Как никогда — только теперь примерно понимаю, что чувствовали люди, не испытывающие революционной бравады тогда, в 1917-м и позже, во время гражданской. Сколько было в них боли и отчаянья, и непонимания, и бессилия, и ощущения несправедливости, и страшной беды. А ведь та боль, что я испытываю, наблюдая за событиями на Украине, не сравнится с болью, которую можно было испытать как если бы это была моя страна...
Вы смотрели фильм "Роль" Лопушанского? В нем главный герой, актер по профессии, русский, живущий в Финляндии, в годы гражданской войны бросает свою устроенную жизнь, надевает на себя образ погибшего красноармейца и с его документами отправляется в Россию. (Актер и тот красноармеец по сюжету чрезвычайно схожи по внешности.) В общем, актер, представитель заграничной русской элиты, решил прожить жизнь своего двойника из народа. К фильму возникло много претензий у зрителя, когда он вышел. Но при всех будто бы недочетах картина получилась уникальной. Атмосфера тех лет передана мощнейше (насколько вообще мы можем об этом судить). Так вот режиссер говорил в интервью, что замысел фильма таков: главный герой очень переживал за случившееся в России и был озадачен, как это вообще могло произойти, душа рвалась от боли за Родину — потому и решил надеть на себя шкуру простолюдина, чтобы понять, что им двигало.
Итак, я про Украину. Больно, и сердце отказывается понимать. И не верится, все еще не верится. И недоумение, и растерянность, и отчаянье, и страх, и удивленье. И мольбы. Наверно, как у тех наших, русских, оказавшихся свидетелями падения "старого мира" и рождения "нового".
А о фильме. Нашел ли ответ русский актер на вопрос: как такое могло случиться? Нет... Одна погибель. Одна лишь смерть. И никакого смысла...
Р.S. Для тех, кто захочет посмотреть фильм, отрывок из интервью режиссера "Роли" Лопушанского:
"Тут звучит такая тема — зовущая нас Россия — Россия как болезнь, Россия как метель. В возвращении моего героя в революционную Россию есть что-то от птицы, возвращающейся на родину, хотя там пожар, там гибелью все дышит. И он не может сбить ее с пути. И наш герой вместо того, чтобы сидеть в теплой финской, (парижской, берлинской) квартире и следить за жизнью на родине через газеты — вдруг решает возвратиться домой в разоренную войной и революцией жизнь. Из-за ностальгии? Из-за тяги к стоянию "у мрачной бездны на краю". Обе эти страсти есть в нашем генетическом и культурном наследии. Но его не только Родина притягивает, но и какая-то тайна, недосказанность, недопонятость. А еще им движет жажда достигнуть вершины мастерства. Для актера как художника нет ничего выше "игры в живую". Обычно говоря об актерстве в жизни, мы представляем себе кривлянья дамочек, но здесь речь о другом — об открывании двери в чужую душу. О принятии чужой судьбы, понимании, пробывании ею жить. Это попытка взойти на ту вершину актерства, на которой, говоря словами Пастернака, "кончается искусство, и дышит почва и судьба". За это наступает расплата, герою снятся чужие сны, чужая душа болит в нем. Он приходит в жизнь девушки как ее несбывшийся возлюбленный. Он берет на себя непосильный крест чужой кровоточащей души, со всеми ее грехами, со всей болью."