Больше всего в спасении людей я ненавижу первую медицинскую помощь. У меня ещё и сертификация закончилась (она выдаётся максимум на два года). Пришлось тратить целую субботу на то, чтобы ехать к чёрту на кулички в какой-то институт и восемь часов страдать практическими упражнениями по перебинтовке и искусственному дыханию на манекенах. Вот кому, скажите, я буду делать искусственное дыхание в горах? Такие действия имеют смысл только в первые минуты. Поэтому, если это было нужно, то к тому времени, как спасатели дойдут, уже останется только труп. Всё равно в США поиск пропавших не начинают, если прошло менее 24 часов.
Наконец, спасатели никогда не ходят по одному. Эффективный поиск и спасение в горах возможны только при участии большого количества людей. Среди них обязательно найдется кто-то, кто любит медицину больше тебя. И не боится вида крови. Вы не подумайте, я настоящий мужик, я вида крови не боюсь. Чужой. Вот своей – это другое дело.
Даже если много ходить на вызовы спасения, в девяти случаях из десяти лично тебе спасаемого не удаётся даже увидеть. Чтобы прочесать огромные территории густого леса, участники делятся на множество небольших групп, задача которых проверить непересекающиеся вероятные участки. Руководство любит говорить, что не найти спасаемого так же важно, как и найти его, так как именно это является подтверждением, что в данном конкретном месте карты спасаемого нет и позволяет другой группе не терять время и найти спасаемого там, где он был. Но это в устах руководства хорошо звучит, а на деле на девятый раз траты своего времени, бензина и сил — начинает доставать. Можно подумать, что мы фигней страдаем!
Однажды, когда в час ночи мы ехали толпой человек 30 в леса под Норт-Бендом, спасать какого-то парня, попавшего в беду на горе Мейлбокс, замыкающую машину моего коллеги спасателя Бена остановил дорожный полицейский. Он подумал, что если среди ночи такая толпа небритого народу едет в тёмный лес, то это наверняка курить траву.
А ведь мы это все из-за любви к людям! Вот уж ненавистные твари.
Единственный раз, когда на официальной миссии спасения я вообще достал из рюкзака аптечку, так это было, чтобы заклеить мозоли на ногах молодой девушки из Такомы. Которая, впрочем, официально спасаемой и не была. Дело было в очередной раз ночью на склоне горы Гранит. Это довольно красивое и относительно легкодоступное место. Но весь верх засыпан огромными гранитными булыжниками. Три девушки-подружки медленно шли после тяжелого подъёма по этому гребню. Одна достала сотовый телефон, чтобы проверить фейсбук… И их осталось двое. Ну не так, чтобы совсем, но с застрявшей и сломанной камнями ногой дальше особо не пойдешь. В такие моменты даже не знаешь, уместно ли делать "лайк".
Девушки сидели на вершине до глубокой ночи, пока к ним, наконец, не добрались спасатели. Сломанную ногу с девушкой упаковали в люльку и понесли. По крутому склону среди камней и леса – это очень медленное и муторное дело. Человек 12 нужно, как минимум. Очень тяжело, и постоянно приходится сменяться и передавать по рукам в узких местах. Через некоторое время мне это сильно надоело. Оставшиеся две девушки плелись вниз за нами своим ходом. Представили, с какой скоростью передвигается люлька? Так вот, девушки не успевали даже за ней.
— Ноги очень болят, — пожаловалась одна, — Тяжело.
Пока остальные продолжили спускаться вниз, мы втроём присели отдохнуть.
— Ничего страшного, — ответил я и предложил сладкого печенья и воды.
— Вкусно, спасибо.
Мы прошли ещё немного. Потом снова посидели.
— Наверное, у меня мозоли.
— Давай, посмотрю, — предложил я.
Ещё бы там не было мозолей, если ходить на гору в кроссовках. Прижимая пластырь, я заметил забавный педикюр на ногтях – каждый ноготок был украшен звёздно-полосатым флагом и надписью USA. Патриотично, однако.
— Не... — мотнула головой девушка, — это не от патриотизма. Нам в Лондоне всем такое сделали. Я там выступала на олимпиаде за женский бокс США. А на горные ботинки у меня денег нет. Зато кроссовок — мешок. Спонсоры дают.
Профессиональные спортсмены здесь зачастую очень бедные люди. Зарплату им не платят. Бывают премии за выигрыш, но выигрыш – он по определению достаётся не всем. Так вот и спустились последними. Собеседница рассказала, что мечтает поступить на службу в армию, там и зарплата, и спортом можно продолжить заниматься. Я на всякий случай рассказал, что боюсь своей крови, и меня бить нельзя.
А ещё я тогда подумал, что интересные вещи, которые могут случиться со спасателем, часто к самому спасению никакого отношения не имеют.
В совсем другой летний день мы отправились в очередную прогулку по лесу. Хотелось дойти до альпийских лугов, посмотреть на озёра и водопады. Один из популярных маршрутов в такое место ведёт мимо города-призрака Монте-Кристо.
В штате Вашингтон, как и в других штатах, недостатка городов-призраков нет. В Америке это всегда было легко. Сначала пузырь надувается, потом лопается. Особенно часто это случается с городами, основанными на добыче природных богатств. Лес, газ, уголь, ценные металлы. Строится шахта, вырубается лес. Вокруг как на дрожжах вырастают магазин, школа и тюрьма. Потом ресурс заканчивается, и кто-то последний закрывает на ключ последний большой дом и увозит все свои вещи на какое-нибудь новое место.
До того как золотая лихорадка началась на Аляске, золото и серебро пытались добывать прямо здесь. В городе Монте-Кристо жили простые, грубые, мечтающие разбогатеть шахтёры. Воображением они, очевидно, не отличались, и поэтому главная улица в городе называлась улицей имени Дюма.
Добраться до самого города очень просто – идёшь часа два-три по заброшенной железной дороге, которую в паре мест размыла горная река. Эта прогулка до города очень популярна. Так как дорога в основном плоская и широкая, то многие приезжают на горных велосипедах. Приходят посмотреть на дома и попытать счастья в заброшенной серебряной шахте. Что стало особенно привлекательно этой осенью, после того как лесная служба наконец получила грант от федерального правительства, чтобы залить эти шахты на следующий год бетоном.
А ещё это просто очень красивое место, в густом лесу среди высоких вершин, рядом с тем самым перевалом проститутки Иды, про которую (только с другой стороны) рассказывал пару лет назад и я.
Удивительно, как быстро природа берёт своё. Даже после того как уже закончилось всё серебро в шахте, город Монте-Кристо ещё пытался жить несколько лет как туристическая деревня. Последний бизнес (отель) закрылся в 1983-ом году. Когда-то здесь была железнодорожная станция, деревянные улицы и дорога. Да и сейчас в некоторых полусгнивших домах на отшибе ещё живут какие-то странные люди, которым не нужно электричество, сотовая связь и водопровод. Впрочем, большинство оставшихся строений отошли государству и стоят с намертво забитыми дверьми по закону о защите древних руин 1983-го года (руины этого года, а не закон). А между руинами практически все следы человека съел густой лес.
В лесу за покосившимся забором стоит серебряная ель. Эта ель называется ёлкой Кайеса. Когда-то напротив этой ёлки стоял ныне сгоревший отель. Сына хозяина заведения звали Кайес. Когда мальчику было 8 лет, он посадил в саду рядом с отелем маленькую ёлочку.
Во время войны Кайес стал офицером флота. Его корабль был подбит японской торпедой. Кайес отдал свой спасательный жилет подчинённому, но утонул в Тихом океане сам. Давно нет города Монте-Кристо, не осталось даже фундамента отеля, не сохранилось дома Иды, и скоро серебряные шахты в этих горах замуруют так аккуратно, чтобы их не мог найти ни один человек. А ель мальчика Кайеса растёт и растёт.
Самый популярный артефакт, сохранившийся в Монте-Кристо – железнодорожный поворотный стол. Поворотный стол – это такие рельсы на вращающемся диске в конце пути. На эти рельсы заезжал паровоз, а несколько крепких мужиков разворачивали их, чтобы он смог ехать назад. Редко кто уходит, не попытав свою силу в повороте рельс. И солнечным летним днём таких желающих было особенно много.
Только я собирался пойти дальше своим путём к альпийским лугам, как услышал за спиной крик. Как настоящий герой я мгновенно принял решение немножко подождать.
— Ну почему я? Я ж не доктор. И вообще не мое дело. Даже не моя префектура. Я спасатель префектуры Кинг. А здесь – Снохомиш, — браво подумал я. — И такая толпа народу, наверняка у кого-нибудь больше опыта и бинтов с собой, чем у меня.
Через пару минут стало понятно, что нифига. Я развернулся к поворотному столу. В яме под рельсами лежал мальчик, а тяжелые тупые ржавые рельсы вошли так глубоко ему в ногу, что разорвали кожу и мясо в двух местах. Напротив стоял молодой парень, приехавший на горном велосипеде. Получилось так, что мальчик хотел покрутить рельсы, но ему не хватило сил. Парень вызвался помочь и надавил на круг с другой стороны. Проблема в том, что вес этой конструкции такой большой, что раскрутить её один сильный человек в принципе может, а остановить – нет. Мальчик поскользнулся в яме, и тяжелые рельсы проехали по нему сверху.
Хорошо, что при виде чужой крови я не теряю сознание.
Рядом стоял растерянный отец мальчика.
— Я знаю, что делать, в теории, – признался я, — Можно я помогу? Как зовут?
А про себя я опять подумал, вот же блин, неужели вокруг ни у кого кроме меня нет ни аптечки, ни желания. Достали мальчика Майло на ровное место, положили на брезент. Я промыл раны фильтрованной водой, достал бинты и прокладки. Дал обезболивающего, воды и конфету. Задрав ногу наверх, удалось остановить кровотечение. А дальше что делать? Идти мальчик, конечно, не может. Сотовой связи нет. Хорошо, что парень был на велосипеде, я его отправил обратно к началу тропы, а потом на машине в ближайший город, чтобы позвонить 911.
И вот так мы долго-долго сидели и ждали, что будет дальше. Меня поразили две вещи. Во-первых, насколько растерялся и совершенно потерял всякую волю отец мальчика. У них не было даже одежды и рюкзаков, так как они оставили рюкзаки на полпути из-за тяжести.
— Мне холодно, — сказал мальчик.
Я завернул его в свою кофту и куртку, одел в шапку, накрыл отражающим одеялом. Развёл костёр из оставшихся невосполнимых исторических артефактов. Чтобы не пропадали зря.
Во-вторых, поразила реакция прохожих. Вот сидим мы несколько часов посреди леса – я и отец, а рядом костёр из останков города-призрака и мальчик в крови на брезенте. Каждые полчаса мимо проходят какие-нибудь туристы. С детьми, с собаками, с рюкзаками. Некоторые явно стараются просто не смотреть в нашу сторону. Мол, не моё дело. Другие, особенно женщины, спрашивают, что случилось, предлагают мальчику всякие сникерсы. Иногда лежать в крови лучше любого костюма на канун дня всех святых. Тех, кто возвращался, я просил попробовать позвонить 911, так как не был уверен, смог ли позвонить велосипедист или нет (и не побоялся ли он позвонить, считая, что виноват).
В какой-то момент мимо прошла группа из пяти мальчиков с двумя упитанными мужиками средних лет.
— Можно мы помолимся? – спросили они у отца.
Один из мужиков сел на колени, положил на Майло руку и произнёс какую-то длинную речь богу. Мол, помоги рабу своему Майло в его трудный час.
А потом знаете, что сделали эти добрые христиане? Встали и ушли дальше по своим делам. И всё.
А мы всё сидели и сидели у костра. Я рассказывал Майло истории о горах и грибах, которые можно жарить на костре. Солнце уже клонилось к закату, когда шум моторов разорвал тишину леса. На небе появился вертолёт спасателей. Красиво, как в кино, по верёвке в речку спрыгнул доктор Браун. Сначала в вертолёт забрали мальчика. А потом, посмотрев на согнувшегося от усталости отца, забрали и отца. Я залил костёр и побрёл по темнеющему лесу назад, вертолёт улетел в госпиталь "Провидение", а в альпийские луга в тот день я так и не попал.
