По Камбодже на велосипеде. Слово вступительное и Глава 1.По Камбодже на велосипеде. Глава 2По Камбодже на Велосипеде. Глава 3По Камбодже на Велосипеде. Глава 4
После всех моих приключений с копошением в кустах, утопанием в песке и борьбой с неизвестностью, дорога на Kratie (№73) кажется мне просто сбывшейся мечтой. Здесь есть асфальт! Первое время я наслаждаюсь приятным звуком шуршания шин, легкостью в ногах и осознанием того, что теперь не нужно смотреть под колеса и опасаться падения, а можно глазеть по сторонам. Но через некоторое время мои восторги притупляются – смотреть особо не на что: вокруг пусто, людей нет. Налево уже привычные поля кассавы, направо – каучуковые леса.
Да и ехать вовсе не так уж легко (то на горку, то под горку) и иногда даже страшно: по этой маленькой трассе срезают путь фуры, несущиеся из Kampong Cham до Kratie и КАМАЗы, полные камней и песка. Они оглушительно гудят прямо рядом со мной, сыплют пылью, и я каждый раз от неожиданности съезжаю на обочину. Дорога узкая, и то, как машины маневрируют, обгоняя друг друга, меня выматывает. Проходит всего час , а я, уже утомившись, останавливаюсь отдохнуть среди каучуковых деревьев. Сижу на какой-то доске рядом с недостроенным бараком, ем манго.
-------------------------------------------------------------------------
Съесть сладкий и сочный жёлтый плод, не запачкав при этом рук, мне думается, невозможно. Есть разные способы, но ни один из них не является достаточно «чистым». Первый – обжать слегка манго руками, потом, не используя ножа, счищать шкурку вдоль, и, по мере её счищения, вгрызаться в мякоть. Ну – не знаю. Если руки и останутся относительно чистыми, то лицо точно всё будет липким. Второй способ (мною выбранный), на мой взгляд, удобней. Срезать треть манго вдоль косточки, и держа «горбушку» в руке, изрезать мякоть на квадратики (как будто рисуешь ручкой поле для игры в крестики-нолики, только клеточек побольше). А потом горбушку вывернуть мякотью наружу. Обгрызть то, что увидишь. Потом от оставшейся второй «горбушки» срезать косточку, очистить вокруг косточки кожуру, и по сторонам обгрызть. Вот это самый пачкающий момент во всем процессе — косточка будет всеми силами стараться выскользнуть из рук и упасть на землю, при этом по пути замарав вашу одежду. Однако при усердной практике можно достичь того, что запачканы будут только кончики двух пальцев, которыми вы эту косточку держите. С оставшейся горбушкой необходимо поступить так же, как с первой – крестики-нолики, вывернуть, съесть.
Третий способ – купить неспелое, твердое, кислое, зеленое манго. И есть его, морщась, с солью и перцем, которые, скорее всего, поступят к вам в комплекте. Чисто – но не несладко.
Вообще, есть ещё много способов, но из всех мне известных я выбрала второй. Сижу и пытаюсь удержать строптивую косточку в руках.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Мне тоскливо и как-то бесприютно: хочется прилечь прямо здесь, на сухую хрустящую листву, и хорошенько выспаться. Но я понимаю, что лучше всё-таки доехать до пагоды, тем более что уже 4 часа, и солнце перемещается в ту часть неба, где начинает ползти уж как-то особенно быстро (а мне, значит, пора думать о ночлеге). Я заставляю себя сесть на велосипед и ехать.
Наконец, появляются деревни, и я жадно высматриваю ворота монастыря, – но вижу только мечети, мечети и мечети. Мне машут вслед крошечные девочки в паранджах. И вообще ни одной женщины без паранджи не видно. Одна деревня, вторая, третья – всё то же: нескончаемый «мусульманский квартал» Думаю – уместно ли тут вообще спрашивать о буддийской пагоде? Нет, не спрашиваю, и не останавливаюсь — гоню вперед, хотя уже начиная прикидывать, как бы попроситься к местным жителям – в мечеть-то меня вряд ли пустят, я читала, что для этого вроде как исповедовать Ислам и быть мужчиной.
Через некоторое время я всё же решаюсь попытать счастья и спросить. Несколько раз останавливаюсь поговорить с жителями, но меня никто не понимает. Я, как обычно складываю ладони домиком и говорю «ват, ват» или «пагода» — «пунмаан километ?». Похоже, тут люди не знают, что такое пагода – думаю я. Однако на пятой-шестой попытке мне всё-таки удается получить сведения: пагода в 30 км, а здесь буддистов нет.
Темнеет. 30 км – это 2 часа усиленного пути без остановок, а у меня нет фонарей — ехать опасно. Но делать нечего. Я задумчиво кручу педали, прикидывая, как побыстрее сделать эти 30 км, как вдруг… о чудо! Всего через каких-то километров пять замечаю розово-золотые ворота пагоды, и, не веря своим глазам, поворачиваю туда.
Старший тут – строгий молодой монах с сухим лицом, слегка впалыми щеками и черными блестящими глазами. Он хмур, и я его побаиваюсь.
Размещаюсь на кухне. Монашеские комнаты тут же рядом, а не в отдельном доме. Хотя комнаты – это, пожалуй, громко сказано: просто по углам построены этакие «коробки» из неструганных темных досок. Из таких же досок к ним сделаны двери. В этом вате монахи живут, действительно скромно. Маленькая деревня, маленький монастырь – никакой роскоши, зачастую присущей городским ватам.
Один из младших монахов спрашивает, хочу ли я есть. Хочу, конечно! (втайне надеюсь на рис с соевым соусом). Монах показывает – пойди к старшему и попроси, только по всей форме. Никогда у меня это хорошо не получалось, да я в общем, никогда так не делала. На мой взгляд – смешно и как-то неловко, когда белый иностранец, ни разу не буддист, всё же пытается повторить движения тела, не разумея, зачем они и почему. От одной мысли о том, что вот сейчас я должна встать на колени, сложить молитвенно руки и три раза наклонить голову в пол, краска заливает мое лицо. Я внутренне ещё не готова искренно принять и исполнить этот чуждый для меня ритуал, поэтому и знаю, что всё равно что-нибудь будет неправильно, неверно, стыдно, неудобно, и возможно будет содержать в себе даже некую долю… шутовства что ли, потому что единственный способ не смущаться – это начать сейчас же смеяться над собой.
«Не знаю» — я мотаю головой – «Не знаю, как просить». Младший монах опускается на колени сам и начинает показывать, делая паузы и ожидая, что я повторю. Деваться некуда, и я повторяю, правда, очень неумело и зажато, и вдобавок со смехом. Видя мои муки, главный монах с легкой улыбкой и без обиняков щедро выдает мне пачку печенья, впоследствии впрочем, оказавшегося слегка прогорклым.
Ещё только семь или восемь часов вечера, но меня уже очень клонит в сон. Я, городской житель, привыкший ложиться часа в два ночи, предварительно до одурения насидевшись в интернете, и вставать в 9-10, когда день уже в самом разгаре – теперь я ощущаю все плюсы от отсутствия электричества. Ни почитать, ни порисовать – зато можно посмотреть на пламя свечи перед сном. Больше нет этого искусственного бодрствования, навязанного нам возможностью включить в комнате свет и продлить день. Теперь тело решает, когда ему засыпать – и я не спорю и послушно расстилаю свой спальник.
Полночи старший монах учит молодого длинной и заунывной молитве. Тот громко читает и постоянно сбивается, говоря, по всей видимости что-то вроде «Блин!», только на кхмерском. Под звук его голоса я и засыпаю.
