Пакистан. Ч - 25. Хунджерабский перевал и национальный парк

В самую последнюю ночь нашего трёхдневного пребывания в Хунзе я уснул очень крепко. Сквозь сон слышал, как ночью пошёл дождь. На рассвете он своё мокрое дело продолжил. Утром над горами зависли облака.

Какое либо движение воздуха полностью отсутствовало. Не понимая чего ждать от погоды, притихли и вытянутые в струнку тополя.

Нам предстоял двухдневный переезд по горным дорогам. По дождю ехать как-то не хотелось, и боги пошли нам на встречу. После завтрака снизу в посёлке заиграла национальная музыка. Ноты и аккорды разбудили ветерок. Тот начал плясать, и утащил в сторону тучи и туман.

Грузимся в микроавтобус, рассаживаемся по местам, трогаемся в путь. По плану мы должны были отправиться в Читрал — это на запад почти к самой границе с Афганистаном. От Хунзы до Читрала 470 км., но мои спутницы загорелись идеей преодолеть расстояние за один день. Один местный житель сказал, что в Читрале будут играть в поло, и если мы туда приедем на день раньше, то попадём на праздник.

В нашей туристической программе ни про праздник в Читрале, ни про поло ничего не значилось. Мало ли кто и что говорит. Однако, нет, дамы конкретно наехали на гида, дабы он изменил программу и доставил нас в Читрал за один день?!

Гид Паша и наш водитель Рафи этой дорогой прежде не ездили. В итоге Паша, захотев быть хорошим, пошёл на поводу у женщин.

Горы есть горы — никакой авось к ним не применим! В памяти стоял опасный, сложный и утомительный переезд из Исламабада до самой Хунзы. Более того, был в моей жизни печальный случай в Гвинее, закончившийся трагедией (писать про это не хочу).

И тем не менее, не проявив благоразумия, я с этой бредовой идеей сам не понимая почему, согласился. Забегая вперёд, скажу, что никакого поло в Читрале естественно не было. Информация от прохожего достоверной по определению быть не может. Праздник состоялся несколько дней назад. Ну и я сам, если согласился с дурацкой идеей, то умней кого-то в этой ситуации никак не являюсь.

По программе нам предписывалось добраться до городка Гакуч, где и заночевать. От Хунзы это 170 км. Остальные 300 км. оставались на следующий день. Казалось бы, подобное не логично?
И тем не менее, логистика маршрута была составлена не просто так. На следующий день нам предстояло преодолеть Шандурский перевал! Теперь понимаю — ехать через него ночью — чистое безумие.

Читатель, запомни, ни по Африке, ни по Азии не должно быть никаких ночных переездов!
Во всяком случае, их нужно избегать, используя по максимуму световой день. Вот тут тоже интересно! А как же обед? (((На него всегда уходило более часа))). Так что, взять и отказаться от обеда? Неужели брать пирожок и жевать его в машине, запивая водой? Обед то ведь оплачен? Все обеды в стоимость тура включены! Обед тянет на 5-7 долларов! Как можно от него отказаться?...

Друг мой, читатель, если ты едешь в Европу автобусным туром, в этом случае наверно не так важно, кто твои попутчики. Но если ты отправляешься в страну третьего мира самым что ни на есть ж....м маршрутом, в этом случае постарайся узнать, кто твои попутчики?!
Я лично, наученный горьким опытом, веду чёрный список, который с годами всё наполняется и наполняется....

Итак, выехав из Хунзы, мы вполне благополучно добрались до Гилгита. В качестве предупреждения свыше, мне периодически попадались на глаза придорожные памятники, поставленные в честь рабочих, погибших при строительстве Каракорумского шоссе. Во время путешествия в Хунзу я их не заметил.

За Гилгитом уходим с Каракорумки, сворачивая на дорогу, идущую вдоль реки одноимённой с городом.

Останавливаемся на постах, отмечаемся. Как только мы въехали в округ Гхизер, в машину к нам, от одного поста до другого, стал неизменно подсаживаться полицейский.
Округ Гхизер развит лучше, нежели Хунза. Дорожный трафик более плотный, то тут, то там наблюдаем множество мостов, соединяющих разные берега Гилгита. Долина Гхизер расположена на высоте 1700 метров. Её можно смело назвать перекрёстком торговых путей и всех здешних долин. После 1895 г. княжество Гхизер было присоединено к Гилгит-Балтистану или правильнее сказать к Кашмиру. Правда управлялся Гхизер не кашмирским раджой, а непосредственно англичанами.

В долине Гхизер проживает более десятка различных народностей. Самой большой из таковых является шина. Они относятся к дариш (ветвь индо-иранского языка). С населением более 120 тыс. Гхизер является пятым округом Гилгит-Балтистана (всего их семь).

Слово "гхизер" в переводе обозначает — беженец. Начиная с конца 19-ого века, спасаясь от исламизации, сюда из Читрала постоянно бежали люди. В горах со свободной землёй плохо, и тем не менее им выделялись участки.

Какое-то время анимисты сохраняли свою веру. Точной и подробной истории княжества, по всей видимости, не существует. Своих летописцев у шина не было, но, если верить британцам, к 1930 г. исламизация региона была полностью завершена.

В настоящем в долине народ смешан не только по этническому признаку, но и по религиозному. Подавляющее большинство населения исмаилиты. Суннитов не более 20%.
В какой-то момент погода вновь портится. Ветер, спустившись с гор широким фронтом, начинает трепать как высоченные тополя, так и низкий кустарник. Накрапывает дождик, медленно но уверенно стремящийся перейти в ливень. Ему в такт беснуется река, злобно ревущая на перекатах. Асфальт на пути то появляется, то вновь пропадает. Что будет дальше?... А если дорогу размоет?... И тут дождь самым неожиданным образом резко заканчивается.
В посёлке Сингул вновь меняется охрана. К нам подсаживается парень народности балти. Напомню, считается, что именно балти построили в Хунзе Балтитский форт. Пакистан.Ч -23. От Фатимидов до Большой игры великих империй
Все полицейские болтуны неимоверные, но языками они цеплялись преимущественно с гидом и с водителем. С этим же парнем удалось основательно поговорить именно мне. Через гида я задавал вопросы, и точно таким же образом получал ответ.

Балти имеют монголоидно-тибетские черты лица. Они выходцы с Тибета. Балти прирождённые воины, приспособленные к зимней войне.
И тем не менее в Гилгит-Балтистане в армию всех подряд не берут. В вооружённые силы попадают по блату. После срочной, если молодой человек хочет служить в полиции, а работы другой здесь практически нет, нужно давать на лапу от 300 до 3000 дол.

На тот момент мы ещё не знали, что не попадём на поло, и посему я стал спрашивать моего собеседника об особенностях этой игры.

По́ло — командный вид спорта с мячом, в котором участники играют верхом на лошадях и перемещают мяч по полю с помощью специальной клюшки. Целью игры является поразить ворота соперника наибольшее количество раз.
Диаметр мяча для игры на открытом воздухе 3¼ дюйма (8.3 сантиметра), вес — четыре унции (113,4 грамма). Клюшка традиционно изготавливается из бамбука или ивовых прутьев.
Игровое поле 300 ярдов в длину и 160 в ширину (по площади это примерно 5-6 футбольных полей). Ворота представляют собой две штанги в восьми ярдах друг от друга по центру лицевых линий поля.

Упрощая понятия поло можно назвать конным хоккеем. Со временем эта игра распространилась по миру. В различных странах правила трактуются по-разному. В Пакистане играют до 9 голов. В финале игра длится час. Если лошадь ранена — в другой команде тоже убирают одну лошадку. Спешившиеся игроки со своими клюшками встают в ворота. Травматизм при игре в поло достаточно высокий.

Я спросил моего информатора, скакал ли он сам с клюшкой по полю? Он ответил, что только в юности. В поло разыгрываются хорошие призовые, но чтобы сорвать куш, нужно вложить ещё больше. Конь, форма, клюшки, время и место для тренировки — всё это стоит денег.

Так незаметно за разговорами подъезжаем к городу Гакуч. Прощаюсь со своим информатором. На память дарю ему матрёшку.
Кроме статуи лошади, установленной в центре, от других посёлков Гакуч ничем не отличается, и тем не менее он является столицей долины Гхизер.

Нам довелось зайти в полицейскую часть. Рядом со входом был установлен специальный красный ящик. Народ бросает туда различные виды жалоб. Каждая из таковых будет обязательно рассмотрена. Во всяком случае, именно так мне объяснили полисмены.
Узнав, что мы из России, ребята честно и искренне обрадовались. Набравшись наглости, я их сфотографировал, чего никак нельзя было делать на территории части. Впрочем, они не возражали.

Стоит заметить, что местные парни имеют крайне мало шансов продвижения по службе. Любые начальники в Пакистане выходцы из Пенджаба.

Заезжаем далее в какой-то отель на обед, теряя при этом что-то около часа. Теоретически, если бы мы остались в Гакуче, могли бы съездить в долину Ясин. Это довольно интересное место. Высокогорная долина вплотную подступает в Ваханскому коридору. Ясин в своё время был отдельным маленьким княжеством.
Не сложилось, поэтому обсуждать тему мы не будем.

После Гакуча асфальт периодически исчезает, придорожные посёлки попадаются всё реже и реже. В противовес этому начинает налаживаться погода. Горы своими острыми пиками расцарапали брюхо тучам, и те, выпустив влагу, превратились в белые облака! Получив водяную подпитку, набухший Гилгит удовлетворительно рычал. Любуясь панорамой гор, я то и дело щёлкал фотоаппаратом.
Из окна автобуса замечаю колоритных мужчин, к головному убору которых прикреплены либо перо, либо цветок. Паша объясняет — это люди народности кочер. Они являются выходцами Пенджаба. Кочер занимаются сельским хозяйством, и славятся на всю округу производством молочных продуктов.

До разделения на Индию и Пакистан в этих местах совместно с кочер жила небольшая община сикхов. Последние перебрались в Индию. Кочер остались в Пакистане.
Позже я сумел представителей этого народа сфотографировать. К сожалению чёрное перо к шапке было прикреплено только у ребёнка.

На одном из постов к нам подсаживается пожилой полицейский. Он огорчает неприятным известием.
Где-то впереди один из ручьёв, впадающих в Гилгит, снёс мост. По словам полицейского, ехать нам туда не стоит, так как мост сегодня наверняка не починят.

Узнав, что мы планируем преодолеть ещё и Шандурский перевал, он замотал головой, словно китайский болванчик, начав отговаривать ещё сильнее. По словам полицейского, в мае на перевале бывает мягкая земля, в которую микроавтобус может провалиться по самую крышу.
В тот момент я уже понял нашу ошибку, особенно когда увидел, как местные ребята, практически голыми руками, перебортировали на джипе колесо. Проезжающие водители останавливались. Кто-то что-то им дал, поломку ребята устранили — но это днём. Ночью им пришлось бы сидеть и куковать на дороге. В тёмное время суток пакистанцы стараются не ездить.
На одном из постов наш горе-информатор выходит, и вскоре, к образовавшейся пробке, мы подъезжаем уже с другим охранником. Впереди ручей. Утром он вышел из берегов и снёс мостик. Надо отдать должное пакистанцам — новый мост они сколотили довольно быстро.
На Памире, в Каракоруме и в Гиндукуше близлежащие деревни обязательным образом следят за своим участком дороги. По всей видимости балки и деревяшки для нового моста у плотника были заготовлены. Однако мост это лишь половина вопроса. Так как речка разлилась по округе, подступы к мосту были также заполнены водой. Водители, боясь увязнуть, штурмовать препятствие не решались. Картина для Азии была типичной; пару человек пытались заложить обнаглевший поток камнями, а все остальные (с обеих сторон машин собралось предостаточно) просто сидели и смотрели.

Я перешёл на другую сторону.

Пока я что-то там изучал, наш Рафи, никому ничего не говоря, ринулся на мост и самым удивительным образом, словно на коне, перепорхнул его. Увидев залихватский конкур, другие водители решили повторить подобное. Завяз ли кто-то в воде, этого я не скажу. Время нам было дорого. Мы оттуда сразу уехали.
Позже мне вспомнился джип с проколотым колесом. Выходит, речку он проскочил, а на ровной дороге сломался.... Световой день заканчивается. Впереди полная неизвестность. Мы же не прошли и половины расстояния....
Сижу, думаю, смотрю в окно. Придорожная жизнь то вдруг внезапно вспыхивает в виде зелёных оазисов, то вновь исчезает, отчего кажется что едем мы по местам совершенно безлюдным. Проезжаем посёлок Пандра. Он назван в честь горы с аналогичным названием. Мужчины, ничего не делая, сидят возле дороги. Некоторых из них Всевышний наградил огненно-рыжей шевелюрой. Им под стать необычны и женщины, не признающие чёрный цвет, предпочитающие цветастые платки и накидки.
При всём кажущемся "ничегонеделании", глядя на ухоженные участки земли, понимаешь, что люди здесь отнюдь не бездельничают. В каждой деревне существует своя администрация, где, как правило, самый старый мужчина выполняет функции судьи, решая вопросы межевания участков и ирригации. Основной спор чаще всего заходит о том, чья коза у кого на огороде что съела. Штрафы накладываются довольно большие.

К каждой деревне обязательно проведён арык. Управление ирригацией осуществляется на корпоративных началах. Поскольку летом и весной случаются утечки и прорывы, каждая семья поочерёдно выделяет человека для наблюдения за оросительными каналами.

Забегая вперёд, скажу, что мне не удалось выяснить что либо дельное по истории княжества Гхизер. (?) Если посетить в Москве Музей народов Востока, весь этот регион там вообще никак не представлен. Северный Пакистан в культурном и в историческом плане является для россиян, как и для других европейцев, жирным белым пятном. Ислам уничтожил здесь следы анимистической культуры. Ну а то, что осталось, сто лет назад вывезли отсюда англичане.

Одно бесспорно, ислам в эти места стал проникать лишь в 15 веке. Соответственно, до этого местные жители были либо буддистами, либо их культура к таковой была близка.

Отойдём от темы и постараемся порассуждать, как горцам в течении многих веков удавалось выживать на столь малых клочках земли.
Изначально, по самому древнему закону, все земельные наделы гималайских крестьян должны были быть равны. По другому закону — землю нельзя было продавать. Чтобы избежать дробления участков, земельный надел переходил к старшему сыну. Остальные братья и сёстры не получали ничего.

— А как же они жили? Ну если с сёстрами понятно, они оставались в семье старшего брата, то куда же девались братья младшие? — изумится читатель.

Отвечаю. В прежние времена безбрачие буддийских монахов и полиандрия (многомужество) являлись в Гиндукуше и в Гималаях регулятором демографического роста.
Младший сын, став монахом, позже мог в свою деревню вернуться, с целью религиозного просвещения односельчан. В этом случае община его и других монахов кормила. Мужчины были не женаты и расходы на их питание были не велики.

А вот если младший брат не желал становиться монахом, в этом случае он мог взять в жёны жену старшего брата. Это называется полиандрия (многомужество). Братья росли вместе, с самого детства привыкая к мысли, что им придётся совместно делить одну женщину.

Старший приводил невесту в дом, и далее братья спали с ней по очереди. От кого рождался ребёнок? Это было не важно. Чаще всего старшего брата дети называли папой, тогда как все остальные были дядями.

Такие семьи втроём, вчетвером и даже всемером не вели к увеличению количества детей по сравнению с семьями традиционными. Кого-то подобное может шокировать, однако тут нужно понять, что народ с помощью братской полиандрии элементарно выживал.
Подобный обычай еще 40 лет назад практиковался в индийском Кашмире. В настоящем полиандрия сохранилась в некоторых отдалённых уголках Тибета.

Гималайский феодализм коренным образом отличался от европейского. Здешний крестьянин не был рабом, чьим имуществом и жизнью безраздельно пользовался хозяин. Крестьянин, или правильнее независимый землевладелец, отдавая десятину князю (иногда ещё и монастырю) пользовался своей землёй без каких-либо ограничений. Точнее, ограничение было одно — он не мог продать свою землю.

Горные народы Памира, Каракорума, Тибета и Гиндукуша, отказавшись считать землю богатством, избежали множество ловушек, которые неизменно привели бы к обеднению из-за дробления участков, к спекуляции землёй, к тирании крупных землевладельцев.
Вернёмся в Гхизер. Мне запомнились кладбища. На могилах местные горцы выкладывали цветник из трёх кирпичей, а вместо памятника с обеих сторон вставляли закруглённые куски горного сланца. Любопытно, но камни ставились не поперёк, как это обычно принято, а вдоль могилы. У арабов или ещё где-то подобные захоронения мне наблюдать не приходилось.

Конечно ислам многое здесь поменял. Ислам нарушил вековые горские законы, после чего обострились противоречия. Городское ничегонеделание и сидение в торговых лавках — это пришло к местным горцам вместе с исламом.
Зато в деревнях народ работает не покладая рук. Лето длится 4 месяца. Оставшиеся 8 приходится на зиму. Дороги в это время чаще всего закрыты. Рассчитывать люди могут только на себя, вот и стараются они из всех сил что-то вырастить. Тракторов у крестьян нет. Землю пашут деревянным плугом используя быков. Каждый участок обязательно чем-то засеян. Выращивают по большей части зерно.

Сравнивать здешних горцев с российскими крестьянами несколько не правильно, и тем не менее в такие места нужно привозить российских либералов, воспевающих крестьянское хозяйство единоличников, которое взял и разломал со своей индустриализацией товарищ Сталин. Впрочем, это тема другая....

От мыслей отрывает Паша. Он говорит, что мы проезжаем последний отель, где можно остановиться.

Ему отвечает наше молчание. Если не ошибаюсь, посёлок назывался Гальахмули (3090 м). По-тюркски это "цветок — голь". Пастухи гонят свои отары домой. Интересуюсь у сидящего рядом полицейского о ценах. Он отвечает: взрослый баран стоит 40-50 дол., ослик 20-30 дол., хорошая машина (афганская контрабанда без номеров) 2-3 тыс. дол. В Лахоре либо в Карачи аналогичная с документами будет стоить 12 тыс. дол.

Последней деревней на нашем пути стала Иора (или Игра).

Там располагался последний пост Гилгит-Балтистанской полиции. Нам предстояло ехать дальше уже без сопровождения. Стоит отметить, что ландшафт местности изменился. Долина расширилась. Сопровождавшая нас речка Гилгит ушла чуть вниз и в сторону. Горы своей структурной формы не поменяли, но при этом их вершины все до единой были покрыты снегом. Весна в Иору прокралась не более двух недель назад. Вечереет. Солнце давным-давно спряталось за горами. Скоро тьма накроет покрывалом землю. Мы же, никак не можем решить вопрос с полицией. Правильнее сказать, ребята не желают пропускать нас на перевал. В любезных восточных препираниях теряем около получаса. Наконец, гид улаживает вопрос.

Человеческое жильё остаётся позади. Микроавтобус разрезает фарами сумерки. По пути то тут, то там попадаются яки.

Вначале одиночки, чуть позже целые стада. Яки спят стоя, и потому на ночь предпочитают группироваться в стадо. Услышав шум мотора, животные удивлённо поднимают головы. Кто это тут ездит на ночь глядя?
Повторюсь, в загонах яков не держат. Горные быки любят свободу и простор. И тем не менее, каждое животное имеет своего хозяина. Об этом свидетельствуют бирки, приколотые к ушам.

В какой-то момент дорога вновь приближается к Гилгиту. Замечаю тень, которая сразу прячется. По словам гида, это браконьеры — они ловят рыбу в реке, не имея на то лицензии.

Высота давным давно перевалила за 3500 м. Дорога в какой-то момент становится похожа на стиральную доску. Справа и слева тянутся горные хребты. С нашей стороны природа расщедрилась на небольшую ровную долину.

С другой стороны горы более пологие, солнце своими лучами их северные склоны не прогревает, и потому даже на нашем уровне лежит снег.
С нашей стороны талая вода, группируясь в струи и в ручьи, устремляется вниз. Где-то, проскочив через долину, потоки успевают спуститься к желанной реке. Где-то они образуют болотца и большие лужи, предназначение которых — отражать в себе небо и снежные вершины.

Я и мои спутники, многократно пытаемся сфотографировать подобную красоту. Однако, даже у меня, у фотоученика Мэтра, ничего толкового в наступившей темноте не получается.

По ходу движения мне вспомнился пожилой полицейский, что-то там бубнивший про мягкую землю. Прокручивая в памяти его слова, я понял, что он имел в виду.
Весной в горах можно действительно провалиться, ну если и не под землю, то во всяком случае в болото.

Сверху спускается селевой поток. Солнце и ветер покрывают его коркой, совершенно неотличимой от местного ландшафта. Трудно даже представить, что под этой коркой в сторону долины продолжает течь жижа.
Мы всё время ехали по накатанной дороге, никуда с неё не сворачивая. Правильнее сказать, нам повезло что мы не ушли с дороги. Соответственно, мы не попали ни в жижу, ни в болото. Микроавтобус мог засесть очень крепко, и помощи ночью никто бы нам не оказал.

Трясёмся по долине около часа, и вот наконец в свете фар появляется сперва арка, а за нею уже и сам блокпост. Останавливаемся. Удивлению полицейских нет предела. Они никак не ожидали увидеть ночью иностранцев. Офицер собирает наши паспорта и растворяется с ними в ночи.

С наступлением темноты с гор спускается резкий и довольно холодный ветер. Вторя его свисту, ночь ревёт бессчётным множеством талых ручьёв. Мне почему-то подумалось, что именно так выясняют между собой отношения горы.

Высота Шандурского перевала 3738 м., и этот блокпост, по всей видимости, самая высокая точка. Сразу за ним проглядывают строения брошенной деревни.
Выхожу из машины подышать свежим воздухом. Где-то впереди поднималась яркая одиночная звезда. Я почему-то решил, что это Юпитер. Снежные шапки гор переливались лунным светом, тогда как сама луна, слегка пританцовывая, отражаясь в чёрных водах Шандурского озера.
Из Шандурского озера берёт своё начало Гилгит. Вся эта местность относится к национальному Шандурскому парку. Недалеко от блокпоста как раз и проводится ежегодный праздник, во время которого лучшие команды Читрала и Гилгита играют в поло.

Возвращать документы полицейские не спешили. Из разговора выяснилось, все ребята родом из близлежащей деревни, относящейся уже к Читралу. Округ входит в Пуштунистан. Читрал содержит свою маленькую, но вполне боеспособную армию. Соответственно, блокпост на Шандурском перевале имеет особое стратегическое значение. Здесь проходит граница между Гилгит-Балтистаном и территорией пуштунов. Образно говоря, бывший Кашмир заканчивается именно здесь.

Зимой через перевал никто не ездит. 4-5 месяцев ребята полностью отрезаны от внешнего мира, ещё 2-3 месяца через перевал ездят только военные. В январе высота снежного покрова может достигать 3-х метров. Снегохода у полицейских нет. Если что-то случается, они идут в посёлок на лыжах.
Инциденты в Пакистане происходят регулярно, однако про террористов и талибов я спрашивать не стал. Надеюсь, у моих бывших собеседников всё будет хорошо.

Я стоял и молча смотрел на горы и на долину, пытаясь вобрать в себя всю красоту Шандурского перевала. Без сомнений, подобные места нужно проезжать днём и только днём.

Где-то внизу в чёрной ночи светлячком заколыхалась упавшая звёздочка. Медленно но верно она приближалась к нам. Это полицейский, подсвечивая себе фонарём, принёс из офиса наши паспорта. Далее последовала команда — открыть шлагбаум. На проверку документов, на согласование с Исламабадом ушло более часа.

После блокпоста дорога рванула вниз и через какое-то время запетляла по склону. Свет фар то выхватывает горный склон, то чёрную пустоту. Мы все целиком и полностью зависим от водителя, от его умения и от его понимания дороги. Где-то сверху нависает высокая гора и мы как раз крутимся по её склону. В какой-то момент впереди начинает что-то блестеть. Пару дней назад на дорогу сошла большая лавина, и трактор, основательно потрудившись, пробил в ней коридор.

Рафи останавливается, присматриваясь. Через умирающую лавину проезжаем на малой скорости, стараясь её не задеть и не растревожить. Снежная масса от малейшего движения могла запросто рухнуть и сбросить нас вниз. Обошлось.

Петляем далее по серпантину, нарезая бессчётное количество поворотов. Читральская сторона перевала оказалась более крутой и более опасной. Наконец, снежные языки лавин заканчиваются. Сперва появляется кустарник, после деревья. Дорога упирается в шлагбаум. Из палатки выходит солдатик. Увидев иностранцев, будит командира. Тот, заспанный, разрешает поднять шлагбаум.

Мы спустились на 2700 м. Где-то рядом журчит уже новая река под названием Мастудж (Битерипари), и дорога идёт вдоль неё. Хотя, как идёт? куда идёт? Ни водитель, ни гид ничего толком не знают. Пару раз штурмуем довольно опасные и мощные ручьи, не застревая в воде и в каменной россыпи лишь чудом.

Проезжаем какой-то посёлок. Вокруг ни души. Подобная местность вполне подошла бы для съёмки ужастиков. Паша выходит, стучит в дверь первого попавшегося дома. Ему кто-то что-то объясняет. По унылому виду гида вижу, что ничегошеньки толком он не узнал. До Читрала остаётся 160 км. Когда мы попадём в отель? и доедем ли мы туда вообще?

Время давным-давно перевалило за полночь. Вот и получается, ждёшь начала путешествия, а потом сидишь и мечтаешь, когда же этот злосчастный день, когда эта злосчастная дорога — когда всё это закончится!...

Грунтовка сужается и прижимается к скале. По звуку слышу, впереди рычит поток. В свете фар вырисовывается прижавшийся к скале автобус. В салоне никого нет. Всё ясно и понятно; впереди река низвергающаяся в пропасть, люди оставили автобус и ушли пешком. По навигатору через 2 км. отель. Однако наша машинка через сей мощный поток, именуемый Додаргаз (если не ошибаюсь), перебраться никак не сможет.

Паша звонит своему начальнику в Карачи. Тот, проснувшись, договаривается с отелем. За нами обещают прислать машину. Тем временем, впереди показывается джип. Он без проблем проскакивает поток и упирается в наш микроавтобус. Мы подсвечиваем Рафи, кто телефоном, кто фонариком. Водитель в темноте на узком склоне понемногу сдаёт назад. Жутко было смотреть, как наш микроавтобус на этом узком тёмном балконе поднимался вверх задним ходом.

Со встречной машиной кое-как разъезжаемся. Далее появляется джип-спаситель. Он доставляет в отель сперва нас, а после наши вещи. Рафи, прижавшись к скале, остаётся спать в машине возле извергающегося потока.
Мы же, сидим, кукуем на ресепшене. Свободных номеров нет. Наконец, Паша нас троих мужиков пристраивает в какую-то грязную каморку, и мы этому очень рады.

Не раздеваясь, подкладываю под голову рюкзак, падаю на грязный матрас. Засыпаю почти сразу. Казалось бы, день закончен! И более ничего уже не случится?... А вот и нет! Случилось и очень даже случилось.

Пакистан. Ч - 27. Читрал. Дорога к калашам