можно было ходить в футболке, последний день ноябрьского лета.