Распрощавшись с индейцами племени Урос, мы направились к центру озера — туда где возвышался остров Амантани. Разгулявшиеся на просторе волны становились всё круче, напористее. Сознание того, что под тобой трёхсотметровая толща воды, слегка щекотало нервы. Напряжение спало лишь когда причалили к сложенному из природного камня пирсу.
Остров не большой: примерно четыре на два километра. Западный склон крутой, восточный — пологий, с овальной бухточкой. В ней было тихо — ветер дул с другой стороны.

Мерно накатывающиеся волны неутомимо шлифовали галечный берег.

Между разбросанных в беспорядке домов, возвышались громадные деревья. То, что местные жители сохранили их, вызывало уважение: здесь по несколько месяцев держится минусовая температура и при такой острой нехватке дров — это подвиг, говорящий о высокой культуре островитян и почтительном отношении к окружающей их природе.
В деревне действует пять сельскохозяйственных коммун по 50 человек в каждой. Выращивают в основном традиционные бобы, ячмень, картофель, маис. Каменистые склоны сплошь в узких террасах размером по одной-две сотки. Глядя на них, понимаешь какой титанический труд надо вложить, чтобы обеспечить себя припасами до следующего урожая.

Гривастый, похожий на матёрого зверя, староста, скрупулёзно записывая что-то в потрёпанный журнал, «раздавал» нас по семьям. (Как нам объяснили, он следит за тем чтобы в течении сезона каждая семья приняла одинаковое число туристов — наш брат даёт ощутимую прибавку к их бюджету).
Узнав, что мы русские, островитяне широко заулыбались и стали поглядывать на нас с ещё большим интересом. Кто посмелее, подошли поближе, гости из России здесь чрезвычайная редкость, и попросили сфотографироваться.

Вообще, должен отметить, что в Южной Америке к россиянам относятся с большой симпатией. Видимо Россию по-прежнему воспринимают как противовес США, к которым у латиноамериканцев стойкая неприязнь.
После того как мы с Эмилем внесли в кассу общины по 20 солей (в сумме это составляет 400 рублей), староста подвёл нас к невысокому, спокойному, с мягкой, застенчивой улыбкой на лице, индейцу и сказал по-испански:
— Его звать Валерио. Идите за ним.
Пока поднимались по каменистой тропе (извиняюсь, но груз несла женщина — таковы местные обычаи; кстати, глядя на неё, не скажешь, что моя поклажа обременила её)

к его двухэтажному, П-образному дому, Валерио всем встречным с гордостью объявлял «Русиан, русиан!». Люди удивлялись и любопытством оглядывали нас. От этих взоров я невольно стал проверять — всё ли у меня застёгнуто.

Что сразу бросилось в глаза — улиц и дорог в селении нет. Одни тропки между каменными стенками-заборчиками, обрамляющими в разброд стоящие дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки с огородами.

Встретила нас и провела в комнатку на втором этаже

мать Валерио — суровая, черноволосая, несмотря на девяностолетний возраст, индианка.

За всё время, что мы прожили у них, я так и не услышал ни от неё, ни от улыбчивой снохи, ни единого слова.

Обедать пригласили в маленькую кухоньку с глиняным полом и крохотной, очень экономичной, в плане дров, печуркой из отожжённой глины.

Три полешка, благодаря слабенькой тяге, в ней чуть горели, но жар давали настолько сильный, что на трёх конфорках всё кипело и скворчало.
На первое был суп (слава богу — индейцы, как и россияне, не могут жить без него). На второе рагу из картофеля, помидоров, огурцов заправленных жаренным сыром. Всё очень вкусно и сытно. Что интересно, огурцы здесь срывают когда они достигают максимальных размеров. Жёсткую, пожелтевшую кожуру перед употреблением срезают – как у картошки.
На улице жара, а в доме прохладно. Прилегли на топчаны отдохнуть. В открытую на террасу дверь то и дело залетал ласковый ветерок. Тишина, покой; поблёскивает на солнце водная рябь, упирающаяся на горизонте в синие зубцы гор.

Тропинка и дорожка от калитки до дома с двух сторон засажена геранью, вперемешку с гортензией и розами.

Рядом небольшой участок с полновесно колосящимся ячменём (а может это рожь?),

маисом (а попросту говоря -кукурузой).

За ним роща высоченных эвкалиптов и семейка унизанных острыми иглами кактусов.

Мимо дома то и дело проезжают на лошадях местные гаучо.

Эта патриархальная, и вместе с тем экзотическая картина расслабляла, наполняла сердце умиротворением. От накатившего блаженства и покоя, я было задремал, как вдруг зашёлся в пронзительно-истерических воплях соседский ишак и разрушил царившую вокруг меня благодать. Эх, до чего ж бестактное животное!

Что произошло дальше узнаем через несколько дней в следующей главе.
Всего доброго, благодарю за внимание! Ваш проводник Камиль.