Киев. Мой родной город. Данный мне с рождения, привычный, знакомый. Мое сердце проделало определенную работу, прежде чем научилось любить его. Вот уж не знаю почему, но с самого детства мне Киева было мало, я смертным любом обожала Москву и постоянно мечтала о Европе. Город мне казался слишком широким и пустым, слишком помпезным в центре и неуютным на окраинах, я не видела в нем гармонии. Киев постепенно открывался мне, впускал. Я взрослела, жажда далеких поездок делалась менее острой, душа познавала жизнь, и Киев однажды тронул мое сердце. Любовь случилась. Теперь меня в выходные можно найти на его улицах, я неустанно вожу за руку своих знакомых полюбоваться новыми киевскими памятниками, скульптурками, отреставрированными аллейками в парках, открывшимися музеями. И родной город может удивлять, удивлять неожиданно.
Последнее удивление случилось совсем недавно, в желтеющем сентябре. Я искала в интернете на киевских сайтах, что нового появилось в городе, пока я блуждала землями Австрии. Нового оказалось много — от граффити до мозаичных скульптур нашего любимого скульптора Константина Скретуцкого, усилиями которого город как конфета заворачивается в чудесную обертку.
В родном городе у каждого человека есть любимые места и есть те, мимо которых он проносится по необходимости. Для меня нелюбимое место — Крещатик. Он был разрушен во время войны и отстроен после в едином стиле. Сталинский ампир его домов хорош, но не до конца. Домам не хватает высоты и утонченности декора, улица излишне просторна, что хорошо для парадов, но плохо для уютного взгляда на него из-под навеса кафешки.
Вокруг Крещатика есть много фантастических уголков, куда жители и прячутся, отдав сам центр улицы для туристов, приставал "купи-сфотографируйся" и бесконечных сборных сценических площадок, с которых орут песни все, кто ни попадя.
Дома на Крещатике так монолитны, так помпезно-чванливы, что трудно представить, есть ли у них задник, двор.
Один двор точно обнаружился, интернет сообщил, что в нем открыли стену памяти Виктора Цоя.
Это было удивительно, поскольку адрес стены казался чем-то мифическим, не существующим. Тем любопытнее было найти щель и проникнуть за кулисы ампирных домов придворно-парадной улицы. Лаз нашли не сразу, лже арки домов вокруг Европейской площади наглухо закрыты от посторонних проникновений. Побегав туда-сюда, все же увидели проход внутрь.
За фасадом монстра на улице Грушевского, 4 обнаружился его собрат, дом 4-б. Маленький выселенный дом с пустыми окнами и большим двором.
Судя по всему в доме лишь одна квартира на первом этаже жива. В ней (я так думаю) располагается организация Художественная платформа, которая и нарисовала на кирпичной стене Виктора Цоя.
Портрет в полтора человеческих роста впечатляющ, и вся стена плотно испещрена надписями.
Двор-колодец заканчивается деревянными ступенями, и сразу нельзя понять, куда они ведут.
Людей во дворе мало, и почему-то возникает ощущение, что все говорят шепотом. На верхней ступеньке сидят влюбленные, тихие, как тени. Мы поднимаемся вверх и они молча растворяются где-то, уступая место. Перед нами роскошный склон, весь покрытый осенними листьями. Маленькие мастерские прилепились к стене дома как скворечники...они тоже пусты, и эту живописную заброшенность очень подчеркивают поломанные ветви старого дерева.
Одна из них как молния пронзает весь этот скворешный куст домишек.
На склон ведут ступени, они такие старые и вросшие в землю, что создается ощущение перемещения в машине времени.
Вот ты был на помпезном Крещатике, но сделал шаг сторону и попал в 50-е года, в другую жизнь, во дворы забывающегося уже временного пространства. Такое ощущение легко словить в Одессе, когда парадная улица скрывает за своими фасадами 30-е годы из сериала Ликвидация; дворы, где бродят Гоцман и другие герои. Но в Киеве такие места — редкость, и уж тем более на Крещатике.
Поднимаясь выше по склону, рассматриваем другие граффити художников — философия заброшенности в рисунках что ли.
Место настолько атмосферное, что каждый из нас перестает болтать и делиться впечатлениями, замирает. Во мне проносятся ассоциации с фильмами, снами. Это одно сплошное дежавю. Здесь нет веселых группок молодежи, каждый находит на склоне или во дворе свое одиночное место.
На вершине холма ступени заканчиваются и неожиданно переходят в хорошую брусчатую дорожку, которая ведет неизвестно куда. Дорожка делает уклон, и трудно увидеть, что за ее поворотом. Конец пути просто роскошен. Он приводит к великолепному панорамному виду на Майдан и Крещатик.
Ты начал Крещатиком и им же окончил маршрут, пройдя сквозь атмосферную среду трех времен — пафос сталинского парадного ампира, застывший двор родом из 50-х и стремительные перемены 2000-х, которые смотрят на тебя, стоящего на вершине холма.
Мы возвращаемся обратно, пятимся назад, погружаясь снова в ушедшее, так остро ощущаемое в этом дворе. Пожалуй сам двор также станет прошлым, ведь недаром дом, к которому он примкнул, пуст. Вероятно вскоре двор разворотит строительная техника, чтобы впихнуть новенькие элитные офисы или жилье в тихое зафасадье самого центра города.
Последний отснятый кадр вдруг подтверждает эту мысль. Погибающие ветви перечеркивают крест-накрест удивительный по ощущением неожиданный кусочек города.
