По Камбодже на велосипеде. Слово вступительное и Глава 1.
По Камбодже на велосипеде. Глава 2

Я одиноко кручу педали в сторону Preah Veang. Первая половина пути проходит в той же самой глубокой задумчивости, которая накрыла меня ещё на борту парома через Меконг, поэтому я не очобо смотрю по сторонам и вяло отвечаю на ставшие уже привычными, детские приветствия.
Раскладываю чувства по полочкам. Первое — страх, вызванный стереотипом, который моя мама так старательно вбивала мне в мозг с самых детских лет: «девочка одна не путешествует / девочка должна ночевать дома».
Второе – сожаление о впустую потраченном на поиск попутчика времени. Я никак не решалась поехать в одиночку, и поэтому так долго и бессмысленно торчала в Сием Реапе, а потом в Пномпене, все время проводя в интернете и отправляя кучу писем – вместо того, чтобы просто сказать «поехали» и махнуть рукой самой себе.
Третье – внутреннее нытьё типа «я так не хотела быть на дороге одна, и палатки нет, и а вдруг что…» – ну и так далее.
Четвертое – понимание того, что я нарочно жалею себя больше, чем нужно, потому что хочу повыть от тоски у себя в голове, какая ж я несчастная, одинокая и беззащитная (хотя на самом деле я сама до конца в это не верю).
Пятое – благодарность Михаэлю за то, что он решился оторваться от меня сам, и мне не пришлось вежливо от него выкручиваться, думать, искать повод, и бояться кого-то обидеть. Мне нравится, что он оказался таким честным и не таким трусливым, как я. Я бы с ним до конца пути доехала, изнемогая, страдая, и не зная, как с ним говорить. Так что хорошо, что он самоликвидировался.
Вскоре позитивные чувства побеждают, и я только радуюсь. Свободна и независима ни от кого, кроме себя и Бога! Могу остановиться, когда мне захочется. Могу зависнуть где-нибудь подольше! Могу ехать медленнее и смотреть вокруг– теперь мне не нужно никого догонять! Я вольна планировать путешествие самостоятельно, никого не ждать, ни с кем не советоваться, ни на кого не надеяться. Хорошо!
Убедив себя в том, что всё идет как надо (ведь любое развитие событий – правильно), я радостно щурюсь на солнце. У меня впереди ещё 30 счастливых дней. Вокруг – настоящая Камбоджа! Сочно зеленые поля, желтые выжженные просторы, блестящая в закатном свете великая Река, длинные рыбацкие лодочки, деревянные дома на сваях, старики, с накрученными на головы разноцветными шарфами, дети кричащие «Хэллоу» мне вслед, запах сушащейся на солнце порубленной тапиоки и это шоссе, которое сейчас идет так легко и ровно.

Вечером я приезжаю в монастырь. В центре стоит большой золотой и розовый храм, правда не до конца ещё расписанный. Вокруг непривычно много людей. Навстречу мне высыпает стая ребятишек, они толпятся вокруг меня, глазеют, смеются. С высокой каменной лестницы храма ко мне криво спускается юноша с открытым и симпатичным лицом. Ноги его выгнуты назад коленями – но он двигается ловко. Среди ребят он старший – и я пытаюсь говорить с ним на кхмерском, чтобы узнать, можно ли здесь переночевать. К моему удивлению, парень заговаривает на хорошем английском, отвечает на мой вопрос утвердительно и представляется: Толл. Толл выучил язык в Австралии, участвуя в программе от организации по поддержке инвалидов.
Этот монастырь, в отличие от других, где я останавливалась, действительно большой: здесь из бетона сделан не только храм, но и все остальные постройки. Даже на кухню, куда мне привычно указывают, ведут крутые холодные ступени.
Я поднимаюсь по ним и оказываюсь в просторном зале, полном людей. Все они одеты в белое и держат в руках благовония и цветы. Опускаю рюкзак, сажусь на кафельный пол – меня мгновенно окружает едва ли не сотня женщин. Некоторые садятся рядом со мной, подогнув ноги назад. Я смотрю их на покачивающиеся обритые головы с седыми ёжиками волос, морщинистые руки, черные от бетель-ната улыбки. Со мной пытаются говорить по-кхмерски, но я ничего не понимаю. Как и всегда в подобной ситуации, я достаю карту, и начинаю водить по ней пальцем, показывая, откуда я еду и куда. Вокруг карты собирается толпа! Мужчины вертят её в руках и о чем-то оживленно спорят. Выглядит, как разработка плана по захвату вражеских территорий.

Я сижу, жду. Народу так много, что я не понимаю, где мне тут спать. Все задают мне вопросы, но моя голова будто деревянная – я забыла весь язык, который знала. Да ещё дело осложняется тем, что рядом с границей я потеряла свою книжку, где был составленный мной разговорник. Всё, что я улавливаю – люди пытаются узнать, замужем я или нет. Говорю – нет, — расстраиваются.
Наконец приходит Толл. Через него я начинаю отвечать: «да, еду одна», «нет, не страшно», «24 года», «нет, не замужем».
Начинается оживленная дискуссия. Приходят несколько монахов, стоят над сидящей толпой, смотрят то на меня, то на людей. Идет быстрый разговор, Толл переводит взгляд с одного «оратора» на другого. Я, естественно, ничего не понимаю.
В конце концов, мой «переводчик» объясняет мне: народ не в восторге от моей идеи ночевки в храме, потому что это…небезопасно. Мало ли что со мной может случиться.
Вообще так часто бывает – не всегда монахи решают судьбу путешественника. Порой местные жители, которые кормят монастырь, имеют основное право голоса.
Собрание решает, что со мной делать. Многие хотят пригласить меня к себе, но опасаются языкового барьера. Мать Толла, не старая ещё женщина, с широкоскулым веснушчатым лицом, улыбаясь своей почти голливудской улыбкой, передает через сына, что я могу переночевать в её доме. Потом, однако, сообразив, что в этом случае Толлу придется остаться в храме – отказывается, потому что, как и все, боится не понять меня.
В конце концов, меня зовет за собой улыбчивый дед. Я, попрощавшись с толпой, опять седлаю велик и еду за моим провожатым.
Его дом совсем рядом с дорогой. Два этажа: первый бетонный, второй – деревянный. На первом – видимо, когда-то была парикмахерская. О ней напоминает только длинная заляпанная полка с зеркальной поверхностью, и большое, вытянутое в полстены, квадратное зеркало. Наверное, бизнес не удался – комната стала жилой. Напротив зеркала – деревянная двуспальная кровать, над ней – завязанная в узел розовая москитная сетка. Тут же рядом висит матерчатый гамак, в нем спит ребенок. Мать монотонно качает гамак, дергая за привязанную к нему веревочку.
В доме живет большая камбоджийская семья. Пожилая пара, их дочь с мужем и двое детей. Хозяйка, дедушкина жена, встречает меня критическим взглядом. Сдвинув очки на кончик носа, и высоко подняв подбородок, она глядит на меня строго и строго задает вопросы, которые я не могу понять. Я только улыбаюсь и говорю «о-кун, о-кун». Мне показывают, где принять душ, и дают поесть. Я уплетаю свой рис и манго отдельно от семьи, за тем самым зеркальным парикмахерским столиком. Хозяйка приносит мне непонятный зеленый фрукт, впрочем, весьма вкусный – кислый и мягкий внутри.
После ужина она продолжает спрашивать меня. Но мой кхмерский настолько скуден, что я не понимаю ничего и, не в силах ответить, только краснею и улыбаюсь глупо, чувствуя себя виноватой под этим взглядом, поблескивающим из-за очков.
Отчаявшись добиться от меня хоть насколько-нибудь вразумительного ответа, хозяйка набирает номер, и вызывает «помощь зала». Через некоторое время приходит стеснительная девушка, и я слышу первое осмысленное «Хэллоу».
Девушку зовут Линн, ей 16. Учит английский в местной школе. Она садится на маленький стульчик напротив меня, совсем близко, так, что наши колени почти касаются, и начинает спрашивать.
Вопросы традиционные: есть ли у меня братья-сестры, кем я работаю, на что живу, почему у меня нет мужа, как я помогаю своим родителям, есть ли у меня работа в Камбодже. Последнюю тему мы обсуждаем долго – в голове у семейства не укладывается, что я просто путешествую, а не ищу работу. Они пытаются помочь мне – «Ты можешь преподавать английский здесь в школе, в нашей деревне!»
Каждый вопрос Линн начинает с обращения – «Олига, скажи пожалуйста….» и сосредоточенно смотрит на мои губы, пытаясь понять, что я отвечаю. А я разглядываю её немного опухшее овальное лицо, которое почему-то кажется мне очень трогательным. Слегка нахмуренные брови, внимательные тёмно-карие глаза, родинка на скуле, черные волосы забраны назад в длинный хвост – несколько прядок выбилось наружу.
Я знаю, что иногда говорю слишком много и быстро – Линн переводит коротко. Хозяйка кивает и задает следующий вопрос.
Узнав обо мне достаточно, она начинает относиться ко мне благосклонней, но, чувствую, ей не нравится моя несерьёзность: ну что это такое? — Девушка одна, неизвестно где, без мужа, без работы. Ночует где попало. И вообще.
Линн, улыбаясь, зовет меня с собой в школу. «Завтра в шесть я приду за тобой! Мой учитель будет тебе рад!». Я соглашаюсь с энтузиазмом.
Я устала – глаза у меня слипаются. Хозяйка ведет меня на второй этаж, где в «предбаннике» на полу стоит большая москитная сетка-зонтик, вроде той, что продаются в России, чтобы закрывать продукты от мух. Мне дают подушку, и я забираюсь внутрь.

На следующий день просыпаюсь пораньше, надеясь собраться быстро, чтобы не задерживать Линн. Аккуратно складываю одеяло и подушку и раздумчиво копаюсь в рюкзаке: как бы одеться в эту школу?
Перед самым путешествием я попыталась выкинуть всё ненужное: решила, что четыре футболки мне незачем, хватит и двух; две пары шорт мне тоже не пригодятся – в Камбодже в них особо не пощеголяешь – неприлично. Майки – лишний груз, по той же причине, что и шорты. Любимое ярко-голубое платье, взятое ещё из Таиланда, я «отпустить» не смогла, хотя понимала, что в велотрипе я вряд ли найду ему применение.
Так что теперь гардероб мой весьма невелик.
Иногда в пути мне попадаются девушки-бекпекеры, которые выбирают что одеть, подводят глаза, любуются собой, везут с собой внушительные косметички, набитые шампунями, флакончиками духов, тюбиками, кремами для рук и ног, тушью для ресниц, щипцами для бровей и запасными лезвиями для бритв. Девушки, которые всюду с собой несут свою девическую природу.
А я? Похоже, дорога стерла мое женское лицо: я не знаю, как я выгляжу, не помню, когда последний раз смотрела на себя в зеркало, не помню, когда последний раз старалась одеться красиво, не знаю, для кого мне это нужно, и для чего. Я уже забыла это чувство беспомощности, когда так долго стоишь перед шкафом, в задумчивости перебирая вещи, и примеряя то одно, то другое, что потом опаздываешь на свидание или встречу. Да.
Камбоджийцы всё равно делают мне комплименты, но я особо в них не верю, потому что по европейским меркам у меня на самом деле постаревшее, обветренное и запыленное лицо, и совершенно клоунский вид.

…Так в чем же пойти в школу?... ладно, главное, чтобы плечи и колени были закрыты. Из своего скудного гардероба выбираю старую юбку-путешественницу и весьма потрепанную синюю блузку. Вроде скромно. Думаю, так я никого не буду смущать. Спускаюсь вниз, чтобы привязать рюкзак к багажнику, здороваюсь с хозяйкой.

Линн уже пришла за мной. На ней студенческая форма: черная юбка до пола и застегнутая на все пуговицы голубая рубашка с длинными рукавами, которая очень ей идет.
Хозяйка знаками показывает, что мой вид никуда не годится. Я наскоро переодеваюсь в штаны и знаками показываю – длиннорукавной рубашки нет! «Ладно – говорит Линн – пойдем. А то опоздаем».
Я прощаюсь с семьёй, хозяйка дает мне в дорогу пару манго и тех самых кислых зеленых фруктов и даже улыбается.
Мы с Линн садимся каждая на свой велик и спешим в школу, которая находится километров за 5 от дома. Линн волнуется и постоянно спрашивает, сколько времени – боится приехать поздно. Солнце уже поднимается. Пока прохладно, но день обещает быть жарким.
Я изо всех сил кручу педали – не хочу, чтоб Линн получила из-за меня нагоняй. Вот и школа! Длинное одноэтажное бетонное здание. «Подожди здесь, я позову учителя!» — девушка спешит к входу. Я стою, облокотившись на байк, ловя на себе недоуменные взгляды студентов. Жду долго. В конце концов, Линн возвращается, извиняется и говорит, что учитель очень занят, поэтому ничего не выйдет. Я слегка разочарована — мне очень хотелось попасть на урок — но не подаю виду. Тепло прощаюсь с Линн – почему-то мне грустно осознавать, что больше я её не увижу. Смотрю ей вслед — хрупкая девочка с перекинутой через плечо сумкой пересекает школьный двор, слегка путаясь в своей чересчур длинной официальной юбке.
Ну что ж – поехали. Я выезжаю из школьных ворот и поворачиваю направо, на северо-восток.