Самое главное предприятие Норильска — это, конечно же, Заполярный филиал ГМК "Норильский никель". Там производится 85 процентов российских никеля и кобальта, около 70 процентов меди и более 95 процентов металлов платиновой группы. А в состав филиала входят три месторождения — Октябрьское, Талнахское и Норильск-1, которые включают в себя семь рудников, ведущих добычу сульфидных медно-никелевых руд. Поэтому, как только мы узнали об этом, сразу же загорелись посетить один из рудников, а именно расположенный в Талнахе "Октябрьский" — подземную шахту, в которой идет добыча меди и никеля. И нам это удалось!

Нашими проводниками по шахте стали первый заместитель начальника бурового участка Дмитрий Иванов и заместитель начальника подземного участка эксплуатации самоходного оборудования Олег Ляшенко. Под их чутким руководством мы и спустились в шахту, посмотрели все самое интересное, что в ней происходит, и даже пообщались с людьми, которые там работают. Но обо всем по порядку...

Еще по телефону нас предупредили, что в обычной одежде под землю не пустят. Во-первых, шахта — это объект повышенной опасности, а, во-вторых, это — отнюдь не мощеная гранитной плиткой городская улица. Поэтому, когда мы прибыли, то, первым делом, отправились переодеваться. Происходило это в душевой — там, где обычно переодеваются перед спуском под землю главные специалисты.

Нам выдали все необходимые аксессуары, которые, когда мы сложили их на скамейку, заняли ее добрую половину.

Здесь были резиновые сапоги, комбинезон, куртка, нижнее белье из кофты с длинным рукавом, штанов типа кальсон (мне их тоже выдали) и носков — переодеваться значило переодеваться полностью! Еще нам дали тканевые перчатки, каску, очки, фонарь и самоспасатель — большую металлическую и весьма увесистую коробочку. А мне еще и косынку, которую нужно было надеть под каску и спрятать под нее волосы. Именно в таком обмундировании спускаются в шахту все горняки, и без него вход в нее запрещен.

Самым интересным из всего этого, как мне показалось, был самоспасатель. Предназначался он для защиты от дыма, песка и угарного газа в случаях каких-то аварийных ситуаций. Внутри металлической коробочки хранилось нечто среднее между противогазом и аквалангом (только для суши). Воздуха в нем хватало на час при быстрой ходьбе и на пять часов при сидении или лежании на месте. А для его открывания, нужно было резко потянуть за торчавший из коробки небольшой тросик. А вот самым неудобным предметом, на мой взгляд, как ни странно, были очки. Их носить надо было постоянно, и они служили для защиты от шахтной пыли. Надевать их в обязательном порядке горняков заставили около четырех лет назад, и, как уверили нас Дмитрий и Олег, это было действительно необходимо. Но у меня они постоянно запотевали, мешали, в общем, я их сразу невзлюбила, периодически стаскивала с носа и по-тихому прятала в карман до тех пор, пока этого факта не замечали наши сопровождающие, которые тут же заставляли меня надеть их снова. Но это я забежала вперед. В общем, мы оделись, взяли с собой фотоаппарат и штатив и отправились в шахту.

В 2002 году на шахту "Октябрьская" приезжал Путин. В картинной галерее на одном из этажей управления рудника, как память об этом знаменательном событии, даже висит его фотография в каске, а в гостевой книге имеется запись с его подписью.

Владимира Владимировича спускали на 800-метровую глубину под уровнем моря, то есть, на чистых 910 метров, и всё там показывали. В общем, как потом оказалось, мы с Антоном тоже отправились именно на 910 метров вниз и прошлись по местам нашего горячо любимого в ту пору президента. Но сначала мы подошли к клетям.

Клетей на "Октябрьской" четыре. Так здесь называют лифты, которые действительно похожи на металлические клетки. Ходят клети по расписанию — в начале и в конце смены — и предназначены специально для того, чтобы опускать и поднимать работающих в шахте людей. Но перед тем, как сесть в клеть, каждый из них должен пройти специальную процедуру. Как я уже говорила, шахта — это объект повышенной опасности, а поэтому те, кто остаются наверху, должны четко знать, сколько человек и кто конкретно спустились вниз. Именно для этого перед входом в клеть стоит специальное считывающее устройство, а у каждого на фонаре имеется индивидуальный металлический ключ — плоская палочка с зубчиками и дырочками. Этот ключ работники вставляют в считывающее устройство, ждут, когда на нем загорится зеленый фонарик, и только потом идут садиться. На обратном пути, перед подъемом, все происходит точно так же.

Отдаленно это напоминает проход через турникеты в метро, но только отдаленно.

В общем, мы тоже позволили устройству считать дырочки с наших ключей, и вскоре оказались внутри лифта, точнее, внутри клети. Мы подождали несколько минут, пока в клеть зашли все остальные горняки, и тронулись в путь.

Спускались мы несколько минут. Клеть шла быстро, гораздо быстрее лифтов в обычных городских домах. Потом мы выяснили, что ее скорость движения — около восьми метров в секунду, и что каждая клеть вмещает до сотни пассажиров. А тогда, пока ехали, чувствовали, как вовсю закладывало уши. На каких-то глубинах клеть останавливалась, некоторые горняки выходили, и нас, едущих дальше вниз, становилось все меньше и меньше. Но на самом деле, глубина в минус 800 метров над уровнем моря — здесь не максимальная. Клеть опускает людей до 1050 метров, и там тоже ведутся работы.

Наконец, мы приехали. Но это вовсе не значило, что мы уже были на месте. Шахта "Октябрьская" настолько огромная, что до того участка, где в данным момент проводились буровые работы, на которые мы хотели посмотреть в первую очередь, нам предстояло добираться еще около трех километров. Правда, не пешком. Хотя сначала мы по туннелю с проведенными по его своду разными коммуникационными трубами, где сквозил прохладный и свежий ветерок — деятельность шахтной вентиляции, отправились именно пешком. Но шли мы не долго и вскоре оказались перед электричкой. Да-да, по шахте ходили самые настоящие электрички.

— Не "Сапсан", конечно, — посмеялись наши сопровождающие, — но нам нравятся!

Электричка являла собой маленький поезд с локомотивом и с пятью вагончиками, которые, если встать рядом с ними, были даже ниже человеческого роста, и забираться в них нужно было, только хорошенько нагнувшись. Внутри находились скамейки, и в каждый вагон помещалось по 18 человек. Мы забрались внутрь и вскоре поехали.

Как и клеть, электричка шла с остановками, где выходили горняки. Мы же добрались до конечной и дальше отправились на автобус.

Вообще, в шахте всё было, как в большом городе. Здесь ходили электрички и автобусы, были дороги с привычными всем дорожными знаками и правилами ПДД, которые соблюдали водители, имелся медпункт и пожарная охрана со специальными машинами (правда, по назначению ими пока что никто не пользовался и слава Богу!) и даже районы со своими названиями.

С нами в автобусе — в тягаче с прицепленным к нему вагоном, вместе с другими горняками ехала девушка, так же, как и все, одетая в комбинезон и в куртку, в каске и в резиновых сапогах.

— На Голубятню поедете? — спросила она, когда мы добрались почти до конечной.
— Нет, дальше пешком, — ответил водитель.
— А что это — Голубятня? — поинтересовалась я у Олега.
— Такой участок в шахте, — ответил он.

Правда, потом оказалось, что дорога к тому участку, куда ехали мы, проходила как раз мимо Голубятни, и девушку мы подвезли. Но тогда я представила, как ей, бедной, придется шагать около километра по темным и сырым туннелям (здесь на поверхность так же, как в любой шахте, выходят подземные воды и образуют в некоторых местах лужи), подсвечивая себе дорогу фонариком, работать там, а затем тем же путем возвращаться назад, и так каждый день, мне стало дурно. Девушке было всего лет 23-25, ей бы в туфельках да на каблучках в какой-нибудь ночной клуб, а она тут в шахте, глубоко под землей ведет какие-то изыскания. Кстати, законодательством РФ женский труд на подземной добыче полезных ископаемых запрещен, исключение составляют лишь женщины геологи и маркшейдеры, которые занимаются составлением плана прокладки новых выработок. И эта девушка была как раз геологом. Потом мы с ней еще раз встретились в шахте. Она стояла напротив скальной стенки и зарисовывала в тетрадку выходы горных пород. Мы познакомились. Звали ее Катерина, она закончила Санкт-Петербургский университет и теперь по приглашению работала в Талнахе. Нравилась ли ей ее работа? Сказать сложно. Все-таки не женское это дело!

Рудник "Октябрьский" был открыт в 1974 году. Он имеет несколько подземных уровней, за все время ни разу не прекращал свою работу, и отсюда было добыто уже больше 150 миллионов тонн руды. Каждые сутки здесь добывают по 15 тысяч тонн руды, в состав которой входят медь, никель и платиноиды.

Всего на руднике работает 2200 человек. С улицы на работу никого не принимают. "Норильский никель" работает с профильными вузами, и студенты-старшекурсники из Сибирского, Санкт-Петербургского и Иркутского университетов проходят здесь практики. Если на практиках они зарекомендуют себя положительно, то после окончания вузов их приглашают сюда на работу. Иногородним оплачивают проезд, провоз пяти тонн багажа и аренду квартиры первые три года. Рабочих же набирают из Норильска. Сначала их обучают, затем они работают на испытательном сроке, проходят аттестацию и только после этого принимают на работу. Отпуск у горняков — тех, кто трудится под землей, — три месяца, раз в два года оплачивается дорога до любой точки на территории России и обратно, есть соцпакет, возможность отдохнуть на собственных турбазах и домах отдыха. В управлении рудника имеются очень приличное кафе, столовая, тренажерный зал, спортзал с тренерами по баскетболу, футболу и другим видам спорта. Все желающие могут их посещать и делают это с удовольствием.

Что же касается зарплат, то четко назвать какие-то цифры нам никто не смог. И дело вовсе не в коммерческой тайне. Так, к примеру, минимальный оклад бурильщика — 13 тысяч. Но это не значит, что все бурильщики получают именно столько. Наоборот — гораздо больше, так как учитывается их выработка, северные и другие коэффициенты и прочее. Средняя зарплата по руднику — 64 тысячи рублей.

Но вернемся под землю.

На автобусе мы добрались до участка, где велись буровые работы. Вообще, процесс шахтных работ условно можно разделить на четыре стадии: бурение, подготовительные операции, взрывание и отгрузка горной породы. Бурение бывает разным. На первой стадии оно проводится с целью укрепления шахты. В ее своде и стенах бурятся шпуры, которые заполняются цементом, и куда затем вставляется металлическая арматура. Это и есть подготовительные операции.

Еще есть бурение с целью добычи ценных пород. И как раз на участок, где оно велось, мы и прибыли. Мы вышли из автобуса и оказались перед огромной машиной.

— Это — "Симба", — сказал нам Дмитрий, — одна из самых новых и качественных машин, сделана в Швеции. На "Октябрьском" их работает три. С помощью этой машины ведется веерное бурение. А, вообще, бурильщики, а их на шахте у нас 78 человек, — это элита рудника!

"Симба" была огромной. Та ее часть, в которой конкретно находился бур, была направлена к своду шахты, где был нарисован белый крест — разметка предполагаемых точек бурения.

Машина управлялась сложной автоматикой. В ее кабине находился компьютер, похожий на обычный офисный монитор, и пульт управления.

Бурильщику требовалось нажатием кнопок подводить буровой агрегат к нужной точке, с помощью специальной механической руки прикручивать штанги и затем запускать механизм — с оглушительным грохотом "Симба" начинала вгрызаться в толщу породы. Мы поднялись в кабину и посмотрели, как это происходит. А заодно познакомились с одним из лучших бурильщиков шахты, ударником Сергеем Декаловым, который за шесть часов успевает пробурить 100-120 метров породы. А это — очень много!

Сергей родился в Норильске, живет в Талнахе, женат, у него двое детей — одиннадцатилетняя дочка Лида и сын Виктор, которому недавно исполнилось четыре годика. На руднике работает уже 12 лет, пять из них — бурильщиком. В свободное время Сергей собирает автомобили высокой проходимости, которые запросто в любое время года, в том числе и по глубокому снегу, ходят по тундре по дорогам разного уклона — от почти ровных до очень крутых. На них он ездит в такие места на Таймыре, куда попасть другим способом можно разве что на вертолете. И это ему очень нравится. Но работа — это тоже важно, и Сергей ею очень гордится. Я спросила его, почему он стал бурильщиком? Ведь работа в прямом смысле пыльная, сложная, ответственная, да еще и опасная.

— У каждого человека есть рвение к чему-либо: у кого-то к бумажкам, а у кого-то к гайкам. Вот у меня — к гайкам! — посмеялся он.

Мы попросили, чтобы он рассказал нам о своем рабочем дне, и он согласился. Работает Сергей по графику три-один: три дня на работе, один дома. Смена длится восемь часов.

— Если работаю во вторую смену, а она начинается в восемь часов утра и заканчивается в 16, то встаю где-то в половине шестого. Завтракаю. Завтрак жена готовит (смеется). Затем на рейсовом автобусе еду на рудник. В 7.30 у нас наряд — начальник собирает всех и рассказывает, что и где сегодня нужно бурить, где стоят машины и в каком они состоянии, говорит об охране труда. Потом мы переодеваемся, получаем фонарь в специальном окне и с 8.00 до 8.30 спускаемся в шахту. Дальше, уже под землей, едем на электричке и на автобусах в инструментальную камеру. Там мы все обязательно собираемся в начале и в конце смены, получаем дополнительные указания по бурению, а затем уже пешком идем на выработку. Лично я иду примерно полтора километра. Да, на первый взгляд, путь не близкий, да и удовольствия шагать по темноте с фонарем не много, но я уже привык (снова смеется). Моя буровая машина обычно стоит в той камере, где идет бурение. На одном месте я бурю, как правило, не меньше одного-полутора месяцев, поэтому нет смысла ее куда-то перегонять. Делаю это только в том случае, если машина требует ремонта, или если рядом проводятся взрывные работы — тогда ее нужно убирать по требованию техники безопасности. Примерно к девяти часам я прихожу на место, осматриваю машину, выясняю, полностью ли она исправна, нет ли каких-то технических повреждений, и приступаю к бурению. Каждый час на десять минут у нас запланированы перерывы. Но я ими не всегда пользуюсь. Хотя иногда перекусываю, если вдруг захочется покушать. Ну, и работаю! Бурю где-то до 14 часов. Потом снова осматриваю машину. А в 14.30 уже сажусь на автобус — снова едем в инструментальную камеру. Потом автобус и клеть наверх. Поднимаемся примерно в 15.00-15.10. Затем я иду в душ, переодеваюсь и домой. Обедаю уже дома. У нас на руднике столовая, конечно, хорошая, но, сами понимаете, что домашние обеды ни с какими другими не сравнятся. Что делаю дома? Отдыхаю, занимаюсь всякими делами, когда есть настроение, иду собирать автомобиль. Вот, сейчас уже второй собираю (улыбается). Потом, бывает, телевизор посмотрю, с детьми поиграю и в 11-12 вечера — спать. А утром снова на работу.

У Сергея, как и у всех на руднике, отпуск 90 дней. Предпочитает ездить к родителям на юг Красноярского края или вместе с семьей к родителям жены под Краснодар. Так и живет. И ему нравится.

Мы посмотрели, как Сергей работает. Бур с шумом врезается в толщу пород, оттуда льется вода и получается шпур. Когда шпуров становится много, в них закладывают взрывчатку. На месте взрывов мы не были, но прекрасно слышали их отзвуки, сотрясавшие всю шахту. Было очень громко, а в воздухе потом какое-то время пахло амиаком. После того, как происходит взрыв и необходимая толща пород с рудой обрушивается, к работе приступают машинисты ПДМ — погрузочно-доставочных машин. И мы отправились как раз на тот участок, где они работали.

Огромная, необычайно огромная машина-бульдозер фирмы "Caterpillar" с колесами, обмотанными цепями, чтобы предостеречь от ненужного скольжения, диаметром больше двух метров каждое. В ее ковш помещается 17 тонн руды.

Рядом с ней чувствуешь себя беспомощным муравьишкой, ибо даже для того, чтобы попасть в кабину, из которой управляет машинист, нужно вскарабкаться на несколько ступенек.

Это — самые большие машины в шахте, одни из самых больших, которые используют в мире. Работает "Caterpillar" шумно. Ковш с грохотом поглощает здоровенные глыбы, машина увозит их в рудосборник, 17 тонн за один раз. И так много раз, целую смену и круглые сутки. Машинисты ПДМ работают посменно, но шахта действует круглосуточно!

...Под землей мы пробыли несколько часов. Казалось бы, не так уж и долго. Но с непривычки от ходьбы в тяжелых резиновых сапогах, с увесистым самоспасателем на плече и с таким же отнюдь нелегким фонарем, я уже чувствовала усталость во всем теле. Интересно, как все-таки привыкают новички работать сразу по восемь часов?

Мы стали подниматься на поверхность.

— Домой! — сказали Олег и Дмитрий. Для них дом — наверху.
Сначала автобус, а потом электричка довезли нас до клетей. Перед входом туда все горняки должны привести в порядок свою обувь. Для этого здесь есть специальные мойки. Представляют они собой длинные металлические корыта-желоба, в которые из десятков кранов одновременно поступает вода. Вы залезаете в мойку и подставляете ноги под воду. Под ее напором вся грязь быстро смывается.

Клеть вместе с другими горняками мы ждали на скамейках в специальной камере ожидания — небольшом, чистом и хорошо освещенном по сравнению со всей шахтой помещении.

И вот через несколько минут мы снова оказались на поверхности.

— Ну, какие впечатления? — спросили нас наши сопровождающие.
— Оооо! — только и смогли произнести мы.

А что тут еще скажешь? Это было незабываемо! В шахте, под землей, мы получили самые сильные впечатления из всего нашего путешествия. Спасибо вам, горняки, за ваш труд! Здоровья вам и пусть вас минуют все опасности, с которыми вы каждый день встречаетесь!

Больше фотографий можно увидеть здесь: Рудник "Октябрьский"