Часть 3.3. Арест и заключение

Фрагмент книги "Настоящий Ирак". Невероятное путешествие автостопом, или рассказ о том, как я провел время в иракской тюрьме.

Начало здесь: Ирак. Часть 1. Путешествие по арабскому Ираку автостопом
Вторая часть здесь: Ирак. Часть 2. Город Мосул. Исторические памятники и базар

Содержание
1. Подготовка к путешествию. Получение визы
2. Путеводитель по арабскому Ираку
3. Самостоятельное посещение Ирака. Прерванное путешествие
3.1 Въезд в Ирак из Турции
3.2 Прогулки по Мосулу. Исторические достопримечательности
Базар Мосула (фрукты, золото и рыба) 3.3 Арест и заключение 3.4 Освобождение и депортация 3.5 Благодарности. Послевкусие от путешествия

Задержание

Мы осматривали ворота Нергал, когда услышали, чей-то окрик сзади. Из-за высокого бетонного забора с обратной стороны показался голова солдата, он пытался вскарабкаться выше, и при этом, видимо, ругал нас.
— А́ани Ира́аки, — прокричал ему Ассир и добавил, показывая на меня – «сади́ики мин Беларусиа» (друг из Беларуси). Он злится на нас, нужно подойти к нему.
К этому времени, я уже сделал достаточно фотографий и подумал: «Может быть, так будет даже лучше, пусть проверят документы, и я попрошу, чтобы они открыли замок и пустили осмотреть ворота». Я протянул солдату через забор дорожную грамоту и паспорт, появился его начальник и другие офицеры. Оказалось, что за высоким бетонным забором находился полицейский участок.
Паспорт мне не возвращались, хотя прошло минут десять, наверное, его отнесли показать другому начальнику. У тропинки, которую я до этого посчитал безлюдной, появился солдат и велел пройти за ним.
— Покажи свои фотографии, — попросил Ассир.
Я достал фотографии и вручил их начальнику вместе с дорожной грамотой. Но паспорт так и не получил, вместо этого нас оставили ждать в комнате. Вокруг собралась толпа любопытных солдат.
— Тфазза́ль истари́их, — (присаживайся), мин уэ́йн? (откуда)
— Беларуссиа (Беларусь), — отвечал я.
— Ру́ссиа (Россия), — удивлялись они и, не дождавшись ответа, наперебой продолжали расспросы: как зовут, какими судьбами оказался в Мосуле и прочее. Один из них угостил чаем, другой принес бутылку воды. Все улыбались и рассматривали меня с каким-то восторгом. Минут через десять нас позвали в кабинет к начальнику, где я, с помощью Нассера, снова показал фотографии и дорожную грамоту, а также объяснил, что я — турист.
— Курдистан? – спросил у меня начальник, показывав въездную печать Курдистана в паспорте.
— Лааа, — ответил я, Туркия – Ибрахим Кхалил, Захо – Мосул (Нет, Турция – КПП Ибрагим Халил – Захо – Мосул).
— Захо — Курдистан! — подтвердил начальник. Он достал бумагу и, подложив под нее несколько копирок, стал писать. Дописав до половины, он остановился, почесал голову в размышлениях, скомкал свое произведение и выбросил в урну. Затем достал новые листы, и, подложив под них копирки, принялся снова писать. «Вот он, порыв творчества! Пишет как Гоголь: уничтожает и переписывает», – с улыбкой подумал я. В итоге у него получилось сочинение на несколько листов, окончание которого он заверил собственным отпечатком пальца и печатью, затем упаковал мой паспорт в непрозрачный желтый конверт и принялся писать инструкцию для подчиненных. Стало понятно, что никто не собирался меня отпускать.
— Сейчас нас отвезут в главный полицейский участок, — успокоил меня Ассир.
Собственно говоря, я и не беспокоился, предполагая, что события будут развиваться по следующему сценарию: начальник этого полицейского участка не захотел взять на себя ответственность и передал меня более умному начальнику в главное управление. Оставалось надеяться, что тот разберется и отпустит меня.
Отдавая честь, мой конвоир, слегка приподнял ногу и резко её опустил, притопнув каблуком об пол, а затем вытянулся по струнке. Видимо, здесь так было принято, поэтому прежде, чем покинуть кабинет, я тоже повернулся к начальнику, приподнял правую ногу, и на манер его подчиненного как можно громче ей притопнул. Стоявшие рядом офицеры не смогли сдержать хохот и одобрение, заулыбался даже тот самый грозный начальник, который завел на меня дело. Я почувствовал, что мне немного удалось расположить к себе этих людей в форме, а ведь сохранить их дружелюбное отношение являлось залогом успеха.
Меня деликатно попросили пройти в машину, вообще охрана постоянно проявляла свое, я бы даже сказал, чрезмерное любопытство к моей персоне. Буквально каждый старался заговорить, познакомиться, пожать руку и сказать несколько слов. Никто из них не знал английского, поэтому обращались ко мне на арабском, Ассир помогал с переводом.
Во время поездки на полицейском джипе, я смог увидеть Мосул глазами блюстителей закона: на огромной скорости мы проезжали мимо блокпостов, машину резко кидало вправо-влево, потому что водитель управлял ею в такт музыки, которая играла на полную громкость, а также сигналя и обгоняя нерадивых и излишне медленных водителей. Моим охранникам было очень весело от того, что они везли в машине иностранца, и, разумеется, все эти чудачества были исключительно для меня.

Главный полицейский участок располагался рядом с Музеем Памятников Древности и Наследия Ниневии, но правильнее сказать, что это был не просто участок, а целый полицейский квартал: высокие бетонные заборы, блоки «ёлочкой» поперек дороги, блокирующий джип на въезде, и множество постовых с автоматом. Но когда мы вышли из машины, я обнаружил, что нахожусь в центре такого вполне себе мирного поселка, если не сказать, целого города: насколько далеко было видно вокруг, я не видел никакой колючей проволоки и блокпостов, лишь жилые дома с аккуратненькими заборчиками. Очевидно, здесь вместе с семьями жили и работали полицейские.
На входе в особняк нас обыскали, а в холле предложили чай, но мы не успели его выпить, так как нас позвали в кабинет.
Передо мной сидел очередной «женераль», видно было, что его подчиненные, вытянувшиеся по струнке, очень даже готовы выслуживаться перед ним. Он опять задал те же вопросы: «кто» и «откуда», и получил на них те же ответы, что и предыдущий начальник. С переводом помогал Ассир, так как я и двух слов не мог связать на арабком. Зато я вспомнил, что в любом разговорнике есть раздел, посвященный диалогу с полицией. В разговорнике по иракскому арабскому господина Алкалеси я нашел раздел «в полицейском участке», состоявший всего из пяти основных фраз, вокруг которых строился диалог, а именно: «где находится полицейский участок?», «говорит ли кто-нибудь по-английски?» — их задавать было уже поздно, и последние три: «мой сын (дочь, жена, муж) потерялся, вот его фотография, у него голубые глаза и светлые волосы, он высокий (низкий), ему десять лет», «я хочу позвонить в посольство Германии» и «спасибо за помощь». Как с помощью разговорника просить помощи обладателю карих глаз и темных волос оставалось неизвестно. Важные фраз, которые есть в любом уважающем себя разговорнике: «в чем меня обвиняют?» или «за что я задержан?», «я турист и не сделал ничего противозаконного», отсутствовали. Тогда мне во второй раз захотелось спалить к чертям эту бестолковую книгу. Этак книга была написана в 2004 году, когда, между прочим, вовсю шла иракская война, тогда, наверное, иракская полиция никогда не арестовывала иностранцев, лишь только пропадали сыновья, дочери, жены и мужья, причем исключительно немецкого подданства. На всякий случай я воспользовался фразой: «я хочу позвонить в посольство России» (Ariid attasil bis-safaara il-Russya). Женераль сказал, что всё в порядке и нужно лишь проверить документы.
Я провел в кабинете около получаса, видя, как он под копирку пишет протокол. Как и предыдущий офицер, в какой-то момент произведение было скомкано, порвано и отправлено в урну, так что ему пришлось снова переписывать. К этому времени для меня завели отдельную папку, которая уже содержала страниц двадцать. Мои документы вернулись к конвойному, мы сели в машину и поехали обратно в участок рядом с воротами Нергал. Ознакомившись с моим делом, первый женераль сказал, что паспорт нужно проверить, поэтому сейчас он его забирает, и просит зайти к нему на следующий день в 8 утра. С помощью Ассира я еще раз переспросил, насколько опасна для меня сложившаяся ситуация, и нужно ли уведомить в посольство, еще раз продублировав вопрос жестами и словами: «баасборт окей? Виза окей? (паспорт и виза в порядке) Женераль подтвердил, что волноваться не о чем: «Окей, окей, ноу проблем (все хорошо, нет проблем)».
Когда уже окончательно стемнело, нас отпустили из полицейского участка, пришлось идти по неосвещенному переулку, хорошо, что дорога была совсем рядом. Мимо проезжало такси, и остановив его, мы как раз собирались сесть в машину, когда услышали окрик. Нас заметил солдат, который дежурил на посту у соседнего перекрестка, он приказывал подойти и показать документы.
Мой друг объяснил, что нас только что отпустили из полицейского управления напротив и показал свою идентификационную карточку, сегодня он часто её показывал (она напоминает водительское удостоверение и иракцам заменяет паспорт). Солдат не был удовлетворен ответом, что мой паспорт остался в полицейском участке, поэтому связался с кем-то по рации и мы стали ждать ответ, тем временем к нам подошел другой солдат с автоматом. Таксист, до тех пор ожидавший нас, махнул рукой и уехал. Полицейские вели себя корректно, но очень настороженно, до тех пор, пока не получили разрешение пропустить нас. После этого они сразу заулыбались, и сняв пальцы с курков автоматов, на прощание стали пожимать мне руку, не преминув узнать откуда я и как меня зовут, а в довесок поинтересовались: «Тхибб Ираак? (нравится Ирак?). Сложно было однозначно ответить на этот вопрос, потому что, откровенно говоря, у меня уже не оставалось сил видеть людей в касках, бронежилетах, с оружием в руках, мне просто хотелось отдыха, поэтому я просто ответил: «Хва́йа» (очень) и уехал на первом же такси.

Через пятнадцать минут я был в гостиниц, где меня встретили студенты. С огромным любопытством они бросились расспрашивать меня о сегодняшних впечатлениях. Я попросил моего спутника не рассказывать о проблемах с полицией, ведь если о них узнает хозяин, то, опасаясь за то, что у него могут возникнуть проблемы с полицией, меня попросту выселят. Но я опоздал – студенты оживленно беседовали с Ассиром. Как всегда, мы подняли такой шум, что сам хозяин гостиницы пришел узнать, в чем дело. Впрочем, он только попросил меня оплатить эту ночь в гостинице, и, получив 10 000 динаров ($8.30), выдал мне ключи от двухместного номера, где я был единственным постояльцем. Насколько я понял, в прошлую ночь все номера были заняты, так что для меня тогда не нашлось места, и принесли дополнительный матрас. Но денег за ту ночь с меня не взяли: то ли кто-то из студентов заплатил, то ли менеджер гостиницы закрыл глаза на присутствие гостя-иностранца.
На шум студентов в комнату зашел молодой парень, которого звали Зейд. Я раньше его не видел, и поскольку он лучше других говорил по-английски, то вместе с Ассиром я пригласил их в свою комнату, где я дал следующие инструкции: «Если я завтра меня задержат, арестуют или по каким-либо другим причинам я не вернусь с вами в гостиницу, я хочу, чтобы вы позвонили в Посольство Беларуси в Багдаде и сообщили им о моем задержании». С этими словами я передал Ассиру ксерокопию моего паспорта и иракской визы, и подробно объяснил, какие данные на моей визе или паспорте могут у него спросить. Также я оставил ему телефоны своих родителей, и телефон посольства Беларуси, взятый с интернета, к сожалению, он оказался нерабочим. На этом мой тяжелый день был закончен и я попросил Зейд, который значительно лучше понимал по-английски, поблагодарить Ассира за то, что тот показывал мне город и сопровождал в полицейском участке.
— Ассир говорит, что ты должен дать ему $10, — перевел Зейд.
— Если у него вымогали деньги полицейские или он лично потратил какую-то сумму денег на меня, то я готов оплатить расходы, — сказал я, вспомнив, что Ассир покупал мне сладости, и не давал платить за них, объясняя, что я – его гость. – Но если он хочет, чтобы я заплатил за то, что он показывал мне город, то я не буду этого делать, так как он предложил свои услуги бесплатно.
— Нет, ты должен дать ему $10, потому что завтра он пойдет с тобой в полицию, ему придется отпроситься с работы, поэтому за этот день ему не заплатят.
Задав несколько вопросов, я выяснил, что Ассир вовсе не работает в отеле, а просто помогает как наемный работник. Мы согласились на том, что если вернемся в отель к 11, когда начинается его смена, то я не буду платить, если же позже, то заплачу обещанную сумму.
Несколько слов я хотел сказать об Ассире: смуглый парень 26 лет, карие глаза, черные волосы и короткая прическа. Весь день со мной он проходил в шлепанцах на босу ногу и в одной тонкой спортивной куртке, под которой была лишь майка, объяснив, что ему не было холодно, хотя от такой одежды сами иракцы приходили в ужас, правая его рука была по локоть ампутирована. Я попросил у него разрешения узнать, произошло ли это из-за войны.
— Это был несчастный случай, он работал за станком и случайно поранил руку, так что позже её пришлось ампутировать, — перевел Зейд, — несмотря на то, что он работал в крупной фирме, ему не выплатили компенсацию, и даже сейчас по решению суда он получает так мало, что вынужден работать вольнонаемным работником без фиксированной зарплаты, чтобы прокормить себя.
В это время в отеле выключили свет. Ассир забрал ксерокопии и ушел, а я остался с Зейдом. Менеджер отеля принес нам две кружки чая и лепешки, за этот скромный ужин я заплатил 1000 динаров, а также мы получили электрический фонарик. Я достал купленную днём халву и фрукты, угостив ими своего гостя. Зейд рассказал, что приехал из Багдада, чтобы получить деньги с виновника ДТП, который ударил его машину. Но тот медлил с оплатой, и ему приходилось жить в отеле несколько дней, прежде, чем он получит деньги и вернется домой.
— Если ты едешь в Багдад на машине, можешь ли ты отвезти меня в Самарру? Или хотя бы в Хатру, которая находится по пути?
— Конечно, могу, — ответил Зейд, — если ты полностью оплатишь дорогу на бензин.
Стоит отметить, что цена улучшенного бензина в Ираке составляла 800 IQD ($0,65 на декабрь 2012), можно легко подсчитать, что до самого Багдада при расстоянии в 400 км общие расходы бы составили около $25 при расходе 10 л/100 км, поэтому я согласился. Но Зейд оказался хитрее, и запросил $50, хотя билет на автобус стоил $30. Сообразив, что завысил ценник, он сказал, что добавил сюда услуги персонального водителя.
— Вообще, если ты хочешь, — я могу свозить тебя и в Нимруд, и Хатру, и Самарру, если ты будешь мне платить $100 в день, — добавил он.
— Ты же не туристический гид, зачем ты мне предлагаешь цены, как в турагентстве? – переспросил я обиженно.
— Я буду твоим переводчиком и буду тебя сопровождать. Тебе сложно будет договариваться с людьми, не зная языка.
Этот молодой человек явно путал меня с богатым туристом, о чем я ему и сказал. Не предложив взамен ничего дельного, он допил чай с халвой и ушел. А я поставил мобильный на зарядку, надеясь, что электричество появится ночью, и лег спать, укрывшись двумя тяжелыми пледами.

Арест

Рано утром меня разбудил будильник, и я стал собираться в полицейский участок. При этом, заранее готовясь к худшему сценарию, мне вспомнилась история с российскими байкерами, которых освободили лишь благодаря тому, что они спрятали телефон и отослали через него смс со своим местонахождением в посольство. Поэтому я заранее переставил московскую симку в маленький телефон, который можно было легко спрятать на теле, а также заранее собрал свои вещи и разделил деньги: одну половину взял с собой, а другую спрятал в рюкзаке.
В приемной гостиницы на полу и диванах вокруг обогревателя спали работники, среди них был и Ассир. Если я правильно понял, они подрабатывали здесь бесплатно, а гостиница за это предоставляла им ночлег. Взяв такси, мы ровно к восьми часам утра без приключений добрались до полицейского участка.

Было прохладно, так что шапка и перчатки оказались очень кстати. На колючей проволоке вдоль блокпоста появился иней, солдат в будке пил чай, в то время как его напарник с автоматом отвечал на вопросы пришедших людей. Мы были не единственными в очереди, каждый чего-то ждал и подходил, чтобы задать вопросы. Не скажу, что появление иностранца, то есть меня, в толпе сильно изменило настроение людей, но иногда Ассиру задавали вопросы, вроде: «А что у вас за проблема?» Он рассказывал мою историю, и постепенно вокруг нас собирались любопытные люди. Они с пониманием и сочувствием меня разглядывали, интересуясь, как меня зовут, и откуда я.
К половине девятого нас пропустили через КПП, предварительно забрав мой мобильный телефон и фотоаппарат. Я отдал свой основной телефон, спрятав в голенище маленький аппарат. Начальник полиции, взяв мое дело и паспорт, пригласил нас в машину, в которой уже сидели трое конвоиров. Машина была американским пикапом Тойота, кузов которого был дополнительно прикрыт бронированными пластинами, в кузове был установлен пулемет, за которым стоял солдат. Салон машины был не таким большим, как могло показаться снаружи: первый ряд — место для водителя и два для пассажиров, сзади было три места, хотя фактически помещалось четыре человека. По бокам должны были сидеть наши охранники, так что мы оказались в середине.
Когда я садился в машину, то обнаружил что в проходе лежал пулемет, такой же, какой был установлен на крыше. Оружие было повернуто к нам патронником, из которого свисала зеленая лента, напоминающая брезентовую ткань, с патронами, пули медного цвета и гильзы латунного. Патроны такой формы и калибра используются для российских автоматов Калашникова, но какой именно это был пулемет, я сказать не могу. Я показал на подошву ботинок и похлопал по ней, а затем – на ленту из патронов, объясняя, что для того, чтобы сесть в машину, мне придется поставить на них ноги. Подчиненный махнул рукой, мол, ничего страшного, но я отказался садиться, и им пришлось скрутить патроны в рулон, хотя они все также лежали прямо подо мной.

На машине мы приехали в Верховный Суд города Мосул, большое двухэтажное здание, обнесенное колючей проволокой, в саду которого, несмотря на надвигающиеся морозы, было довольно много зелени и росли пальмы. По лестнице вверх и вниз бегали полицейские: кто-то вел заключенного в наручниках, тот о чем-то шутил со своим конвоиром, другой переносил документы, люди, собравшиеся в кружок вокруг офицера, громко спорили и обжаловали решение прямо здесь. В первый кабинет пригласили только Ассира, назвав его «мутарджим» (переводчик). Он объяснил, что это ошибка, и что он — всего лишь менеджер отеля. Стоя за дверью, я слышал его громкий голос, возможно, они спрашивали его, не террорист ли я и еще раз просили подтвердить, какие места мы посетили и что сфотографировали. Но так как он видел, что меня интересовали исключительно археологические достопримечательности, думаю, он так им и объяснял, а они его переспрашивали, потому что одни и те же фразы он повторял по несколько раз, начиная со слов «лаа» (с интонацией: «ну, нет же!»). Он вышел из кабинета через десять минут, вид у него был спокойный.
— Шло́онак? (как дела), — спросил я у него, чтобы подбодрить.
— Иль-ха́мду лиллах (Слава Богу), — ответил он и улыбнулся.
Меня иногда поражало его спокойствие: после допроса у него еще оставались силы улыбаться, не говоря уже о том, что в эту историю он попал исключительно из-за меня. К слову, он ни разу ни на что не пожаловался и всегда вел себя очень сдержанно, может быть, это и есть арабское спокойствие? А, может быть, этому научила война?
Меня в кабинет не пригласили, сказав подождать на лавочке. Время тянулось очень долго. В зале постоянно происходили движения: один улыбался, получив заветный документ, другой обнимал вызволенного друга, третий закатывал такой скандал, что полицейским едва не пришлось надеть на него наручники. Рядом со мной, переминаясь с ноги на ногу стояли два моих конвоира, не зная, куда спрятать от скуки свой автомат, они то ставили его на землю, опираясь на него как на трость, то надевали за спину, то начинали играть с флажковым предохранителем. При переходе из положения «предохранение» в «огонь» раздавался характерный щелчок, и это забавляло моих охранников. Третий конвоир следил за Ассиром и не отходил от него ни на шаг, так что когда последнему захотелось в туалет, то охранник сопровождал его даже туда.
Через два часа ожидания я надел шапку и перчатки – в здании не было отопления, и становилось ощутимо холодно, так что не зря я к тому же надел двое носков. Мой друг подошел ко мне и сказал, что здесь работает человек, который говорит по-английски, и меня поведут разговаривать с ним. Примерно к четырем часам вечера, когда зал почти опустел, я прошел в комнату, где меня ждала женщина в исламской чадре, напомню, что эта одежда не закрывает лицо, но лишь закрывает волосы и руки до кистей. Она приветствовала меня, извинившись за плохой английский. На самом деле она говорила хотя и медленно, но очень правильно, мне показалось, что она знала иностранный язык лучше, чем представляла мне.
Суть беседы заключался в том, что мне нужно было подробно рассказать о своем путешествии, начиная с того момента, когда я въехал в Ирак. Мой рассказ заключался в том, что до Мосула я доехал на машине, затем, выйдя на кольцевой, поймал такси, водитель которого привез меня в отель. Девушка остановила меня и стала подробно спрашивать, был ли я в курдских городах Захо, Дахук, Эрбиль. Я ответил, что был проездом в Захо, где переходил границу и подтвердил, что прибыл в Мосул уже вечером, затем передал ей телефон таксиста, в машину которого я сел на объездной. Все это было указано в протоколе. Продолжая свою историю, я рассказал о том, как приехал в отель «Ниневию», который оказался очень дорогим.
— 150 долларов за ночь, — засмеялась девушка. — Обычная цена за номер около 100 000 динаров ($80), наверное, Вам назвали такую цену, поскольку Вы — иностранец.
Я также сообщил, что таксист привез меня в небольшую гостиницу, где я и остался.
— Апраг иль Мосул? – переспросила она и поморщилась, — там ведь как-то грязновато. Когда все закончится, лучше поезжайте в другой отель.
Поняв, что она находится на моей стороне, я почувствовал облегчение, и мой допрос превратился по большей части в беседу двух приятелей. В конце я показал фотографии Ворот Нергал, за которые меня арестовали полицейские.
— Вы фотографировали полицейских и военные объекты?
— Нет, только сами ворота, — ответил.
Девушка с любопытством посмотрела снимки, но военных объектов на них не обнаружила, и это было занесено в протокол.
— Конечно, Ваш арест, это большое недоразумение. Просто в Мосул никто не приезжает, чтобы посмотреть достопримечательности. Это Вам еще повезло, что я разговариваю на английском и работаю сегодня, а так никто бы даже и не пытался Вам помочь.
Протокол был подписан и заверен отпечатком её и моего больших пальцев.
— Если можно, — попросил я ее напоследок, — когда все закончится, попросите судью написать бумагу, что мой паспорт и виза в порядке, чтобы если меня еще раз задержат, то я мог бы показать этот документ.
— Я не могу попросить об этом напрямую, но ты можешь обратиться ко мне с просьбой при судье, а я переведу ему.
Так мы и договорились. Выйдя из кабинета, мы вытерли пальцы о квадратный кусок поролона рядом с дверью, разукрашенный в фиолетовый цвет, а затем поднялись на второй этаж. Начальник моей охраны постучал в кабинет, и, войдя в него, вытянулся как при команде «смирно», также же поступили и все сопровождающие меня люди. Это был небольшой кабинет с сейфом и столом из резного дерева у окна. От двери к столу вела длинная зеленая ковровая дорожка, расстояние было продумано для достижения психологического эффекта — чтобы просящий, то есть входящий в этот кабинет, пока бы шел по ней, хорошо осознал свое положение, еще запомнился иракский флаг и фотография президента, несколько стульев по бокам и больше, пожалуй, ничего примечательного. Переводчик заняла место справа от стола, мои конвоиры расположились по бокам, а я стоял в пяти шагах от стола на той самой зеленой дорожке. Здесь уже мне не предлагали ни присесть, ни подойти ближе. До того все добродушно улыбались, а сейчас лишь безразлично смотрели на меня, моя судьба была в руках у человека напротив, и, кажется, мои конвоиры готовы выполнить любой его приказ. Почему-то такая обстановка напомнила мне обстановку комнаты в теперешнем музее Петропавловской крепости, где приговаривали декабристов. Никаких тебе «присаживайтесь» и «не хотите ли чаю», только приговор и его исполнение. Судья заговорил со мной на арабском, и девушка начала переводить:
— Вы находитесь перед судьей города Мосул. Отвечайте на заданные Вам вопросы предельно точно и ясно.
Судья посмотрел на мой паспорт.
— Вы получали визу в Москве?
— Да, — ответил я и вспомнил о том, что после консульского сбора посольский работник выдал мне бумагу с гербовой иракской печатью, где было написано о том, что я уплатил консульский сбор, — у меня есть документ, подтверждающий это, — добавил я.
Через переводчика я передал ему эту бумагу. Судья закивал. Подлинность моей визы не вызывала у него сомнений, потому что он почти сразу вернул мне эту бумагу.
— Вы въехали через Курдистан? Посещали ли Вы города Курдистана?
— Нет, — ответил я, — я въехал через КПП Ибрагим Халил и сразу отправился в Мосул.
Судья посмотрел на мой паспорт и стал читать въездную печать.
— Когда именно вы въехали в Курдистан? Четвертого или первого числа?
— Я въехал четвертого числа. Эту дату легко проверить. Четвертое число указано на турецком штампе, который ставят при выезде. Соответственно, я не мог приехать в Ирак ни в какой другой день. Границу можно пересечь только на машине, соответственно, разночтений быть не может. Я въехал в Ирак четвертого числа.
Судья открыл другую страницу и изучил турецкие штампы.
— Я считаю, что число, указанное на вашей иракской визе, плохо читается. Я попрошу своих коллег из Курдистана проверить информацию о Вашем въезде, — сказал судья и встав, дал понять, что аудиенция окончена.
Взглянув на переводчика, я попросил разрешения обратиться.
— Прошу прощения, могу я попросить Вас, когда все выясниться и меня отпустят, выдать мне какую-нибудь бумагу о том, что моя виза и паспорт в порядке?
Девушка перевела мою просьбу и ответила, что судья не может дать такую бумагу от своего имени, но попросит об этом своих курдских коллег. «Причем здесь курдские коллеги», — подумал я, но на всякий случай попросил, чтобы мне написали эту просьбу на бумаге, тогда я бы мог показать её ответственному чиновнику и получить от него необходимые документы.
Судья собрался уходить, переводчица улыбнулась, оживились и те, кто был рядом со мной. Я вернулся в коридор, и ожидавшие за дверью конвоиры и Ассир стали наперебой спрашивать все ли в порядке. «Зейн, зейн» (хорошо, хорошо), — ответил я. Вокруг все улыбались, значит, вопрос для меня решился удачно.

«Мы возвращаемся в полицейский участок», — перевел Ассир и показал на часы. Было около пяти вечера, так что целый день мы провели в суде. Во рту за это время у меня, как говорят, не было и маковой росинки, голод также о себе напоминал, ведь перед выходом из гостиницы мы так спешили, что не успели позавтракать. Осознание того, что мой вопрос решился положительно, вернуло мне силы и бодрость духа. Я смотрел на заходящее солнце и думал, разрешат ли мне полицейские, если их очень попросить, снова посмотреть Ворота Нергал, где до этого я был арестован. «Может быть, мне бы разрешили сделать несколько отличных фотографий и открыли бы для меня ворота? А об этом маленьком приключении с полицией будет потом кому рассказать за чашкой чая. В конце концов, я рад, что все хорошо закончилось», — подумал я.
Нас привезли в полицейский участок, где попросили подождать в комнате. Ассира ушел к начальнику, и они о чем-то беседовали. Когда он вернулся, то сказал, что мне нужно ехать в Курдистан.
— Почему? – спросил я, допивая чай с сахаром, предложенный мне конвоиром, — у меня же виза и паспорт в порядке?
— Не знаю, они так сказали. А мне сказали ехать в гостиницу, так что я тебя здесь оставлю.
Меня как будто ошпарили кипятком, и, несмотря на спокойствие собеседника, эта новость сразу показалась мне нехорошей. Меня наполнили тревожные мысли: «Черт возьми, здесь явно был какой-то подвох. Пока он был рядом, у меня была уверенность, что все идёт как надо. В крайнем случае, со мной не случится ничего дурного, так как он является моим свидетелем, и знает, где я нахожусь. А если он теперь уйдет, и меня увезут куда-нибудь, где никто не найдет?» Но я не подал вида, что мне было страшно. Вместо этого я обнял его и сказал:
— Помни, у тебя есть ксерокопия моего паспорта и визы, если я не вернусь через три дня, звони в посольство, звони моим родителям, звони моему другу.
— Я сделаю всё, что смогу, — заверил меня Ассир.
Я передал ему 10 000 динаров, обещанные деньги за потраченный на меня день, в который он остался без работы, и на такси до гостиницы.

Меня повели в соседнее здание во внутреннем дворике, я был там раньше и определил его как офисное, среди кабинетов я заметил лишь одну странную комнату с засовами, но она больше походила на склад с вооружением, поэтому страх, что меня сейчас уволокут в какую-нибудь тюрьму, прошел. Мы зашли в первый кабинет, в котором дежуривший офицер смотрел телевизор. Увидев меня, он улыбнулся, спросил, как зовут и откуда я. Его звали Ассам. Затем, показав на металлическую пряжку на ремне, попросил его снять. «Ну, мало ли какие бывают порядки, может быть, в эту комнату нельзя проносить металлические предметы», — подумал я, заметив, что у него тоже не было ремня. Я оставил его на вешалке, где висела куча разных ремней.
Офицер предложил мне чай, я отказался, сказав, что хочу пить. Тогда он достал бутылку холодной воды из холодильника и подал мне, я с наслаждением выпил её залпом. Начались стандартные расспросы, как я здесь оказался, что я делаю. Беседа проходила очень дружелюбно, я развалился на диване, отдыхая за день, пил воду, и рассказывал жестами, что произошло. А в конце показал фотографии, за которые меня арестовали: «ноу солдиерс», — сказал я, он понимающе кивнул. Я показал на фотографии, и сказал что «из-за них я здесь», показав скрещенные руки, имея ввиду, что меня арестовали. Офицер зацокал, выражая, видимо, свое сожаление по поводу произошедшего недоразумения. Я попросил разрешения сфотографироваться, и мы сделали несколько снимков вместе.
Затем он показал, что возьмет мой фотоаппарат и мобильный телефон, положит их в свой ящик и закроет его на ключ. Я вполне на это согласился. В это время в комнату зашел его подчиненный, увидев меня, он прямо засиял от радости, стал весело расспрашивать о том, откуда я и как сюда попал. Немного устав от однотипных диалогов, я лишь ответил, что из Беларуси. Парень обрадовался, оставил свой емейл и телефон, после этого мы втроем вышли из комнаты. Оказалось, он был моим вторым конвоиром, мы ждали его, потому что по правилам одно заключенного должны сопровождать минимум двое.

Понравилось!

2

2

Автор: sanyok

Взятие под стражу

Мы подошли к двери в комнату, которая показалась мне складом оружия. На двери были установлены два ряда наружных засовов, и внутренний засов, который открывался, если вращать ручку в центре по часовой стрелке. И теперь, стоя у этой двери, я увидел, как конвоир с помощником стали открывать её, сдвигая засовы. «А не может быть так, что я ошибся, и это помещение – тюрьма? А дверь – вход в камеру?» – вдруг промелькнуло у меня в голове. Засовы со скрипом отодвинулись, и офицер стал поворачивать ручку в центе. Через несколько секунд дверь распахнулась, она оказалась бронированной и довольно толстой. Мне велели пройти вперед. Заглянув внутрь, и увидел простую квадратную комнату с белой штукатуркой без мебели. В ряд на полу лежали пледы, на которых сидели и спали люди. «Тюрьма! Это тюрьма!» — закричал мой внутренний голос, сердце бешено заколотилось. Я на мгновение обомлел и остановился как вкопанный, со страхом посмотрев на офицера, с которым еще несколько минут назад так весело фотографировался.
— Леиш, леиш? (почему, за что), – переспрашивал я, так и не сдвинувшись на месте, прекрасно понимая, что мой шаг за эту дверь это шаг в тюремную камеру, — за что?
Офицер только пожал плечами, снова показал на камеру и, сказав: «женераль», показал пальцами «три», что могло означать: «его начальник сказал посадить меня на три часа». Мне ничего не оставалось, как шагнуть в комнату навстречу заключенным. На полу лежали матрацы, на которых они лежали, сидели, спали и разговаривали, но, когда я вошел, все замолчали и стали рассматривать меня. Жестом я спросил разрешения сесть рядом. Заключенный справа поднялся и освободил для меня матрац, показав соседям перелечь и подвинуться. Молча сев на край матраца, я уставился в одну точку перед собой. «Сейчас они начнут спрашивать, кто я и откуда, а мне нужно будет вспоминать арабские слова, чтобы им ответить, потом они начнут задавать ещё вопросы, и конца этому не будет. Как же мне это надоело. Решительно, сил моих больше нет. Я буду молчать и мне все равно, что они будут спрашивать», — подумал я.
Сидящий рядом на матраце парень показал снимать ботинки и ложиться на матрац. Но я думал, я надеялся, что мое заключение — всего лишь временная мера или какое-то недоразумение.
— Неужели, его начальник действительно приказал посадить меня в тюрьму, зная, что я невиновен. Ведь когда судья принял решение, то все улыбались и поздравляли меня. Тогда почему я здесь? Почему же меня не отпустили в гостиницу как вчера? Кстати там остался мой рюкзак. Жаль, что даже не у кого узнать, насколько меня сюда упрятали, всего на три часа или, может быть, на более долги срок. Тогда на какой? Как узнать об этом, не зная языка? А если это судья приказал взять меня под стражу? Ведь его решение выше решения начальника полиции, значит это он… Точно он! Почему же он улыбался и говорил, что все хорошо? Или я все-таки здесь пробуду несколько часов, и затем меня заберут отсюда.
Тысячи мыслей пролетали в голове, то мне становилось страшно, когда я вспоминал об отчетах других путешественников о длительных арестах без суда и следствия, то, смешно, когда я вспоминал, как начальник конвоя весело фотографировался со мной, прежде чем посадить в камеру.
Что чувствуешь в первые часы после ареста, если считаешь себя невиновным? Неопределенность. Не знаешь, что делать. Вот ты уже здесь, в тюремной камере, но еще не веришь в это, тебя продолжают посещать те же мысли, как будто ты на свободе. Мозг отказывался принимать как данность то, что я находился в запертой комнате. Нет, решительно, мыслями я все еще был на свободе.
Я не боялся, что со мной что-то случиться, и не боялся заключения как такового, мне нужно было знать, когда я отсюда выйду. Причем узнать это нужно было сейчас же. Потому как мой беспокойный мозг каждую секунду задавал вопрос: «Как долго я здесь пробуду». Если это один день, то пусть мне об этом скажут, если три, четыре, пять, не важно сколько, мне нужно знать, когда окажусь на свободе. У меня не было чувства тревоги, меня полностью поглотила неопределенность. Это чувство подавляет и медленно убивает. Нет аппетита, нет желания разговаривать, не хочется ни спать, ни бодрствовать, ровным счетом ничего не хочется.
Я вспомнил строки Солженицына из «Архипелаг ГУЛаг»: «арест это прямой удар молнии в вас, перелом всей вашей жизни». Полностью абзац был таким: «Вы слышите «Вы — арестованы!» И нич-ч-чего вы не находитесь на это ответить, кроме ягнячьего блеяния: — Я-а?? За что??.. И ничего больше вы не способны усвоить ни в первый час, ни в первые даже сутки. Еще померцает вам в вашем отчаянии цирковая игрушечная луна: "Это ошибка! Разберутся!" (Архипелаг ГУЛаг. Том 1, часть 1)». Как же он был прав. Иногда, бывает, читаешь какую-нибудь книгу и думаешь, да, вроде правдоподобно написано. Но потом, когда попадаешь в схожую ситуацию, признаешься, этот писатель — Гений, Талантище! Он описал ровно то, что я на самом деле почувствовал.

Прошло чуть больше часа, а я так и оставался сидеть на матраце, слегка наклонившись к стене и вытянув перед собой ноги. От такого неудобного положения сильно затекали ноги, и я, принимая каждые пять минут все более горизонтальную позу, в конце концов лег на спину, накрылся курткой и закрыл глаза. Состояние мое было крайне подавленное, голод, накопившийся за день, давал о себе знать, разговаривать и видеть кого-либо совершенно не хотелось. К этому времени со мной несколько раз пытались заговорить, я лишь ответил односложно, что меня зовут Александр, и я из Беларуси.
Я постарался ощутить и переосмыслить свое появление здесь: «Итак, мое заключение, наверняка, не было ошибкой, и если это так, то нужно было думать о том, как отсюда выбраться. Единственным вариантом, было отослать отцу в Москву смс о том, что меня арестовали, и попросить его связаться с посольством. Был вечер, поэтому у меня было время до завтрашнего утра. Может быть, меня отпустят утром? А стоит ли этого дожидаться? Охранники уверены, что мобильного телефона у меня нет, но если меня вдруг захотят, например, перевести в другую тюрьму, а там проведут обыск и заберут мой единственный мобильный – надежду на спасение, тогда все пропало. Для байкеров, захваченных в Ираке, мобильный телефон оказался единственным спасением, с помощью него они связались с посольством и выбрались из тюрьмы. Нужно было быть готовым к любым ситуациям. Я достал из потайного кармана мобильный телефон и набрал смс со следующим текстом: «Чувствую себя хорошо. Меня арестовала полиция возле Ворот Нергал в городе Мосул, Ирак. Со мной находился иракский гражданин Ассир, его телефон ХХХ. Завтра позвоните в посольство Беларуси в Ираке или в горячую линию МИД и сообщите о моем задержании». Это сообщение я сохранил как черновик. Так что при активации телефона оставалось нажать одну кнопку, чтобы отослать сообщение. Я не решался, отправлять смс или ждать.
Сообщить родителям о моем аресте и обратиться в посольство, фактически означало «забить тревогу и поставить всех на уши». Меньше всего я хотел беспокоить родителей в надежде пожалеть их психику. А звонить в посольство я собирался лишь в самом крайнем случае, так как это означало депортацию из страны, к тому очень не хотелось создавать лишних проблем для дипломатов. Не так давно закончился скандал с российскими байкерами, посаженными в главную военную тюрьму в Ираке, и мне очень не хотелось, чтобы меня к ним причислили к таким же «горе-путешественникам», заставляющих дипломатов делать лишнюю работу. Поэтому оставшееся время я провёл в размышлениях, наступил самый крайний случай или нет.

Через несколько часов кто-то подошел к двери и стал ее открывать. Я, кажется, задремал, но услышав звук отпирающихся засовов, моментально проснулся и поднялся. В дверях появился мой конвоир Ассам, широко улыбаясь, он нес мне мой рюкзак. По его мнению, увидев свою вещь, я должен был обрадоваться, но, фактически, для меня это была самая худшая новость: «Значит, из отеля меня выселила полиция. То есть, меня сюда посадили не на несколько часов. И придется провести здесь намного больше, чем один день».
Охранник поставил рюкзак и передал мне кусочек порванной бумажки. На ней печатными неразборчивыми буквами было написано по-английски: «Aliaksandr. I’m viest we toomoro morink. I’m Zeiad Baigdid. I’m secyo yastr day in Hotilel.» Если перевести на русский, сохраняя стиль, то получится вроде: «Александр, я невастим мы затра утра. Я Зейд Багдадский. Я дваой день в гостинц».
Дома я показывал эту записку своим друзьям, они удивленно спрашивали меня: «Что значит написанный на ней текст?». Они, разговаривая свободно на английском, не понимали этого, а я тогда понял. Я сразу все понял. Может быть, потому что когда ты находишься «там», то соображаешь лучше, ведь понять сообщение, несмотря на многочисленные грамматические ошибки и недописанные окончания слов, не представляло никакой сложности: «Завтра мы придем навестить тебя. Я – Зейд из Багдада. Я остался в отеле на второй день».
— А́ани, фи́ндык (я, гостиница)? — спросил я, показывая, что хочу вернуться в гостиницу.
— Лаа, женера́ль (нет, начальник сказал), — ответил охранник, и показал, что мне приказано находится здесь.
Сразу после его ухода я достал мобильный телефон и отправил смс. Да, я знал, что родители будут в шоке, я знал, что работники посольства тоже будут не в восторге. Извините, меня, я не мог не обратиться к вам. Нажав кнопку «отослать», я почувствовал огромное облегчение. Больше меня не одолевали мысли о том, что я сделал неправильно, за что меня посадили, и нужно ли просить помощи. Я уже ее попросил, теперь нужно было, вне зависимости от того, как скоро меня освободят, приспособиться к новой жизни и начать осваиваться в тюремной камере.

Понравилось!

2

2

Автор: sanyok

В новых условиях

Я осмотрелся вокруг: квадратная комната, высоко над нами висел кондиционер, из которого поступал теплый воздух, он работал круглосуточно, и его шум не давал спать по ночам, по бокам стояли кондиционеры поменьше, вокруг них были установлены решетки, так что дотянуться до аппаратов было невозможно. Я расположился в дальнем углу, по диагонали от двери, и прямо надо мной достаточно высоко было сделано что-то вроде окна, наполовину загороженного тряпками. Через эту узкую щель тонкой стрункой в комнату просачивался солнечный луч, а вместе с ним с улицы на меня обрушивался холодный воздух, потому что окно не было застеклено. Прямо над дверью была установлена камера, направленная на нас. Поскольку она не могла снимать в темноте, то свет был включен круглосуточно, и мешал спать намного больше, чем кондиционер. В другом углу находился рукомойник с краном. Это был бетонный блок с глубокой выемкой внутри, из-за засоренной канализации грязная вода за день скапливалась в нем, как в бочке, а за ночь постепенно уходила.
Туалета и душа я не видел, его закрывала пристройка в виде буквы «Г». Так что другие тоже не могли видеть, как кто-нибудь принимал душ или ходил в туалет. Душ представлял собой трубу, из которой хорошим напором текла теплая вода, а туалет был в арабском стиле – подобие эмалевого таза с дыркой в полу, туалетной бумаги не было, но был кувшин для подмывания. Периодами с улицы дул ветерок, он попадал в нашу комнату и начинал циркулировать по ней, принося из туалета в нашу «жилую» половину страшную вонь, и как мы не пытались отдраить эмалевый таз, вонь всё равно сохранялась. Впрочем, это было терпимо. Больше всего я был доволен этой буквой «Г», за которой можно было спрятаться в момент дефекации. И я рад, что мне не пришлось это делать на виду у шестерых других заключенных. Наверняка, эта бетонная завеса была поставлена в соответствии с какими-нибудь положениями ислама, в котором процесс испражнения считается грехом, а фекалии — нечистотами, и поскольку перед молитвой нужно обязательно помыться, то обустройству туалета и душа, а также чистоте санузла отводится огромная роль. К тому же, как можно молиться, если прямо перед тобой, я извиняюсь, сидит субъект на корточках и справляет свою нужду. Но маленький размер комнаты все равно по-своему сдерживал каждого из нас от желания лишний раз воспользоваться туалетом. Звуки, которые могли услышать, и запахи, которые могли почувствовать шесть других сокамерников, некоторое время очень смущали меня самого и не давали справить столь естественную нужду. И каждый, кто заходил за бетонную стенку старался сделать все как можно тише и как можно быстрее, а затем брал порошок, посыпал его на туалет и кафель вокруг, и смывал водой. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, то думаю, что той чистоте, которая была у нас, могут позавидовать даже свободные граждане.

Передо мной кружком сидели шесть человек. В центре находился какой-то очень веселый тип, он громко рассказывал истории, а другие смеялись так, что от смеха у них текли слезы. Что-то было особенное в рассказчике, он хоть и принял на себя роль балагура, при этом было видно, что когда-то он считался красавчиком и щеголем, даже сейчас на нем был когда-то очень модный пиджак и брюки, а также светлая рубашка. Мне показалось, он был душой компании, его звали Умар.
— Инта шгадд умурак? (сколько тебе лет)
— А́рба уа арба’и́ин (мне 44, дословно четыре и сорок).
— Инта мизауи́дж? (ты женат)
Он показал забавный жест – снял с безымянного пальца правой руки воображаемое кольцо и выбросил его:
— Аани мталлиг! (я разведен).
— Ле́иш хнаа? (почему здесь)
Умар сделал руками несколько ударов в воздух, что должно было означать «подрался», и показал на одного из сидящих рядом. Его оппонент подтвердил, также показав удары кулаком.
«Кре́йзи (сумасшедший), — заключил он, показывая на Умара.
Вся эта веселая компания была помещена под стражу за какую-то потасовку на срок от 10 до 14 суток.

Среди моих собеседник был еще один интересный мужчина: высокий уверенный в себе, с аккуратно подстриженными усиками, карими глазами и типично иракским лицом. Он контрастировал на фоне весельчака Умара, потому как говорил мало и только по делу, а все оставшееся время просто смотрел в стену перед собой. Его звали Мохаммед. И у него была причина, почему он оказался здесь,
— Ш-туштугху́ль? (Чем ты занимаешься, какую работу выполняешь)
— Са́аик (водитель), трэйлер (грузовик), — ответил он, и показав, как сидит в машине за рулем, добавил: «шурта (полиция)», а затем продемонстрировал жест, что я видел раньше: несколько раз ударил кулаками по воздуху. То есть, он ударил полицейского, и, кажется, срок его ареста составил всего две недели.
— Леиш? (зачем), — удивился я.
В ответ Мохаммед пожал плечами, мол, долго объяснять.
— Инта миззауи́дж? (ты женат)
— Наам, аани миззауи́дж (да, я женат), — ответил он и показал два пальца, — Синтеин зуджаат! (две жены).
Так как я не сразу сообразил, что «зуджаат» (жены), это множественное число от «зуджти» (жена), то сидевший рядом Умар продублировал на английском: «ту мада́ма», то есть «две мадамы». Затем я познакомился с другими заключенными: Ассем, Ашраф, Омар и Саед.

В моем рюкзаке были книги об Иране и Турцию с цветными фотографиями, которые можно было показать иракским знакомым. Открыв сумку, я удивился тому, что вещи в ней были перерыты, видимо, кто-то спешно производил обыск. Пропали шампунь, бутылочка с парфюмом, провода «usb», зарядка для телефона и фотоаппарата, зубная щетка и паста. Самым обидными потерями для меня были магниты, привезенные из Турции, и две губные гармошки. Поискав в рюкзаке внимательнее, я обнаружил в потайном кармане флешку с фотографиями и деньги, так что я почувствовал себя намного лучше.
— Почему, «хэд энд шоулдерс», «о де колон»? – спрашивал я иракцев, показывая, что теперь нечем мыть голову, нет бутылочки с духами, а также нечем чистить зубы.
— Фи́ндык – Али́ Ба́ба. Лоо шурта Али́ Ба́ба (Отель или полиция своровали), — объяснял мне Мохаммед, немало удивленный такой загадочной пропажей.

Ашраф подошел к огромному черному пакету и достал оттуда: несколько бутылок с водой, кока-колу и сок в металлических банках, а также фрукты. Мохаммед постелил на матрац нечто вроде скатерти, мы стали накрывать «стол». Непонятно откуда появилась огромная жареная курица с рисом. К этому моменту мое беспокойство насчет ареста и заключения совсем прошло, я почувствовал, как сильно проголодался, и с удовольствием поужинал. Любопытно, что даже на свободе я не успевал покупать продукты с таким разнообразием, которое было у нас в тюрьме. Рис, курица, лепешка, горячий чай с сахаром из термоса, бананы, апельсины, яблоки, сок и кока-кола – всё это я получил в подарок от своих новых знакомых. Было жутко неловко, что я не мог ничего предложить взамен.
Заметив, что один из нас в течение дня выходил на полчаса из камеры и позже возвращался с пакетами, мне показалось, что у нас действовал какой-то особый режим, такой, что можно было дать деньги, чтобы взамен принесли еду. Вспомнив, что у меня были иракские динары, я передал их Мохаммеду.
— Дукка́ан (магазин), — сказал я и обвел пальцем продукты, предлагая деньги, но он отказался. Позже выяснилось, что поскольку присутствующие здесь были либо женаты, либо имели родителей в Мосуле, то могли выйти из камеры на короткое свидание с ними, при котором получали передачи. Вот почему жареная курица и рис были свежими и даже тёплыми. Покушав, мы собрали скатерть и, сложив мусор в огромный пакет, поставили его у двери, чтобы утром охранник его вынес. Я повеселел и стал рассказывать о путешествиях и странах, в которых мне удалось побывать, дополняя повествование фотографиями из путеводителей.

— Калам (ручка), — попросил у меня Ассем.
Я как раз достал ручку из рюкзака, чтобы делать записи на чистых страницах разговорника, который использовался теперь как ежедневник. Передав ручку Ассему, мне оставалось наблюдать. Тот подошел к стене, где камера не могла его увидеть, и стал царапать ручкой надпись. Да не просто «царапать», а выводить каллиграфической арабской вязью огромные, жирные и красивые буквы.
— Машалла́! (молодчина), – похвалил я (что-то вроде, «ай, да молодец» в саркастическом смысле), и мы засмеялись. Когда надпись была готова, Ассем, весьма довольный собой, прочитал: «Асем, Ашраф, Мохаммед и Алекс из России были здесь, 06 декабря 2012 года.
— Муу Ру́ссиа, Бела-ру́ссиа (не Россия, Беларусь), — попросил я исправить, и наш писатель добавил несколько букв перед словом «Россия», так что получилось «Беларусь». Представляю, с каким интересом будут читать эту надпись следующие заключенные, как они будут удивляться и гадать, кто такой Алекс из Беларуси и какого лешего он делал в этой камере.
Мне вернули ручку, и я сразу решил сделать об этом пометку, чтобы позже не забыть. Но ручка, привыкшая к неровной штукатурке стены, теперь отказывалась писать на чистой бумаге.
— Кхарба́ан (cломалась, испортилась), — показал я на ручку, указав, что она не пишет.
— А́фуан (извини), — извинился Ашраф.
Так что, ручки у меня больше не было, и вести записи было временно нечем. Вечером, когда к нам зашел охранник, чтобы принести блок с бутилированной водой, я обратился к нему:
— Мин фаззлак, калами кхарбаан (извините, моя ручка сломалась).
Он подошел ко мне, не понимая, чего я от него прошу. Мои иракские знакомые, наверное, никогда бы не обратились к нему с такой просьбой, но теперь, они наперебой стали переводить, что ручка не пишет и мне нужна новая. Охранник ничего не ответил, но, выходя из камеры, повернулся и показал следующий жест: поднеся руку ладонью к лицу, показал указательным и средним пальцами на свои глаза, а затем резким движением развернул ладонь и направил этими же пальцы на мои глаза. В нашей культуре это означает: «Берегись, я слежу за тобой!», поскольку невербально трактуется как: «я не спускаю с тебя глаз».
— С чего бы такой жест? Всего лишь из-за того, что я попросил ручку? – с недоумением подумал я.
И был очень удивлен, когда через несколько минут двери снова открылись, ко мне подошел тот же охранник и с улыбкой протянул ручку.
— Шукра́н, шукра́н, — засиял я от радости.
— А́фуан, — ответил охранник и снова показал странный жест.
Действительно, так в Ираке говорят не «я слежу за тобой», а «я забочусь о тебе», или «я делаю то, что ты просишь». Таким образом, значение этого жеста совпадало со значением жеста, когда на голову кладут ладонь.

Так как мне не было известно, как долго продлится заключение в тюрьме, то я решил начать учить арабский, как говорится, пока не поздно. Самым первым и сложным для меня заданием было выучить числительные от одного до двадцати, а затем и до ста. Как я уже успел заметить, при произношении числительного больше двадцати, но меньше ста, например 44, число произносят наоборот, буквально, «четыре и сорок», в немецком языке схожее чтение числительных. Затем я прочитал основные диалоги, употребляющиеся при первой встрече. Методика повторять и заучивать иностранные слова перед сном была очень действенной, теперь оставалось повторить их еще раз утром, днем и вечером, и через день я автоматически запоминал их.
К этому времени все уже спрятались под пледами и спали, лишь Мохаммед неподвижно смотрел в стену и о чем-то размышлял. Я тоже укрылся пледом с головой, так как мешал свет. Вдобавок надо мной из вентиляционной щели дул холодный воздух, так что временами не помешала бы и шапка. Иногда этот поток из улицы сменялся новым, пришедшим из туалета, от неприятного запаха я морщился, но считая такие обстоятельства пустяками, легко переносил их. Едва дотронувшись до подушки, я сразу уснул.

Утренние гости

Рано утром нас разбудил скрип засовов. Это очень удивительный момент: сначала в коридоре раздаются чьи-то шаги, затем слышится звяканье ключей у двери, скрипят отодвигающие засовы, потом ещё остаётся сделать несколько поворотов ключа в круглом замке — один поворот, второй, третий… Секунды ожидания перед тем, как дверь откроется, всегда самые томительные. То есть ты знаешь, что сейчас, когда она откроется, можно на секунду увидеть и почувствовать «кусочек» свободы: легкое дуновение свободного ветерка или лучик свободного солнца, и чтобы не пропустить этот момент, ты заворожено следишь за дверью с того самого момента, когда впервые послышались шаги в коридоре. В дверях появился охранник Ассам.
— Алекс, фи́ндык, са́адик (отель, друг), — обратился он ко мне, и показал выходить.
За мной пришли мои друзья, как и обещали. Проходя мимо железной двери нашей камеры, я выходил навстречу светящемуся солнцу и чистому небу. Даже травку я теперь считал свободной, и был очень рад о того, что снова увидел её. Меня провели в кабинет, где сдавали ремни, там меня ждали Ассир и Зейд. Никогда в жизни я не был так счастлив видеть людей, которые до этого были мне почти незнакомы. Только потому, что они навестили меня, я был готов считать их своими друзьями. Как это много значит, когда кто-то готов тебя поддержать. Как много значит то, что тебя навещают, как много значит то, что кто-то желает и верит в твое скорейшее освобождение.
— Саба́х иль кхейр! Шлоонак? (доброе утро, как дела) – поприветствовал Ассир.
На нем был плащ коричневого цвета из атласной ткани, который очень ему шел, левой рукой он опирался на длинный зонтик-трость, несмотря на прохладное утро на босых ногах были одеты босоножки. Зейд был в рубашке, джинсах и аккуратных туфлях, со свойственной ему (или Багдаду) некоторой выпендрежностью.
— Саба́х ин ну́ур. А́ани зейн, иль-ха́мду лилла́х, (доброе утро, я хорошо, слава Богу), — улыбаясь, ответил я.
Зейд рассказал, что вчера полиция приехала в гостиницу, чтобы забрать рюкзак. Ему приказали выложить все бьющиеся предметы и провода, чтобы в камере нельзя было порезаться или совершить самоубийство.
— Я спрашивал у начальника, — сказал он, — они собираются отвезти назад в Курдистан, в Дахук. Возможно, они сделают это после выходных, в воскресенье или понедельник. Твои ценные вещи находятся у охранника? Твой фотоаппарат и мобильный телефон?
— Да, — ответил я.
— Только один мобильный телефон, а где твой другой телефон? – шепотом переспросил Зейд.
— Со вторым телефоном все в порядке, я отослал смс родителям, чтобы они связались с посольством, — сказал я еще тише.
В моем телефоне было написано, что «смс доставлено», но я попросил Зейда отослать еще одно смс родителям.
— Я бы рад, — ответил он, — но мы сдали при входе мобильные телефоны, ты можешь написать смс мне на бумаге, я наберу его на телефоне и перешлю твоим родителями.
Достав клочок бумаги, я стал писать смс на русском латинскими буквами. В нем я подробно сообщил о том, где нахожусь, еще раз продублировал телефоны Ассира и Зейда, чтобы посольские работники могли связаться с ними и выяснить все детали. Зейд обещал отослать смс.
— Они немного волнуются, — сказал мой собеседник, глядя на охранников, что ты вдруг на них пожалуешься своему посольству, и у них будут проблемы, поэтому пиши быстрей, пока они не передумали.
Перед тем, как проститься, Ассир передал мне пакет:
— Мы купили для тебя немного еды, это завтрак из творога и пирога.
Мне передали картонную коробку, в которой лежали пирожки из слоеного теста, сложенные конвертом и начиненные творогом, и два пакета с теплой водой – творожной сывороткой, разбавленной сахаром, ею нужно поливать пирожки перед едой, чтобы размягчить слоеное тесто.
— Шукра́н джази́лан (большое спасибо), — ответил я и обнял их.
В тот момент я был готов расплакаться, но вместе с тем страшно гордился своими новыми иракскими знакомыми, и даже этим парнем Зейдом, который еще позавчера невозмутимо предлагал мне показать Ирак всего за $150 долларов в день. Он тоже нашел время, чтобы приехать и поддержать меня. Ассир вообще оказался молодцом и Человеком с большой буквы во всех отношениях. Из нашего свидания я сделал вывод, что моё заключение не должно было быть долгим. И простившись с ними, я с легким сердцем вернулся в тюремную камеру, уже с надеждой глядя в будущее.

Время идет, скучать надоело, и тянет поговорить

Разделавшись с остатками вчерашней курицы, мы запили её газировкой, произведенной в Саудовской Аравии, и разбрелись по своим местам. Мохаммед, как и вчера, уставился в одну точку на стене и погрузился в свои мысли, честное слово, меня иногда это сильно пугало. Соседи накрылись с головой пледами, что означало, что они собирались спать. А между тем было еще только десять утра. Весь день мы проводили без движения, нас не выводили на улицу, мы почти не видели солнца, неудивительно, что это влияло на биоритмы — постоянно хотелось спать. Время от времени я поднимался и прохаживался по комнате: пять шагов вперед, пять шагов назад и так несколько раз, затем успокаивался и ложился на плед. К тому же всю прошлую ночь и сегодняшний день по крыше барабанил дождь, и это был не просто дождь, а настоящий ливень. Фактически, если бы я остался в Мосуле на свободе, то этот день мне целиком пришлось бы провести в гостинице. Ливень не прекращался двое суток.
— Мута́р, мута́р (дождь), — подтвердил Мохаммед.
Весь день я посвятил чтению путеводителя «Лоунли Плэнит», в каждой книге есть историческая справка о стране. Я узнал, что последние тридцать лет эта замечательная страна также была недоступна для туристов из-за многочисленных войн и конфликтов, который постоянно затевал Саддам Хуссейн.
В 1980 году началась Ирано-Иракская война, длившаяся 8 лет и унесшая жизни около полумиллиона человек с обеих сторон. В ходе этой войны Ирак неоднократно применял химическое оружие, что подтверждается многими авторами и организациями, а также активно применял химическое оружие на своей территории против непокорных курдов, которые хоть и пассивно, но помогали Ирану. Самой крупной трагедией считается химическая атака курдского городка Халабджа на севере Ирака, где по некоторым данным погибло около 5000 мирных жителей и десятки тысяч остались инвалидами. США и многие европейские страны тогда не признали, что атаку произвел Ирак, так как они его активно поддерживали и поставляли оружие. Основными продавцами были Советский Союз, Франция и Германия, хотя участие в вооружении Ирака принимали все страны запада, в том числе США.
Чтобы не портить отношения с Багдадом, в применении химического оружия США тогда официально обвинили в Иран, хотя во время войны тайно поставляли оружие и ему. Из-за этого в конце 1986 года разразился громкий скандал, вошедший в историю под названием «Иран-контрас» («Ирангейт»), в ходе расследования которого было доказано, что США тайно вмешивались в ирано-иракский вооружённый конфликт, поставляя оружие и запасные части к боевой технике Ирану.
Ирано-иракская война привела к появлению у Ирака значительной задолженности ряду арабских стран. В частности, долг Ирака Кувейту превысил 14 млрд. долларов, что явилось одной из причин, подтолкнувших Саддама Хусейна в 1990 году к решению вторгнуться в Кувейт. В ходе военной операции за два дня кувейтская армия была полностью разгромлена, а территория страны была взята под контроль иракскими войсками. В Кувейте было установлено «временное правительство», которое обратилось к Ираку с просьбой включить Кувейт в свой состав. Совет революционного командования Ирака так заявил: «Свободное временное кувейстское правительство решило просить соплеменников в Ираке, руководимых рыцарем арабов и вождем их похода президентом фельдмаршалом Саддамом Хусейном, о принятии их как сыновей в их большую семью, о возврате Кувейта в состав великого Ирака, родины-матери, и об обеспечении полного единства Ирака и Кувейта». Часть территории страны была присоединена к иракской провинции Басра, а оставшаяся территория провозглашена 19-й провинцией Ирака под названием «Аль-Саддамия».
Против аннексии Кувейта выступили арабские государства и силы коалиции американцев, и вторжение переросло в военный конфликт, который длился 7 месяцев и привёл к войне в Персидском заливе (17 января — 28 февраля 1991).
С 2003 по 2011 гг. длилась война в Ираке, начавшаяся, вопреки резолюции ООН, с вторжения сил США и их союзников в Ирак с целью поиска оружия массового поражения, но фактически для свержения режима Саддама Хусейна и получения контроля над иракской нефтью. Затем страна погрузилась в хаос партизанской войны, мародерства и насилия. Музеи, хранящие бесценные археологические ценности были разграблены, а многие памятники архитектуры, такие как, например, как мечеть Мечеть Аль-Аскари, были разрушены или сильно повреждены в результате террористических актов.

И вот в декабре 2012 года, спустя ровно год после того, как американцы покинули Ирак, я приехал в эту страну в качестве туриста, чтобы осмотреть археологические памятники. И вместо счастливой жизни застал военную разруху и перебои с электричеством и водой, хорошо, что не застал теракты. Но они регулярно случались до и после моего приезда. Не хочется искать виновных, а лишь хочется пожелать Ираку мира, чтобы он стал вновь расцветающей страной.
— Кстати о Саддаме, — подумал я, — интересно узнать мнение о нем у простых иракцев. Конечно, по Мосулу не станешь ходить и спрашивать, хороший был Саддам или нет, этим можно привлечь к себе внимание и полиции, и террористов. Представьте, ходит иностранец, и хотя не говорит по-арабски, спрашивает про Саддама. По крайней мере, это выглядело бы странно. По той же причине, я не стал спрашивать о нём в гостинице, едва в нее заселившись. Конечно, было бы интересно расспросить о бывшем президенте Ирака у полицейских и солдат, которые меня охраняли, но их было бессмысленно спрашивать. Раньше они воевали с США, выполняя свой долг перед Саддамом, затем сотрудничали с США, выполняя свой долг перед временным правительством, так что их мнение во многом зависело лишь от точки приложения.

Я отложил книгу и обратился к своим сокамерникам.
— Кта́аб (книга), таариикх (история), Ираак, — сказал я, имея в виду, что читаю книгу об истории Ирака, — а затем спросил, — Саддам Хуссейн – зейн? (хороший).
— Зейн, хуаайя зейн! (хороший, очень хороший), – почти сразу ответил Мохаммед.
Ашраф и Ассем, проснувшись от таких странных вопросов, вынырнули из-под пледов и подключились к дискуссии: Зейн! (хороший). Еще оставались трое, но они воздержались от ответа.
— Леиш зейн? (почему хороший)? Война! Иран, Кувейт, Америка!
Мохаммед ответил на арабском, но в целом было понятно. Работа при Саддаме у него была, деньги получал, купил или получил дом, двух жен мог позволить себе обеспечивать. Основные военные действия с Ираном проходили всего несколько лет, а война с Кувейтом длилась 3 дня, подытожив, он махнул рукой, что должно было означать, в этих войнах не было ничего страшного. Я упомянул об операции «Анфаль» по борьбе с курдским населением Северного Ирака и один из его эпизодов – атаку эпизод с применением химического оружия против мирных жителей в городе Халабджа.
— Ноу Халабджа, ноу (нет, Халабджы не было), — повторял Мохаммед.
То есть вот так. Не было геноцида курдов, не было газовой атаки на мирных жителей, не было Халабджи, не было «Анфаль» и на этом точка.
— Саддам Хуссей зейн, — подтвердил он ещё раз, — Амрика – Али Ба́ба. Баанзин – Али Ба́ба.
В смысле, освободители повели себя как Али́-Баба́, персонаж арабского (иракского) фольклора из сборника «1001 ночь», и вывезли все добро себе домой.
— Так был ли Саддам Хуссейн на самом деле герой и гениальный руководитель или диктатор и тиран? На этот вопрос теперь каждому иракцу придется ответить самостоятельно, — подумал я.
Этот вопрос очень актуален, учитывая, например, что в России тоже хотят вернуть Сталину славное имя народного героя, а Волгограду – «историческое» имя Сталинград. При этом сами инициаторы таких перемен просят не учитывать мнение миллионов жертв сталинских репрессий, а лишь вспомнить о том, что СССР в годы его правления был Великой Империей: запустил первый спутник в космос, построил ядерную бомбу и все в духе: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Саддам Хуссейн в отличие от Сталина не успел запустить спутник в космос и построить ядерную бомбу, он лишь успел закупить ядерные реакторы у Франции, которая ему их любезно построила и переправила.
И все-таки, почему Хуссейн – «зейн» (хороший)? Без должного знания языка, оперируя лишь словами «хороший» и «плохой», невозможно разобраться в этом вопросе. Хотя на самом деле у меня уже был готов ответ. И он заключался в следующем: при Саддаме простые люди не боялись ходить по улицам в страхе, что их возьмут в заложники, взорвут вместе с припаркованным рядом автомобилем или расстреляют во время молитвы в мечети. Неугодных власти людей уничтожали другими способами, и простые люди об этом ничего не знали и не хотели знать об изощренных пытках и массовых казнях, практиковавшихся во время правления Саддама Хусейна в тюрьме Абу-Грейб и многих других. Как и в СССР, простым иракским жителям не было никакого дела до тех людей, за которыми приезжали посреди ночи черные воронки.
Видя мое непонимание, Мохаммед постарался объяснить свою позицию, тем самым подтвердив мои мысли:
— Мосул – террорист, Багдад – террорист, Ирак – кхатар (опасно).
То есть, для простых жителей Ирака Саддам Хусейн ассоциировался со стабильной и безопасной жизнью, вот почему «Саддам – зейн». Кстати, в разговорнике г-на Алкалеси в словаре нет слова «война», и оно ни разу не употребляется в диалогах. Как будто к тому времени к моменту выхода книги не была в разгаре иракская война, как будто до этого не было войны с Кувейтом и Ираном. А вот раздел «Обыск Дома», который проводят американские военные и при этом ищут членов партии Баас (стр 137), в книге присутствует, так как она была выпущена спустя год после начала военных действий в Ираке.

«Иль-лугха л‘арабийя» (разговариваем по арабски)

От того, что не видишь солнца и лежишь весь день в камере при включенном искусственном свете, очень сильно сбиваются биологические ритмы. Хочется спать днём и бодрствовать ночью, и вообще, если бы не часы, то вряд ли кто-либо из нас мог бы с уверенностью определить время суток. Чтобы как-то разнообразить времяпровождение, я старался вспомнить детские игры, за которыми мы раньше проводили свободное время. Можно было сыграть в «Морской Бой», но так как не было бумаги в клеточку, эту затею пришлось отложить. Была еще игра в спички, что-то вроде «передвиньте одну спичку, чтобы получилось верное равенство», но спичек не нашлось — иракцы хотя и бесконечно курили, но при этом поджигали сигареты зажигалками. А ведь столько много игр придумано, где нужен лишь чистый лист бумаги! На ум пришло оригами, но удалось сложить только самолетик, как сделать другие фигуры, я давно забыл. Тогда я пообещал себе, что когда приеду домой, то обязательно почитаю какие-нибудь занимательные детские книжки. «А то кроме самолетика и морского боя не могу больше ничего вспомнить – то ли взрослею, то ли – старею», — подумал я.

Заниматься было решительно нечем, и пришлось взяться за изучение арабского. Уже на следующий день я выучил все числительные до ста, а также запомнил и научился произносить простейшие фразы почти без акцента. Оставалось оттачивать произношение. Открыв разговорник, я прочитал несколько фраз: «Я не говорю по-арабски, знаю только несколько слов. У меня есть небольшая книга. В ней написаны англо-арабские фразы. Вы меня понимаете? Пожалуйста, повторите за мной». Затем перешел к разделу «Беседа. Представляемся друг другу» и стал читать из него слова. Поскольку Мохаммед был единственным, кто бодрствовал в час дня, то он повторял за мной иракские фразы, корректируя моё произношение, а я делал пометки в разговорнике — писал русскую транскрипцию поверх латинской.
В итоге у нас получился следующий забавный диалог. Точнее, не совсем диалог. Каждую фразу и за себя и за своего предполагаемого собеседника читал я сам. Мохаммед лишь повторял за мной.
— Здравствуй, меня зовут Александр (Marhaba, ismi Alexander)
— Здравствуй, очень приятно. Меня зовут Мохаммед (Marhaba, tsharrafna. Ismi Mohammed)
— И мне очень приятно. Ты откуда? (Wilna ish-sharaf. Inta min wein?)
— Я из Мосула (Aani min Musil)
— Где ты находишься? (Wein naazil)
Мохаммед пожал плечами и ответил: сыджин (тюрьма). Так как в моём разговорнике описывалась встреча специалистов, командированных в Ирак, то предполагалось обсуждать отель, в котором они остановились. Там была написана фраза: «б-фи́ндык иль-Мансу́ур» (В отеле «Мансур»). Я подумал, что если изменить, название «Мансур» на «Пооли́ис» (полиция), то это придаст диалогу особый смысл, так оно и получилось.
— Где ты находишься? … В отеле Полиция (Wein naazil? B-Findiq il-Pooliis), — подсказал я.
— В отеле Полиция (B-Findiq il-Pooliis), — повторил Мохаммед и засмеялся, очень уж ему понравилось это выражение.
— Тебе нравится отель? (Y’ijbak il-findiq?)
— Нет, мне он не нравится (Ma-yi’jibni)
— А мне он нравится, здесь очень хорошо. Как долго ты здесь будешь оставаться? (Yi’jibni. Zein Hwaaya. Shgadd rah-tibqa hnaa?)
— До воскресенье, если так будет угодно Богу (il-ahhad, inshalla)
— Я бы хотел встретиться с тобой еще раз (ahib ashuufak marra thaanya)
— Мы можем встретиться завтра в отеле (Mumkin nitlaaga baachir bil-findiq)
— Почему нет. В Каком отеле? (Leish laa. Ay findiq?)
— Отель Полиция! (Findiq il-Pooliis)
— Это был прекрасный вечер, до свидания. (Kanaat leila jamiila jiddan. Ma’a s-salaama)
— Спасибо, до свидания (Shukran, ma’a s-salaama).
Вот такой забавный диалог у меня получился. В скобочках я привел латинскую транскрипцию произношения для того, чтобы вы ознакомились и составили небольшое мнение об иракском арабском языке. В своей книге я в основном переводил транскрипцию на русский, но это очень нелегко, так как в арабском языке на удивление много звуков, которые не используются в русском. Это и английский звук «th», и гортанный персидский звук «gh», существенная разница в произношении «h», «kh» и «dh», различия в звуках «t» и «t», «s» и «s». А также несколько видов паузы между буквами, которые обозначались в моем разговорнике как «9» и «’».
Поэтому я настоятельно рекомендую всем, кто интересуется иракским арабским, почитать и обязательно послушать хотя бы несколько глав из книги г-на Алкалеси «Современный иракский язык с mp3 файлами» (Modern Iraqi Arabic with mp3 files).
Книга составлена как самоучитель в виде диалогов, к которым прилагается озвучка, есть упражнения на грамматику, а после каждого урока предложены новые слова для запоминания. Но больше всего мне полюбились картинки достопримечательностей Ирака и уроки на фразеологизмы (устоявшиеся выражения). Они отлично вписываются в концепцию книги: «чтобы понять чужую культуру, нужно понять чужой язык». Прочитав их, Вы узнаете, что значит «иншалла», почему говорят «кто слышит твой голос, тот долго живет» и когда употребляется фраза: «кто отец завтрашнего дня?». Очень рекомендую данную книгу.

Часть 3.4 Освобождение и депортация Хорошие новости

Около семи вечера дверные засовы скрипнули. Судя по тому, что мои сокамерники бросили все дела и даже встали, они уже знали, что в это время приходит кто-то из начальства. В комнату вошел наш начальник в сопровождении женераля, которого я ранее не встречал.
— Ас-Салам алейкум, — поприветствовал он.
— Уа-Алейкум ассалом, — ответили мы.
Затем начальник обратился к каждому из заключенных, спрашивая их о проблемах и пожеланиях. Мохаммед, насколько я мог понять, попросил, чтобы в комнату принесли бутилированную воду и вынесли мусор, другие отвечали не так развернуто, и получался следующий диалог:
— Шло́онак? (как дела)
— Иль-ха́мду лиллах (слава Богу)
Когда очередь дошла до меня, ко мне на английском обратился женераль. Я сказал, что не знаю, за что был арестован, и не знаю, когда меня отпустят. «Мы сейчас выйдем отсюда и поговорим об этом», — ответил он.
Выйдя из камеры, всегда ловишь краткие моменты свободы: вот те самые железные двери, которыми запирают нас, а там дальше – выход во двор и свободная жизнь. Мы прошли в новый кабинет, начальник предложил мне чай и достал с полки моё дело. Я с ужасом заметил, что оно превратилось в толстую папку, теперь заполненную более, чем наполовину. Кажется, в ней было не менее пятидесяти листов с протоколами допросов, свидетельских показаний, указаниями о перевозке, постановлениями суда, инструкциями по обращению со мной, и другими документами.
— Тфаддал (присаживайся), — сказал мой начальник и пригласил в комнату женераля, который говорил по-английски. Некоторое время тот молчал, и я с интересом всматривался в его лицо. Аккуратно подстриженные усики, короткая стрижка и едва начинающие седеть волосы, ему было немного за пятьдесят, форма была чистой и смотрелась отлично, брюки выглажены, на кителе справа висел белый аксельбант, на погонах было три звезды.
— А́хлан уа́ са́хлан биль Ира́ак (добро пожаловать в Ирак), — улыбнувшись, произнес он.
Какое красивое словосочетание, подумал я: «а́хлан уа́ са́хлан» – добро пожаловать.
— Нот ин Ирак, ин при́зон (не в Ирак, а в тюрьму), — поправил я, при этом также простодушно улыбаясь.
Мою шутку поняли, в разговоре исчезла официальность, и он стал больше походить на дружескую беседу.
— Ты здесь для твоей же безопасности. На улице опасно, тебя могут схватить террористы, а здесь ты в безопасности, просто отдыхай. По правде говоря, я служу в другом отделе, в дорожной полиции. Мне рассказали про тебя и попросили приехать, чтобы поговорить с тобой по-английски.
— Тогда Вы уже знаете, что меня арестовали и держат здесь уже несколько дней. Обращаются ко мне хорошо, но никто не может объяснить мне причину ареста и объяснить, как долго мне придется здесь пробыть.
Женераль открыл папку с моим делом на последней странице и стал читать.
— Это постановление суда. Здесь сказано, что тебя вывезут в Дахук, чтобы проверить документы.
— И это все?
— Да, точно так и сказано. Ты ведь приехал из Курдистана? Поэтому, чтобы проверить, когда ты въехал страну, тебя отвезут в Курдистан. Больше здесь ничего не написано. Сегодня четверг, значит завтра будут два выходных дня: пятница и суббота. Я разговаривал с твоим начальством, они собираются в Дахук в воскресенье.
— Тогда я рад, что все так решилось. Скажите, когда в Дахуке проверят мои документы и выяснят, что все в порядке, можно ли мне будет вернуться сюда.
— Это зависит от решения курдских властей, но я думаю, что препятствий в этом не будет. Я знаю, что ты невиновен, у тебя глаза добрые.
— Шукра́н джази́лан (большое спасибо), — ответил я и засмеялся. Я уже было отвык от таких изысканных комплиментов, — Ма’а с-сала́ама (до свидания).
— Ма’а с-сала́ама (до свидания).
Мы оба были очень довольны нашим разговором, так что я вернулся в камеру без особой боязни и тревоги.

Вызволение из тюрьмы

Утром дверь в камеру открылась, зашёл «женераль», которого я видел накануне и сказал: «Ин ту а́уэрс ю го ту Духо́к (англ. через два часа ты едешь в Дахук). На этом, по всей видимости, заканчивалось моё заключение.
— Мэйкха́алиф (ок, хорошо), — ответил я.
Мои иракские приятели попросили перевести, что он сказал.
— А́ани, Духок, сснейн са’а́ат (я, Дахук, 2 часа).
— Зейн, хуа́йя зейн (хорошо, очень хорошо), — обрадовались они, — Ба’дейн Беларусиа? (потом в Беларусь)
— Духок, ба’дейн сувар Мосул: Нергал, Шамаш (Дахук, потом фотографии Мосул: ворота Нергал и Шамаш), — ответил, я, мол, обязательно вернусь в Мосул, чтобы сделать еще фотографии.
Мои собеседники буквально попадали со смеху, кто-то даже захлопал в ладоши. Они меня либо зауважали, либо посчитали сумасшедшим, одно из двух.

К Мохаммеду пришли жены и принесли завтрак, поэтому мы уселись кружком, чтобы вместе покушать. Кроме теплых лепешек, курицы, свежих помидоров, огурцов и каких-то салатов, на столе стоял тахини и пекмез. В восточной Турции их подают на завтрак вместе. В одну тарелку наливают пекмез, сироп коричневого цвета, уваренный сок винограда, а в другую добавляют густую массу песочного цвета тахини, пасту из молотого кунжутного семени, на её основе готовится хумус. Затем оба компонента в желаемой пропорции смешиваются в одной тарелке. Получившуюся массу намазывают на хлеб или обмакивают в неё лепешку. «Я хоть и не успел попасть ни к одному иракцу в гости и попробовать там национальную еду, это компенсировалось иракской домашней едой в отеле «Полиция».

Справка. Пекме́з — сгущённый сок (сироп) фруктов, ягод и овощей. Отжатый из перезрелых плодов сок без добавления сахара, доводят до кипения, кипятят, не давая бурлить, затем отстаивают и процеживают. После выпаривания некоторой части объёма (в зависимости от исходного сырья — от 50 до 80 %), по консистенции становится подобен мёду.

Через несколько часов за мной зашел начальник, и я стал прощаться со своими знакомыми, которые, благодаря такому странному стечению обстоятельств, казались близкими людьми. И вот я в последний раз перешагнул через железную дверь, отделяющую меня от внешнего мира. Охранник закрыл её за мной, вновь заскрипели засовы, но я уже слышал их скрип с другой стороны.
Во дворе меня ждал джип с пулеметчиком на крыше, два конвоира с автоматами сидели в салоне. Больше всего мне хотелось сделать несколько фотографий с полицейскими, которые бы держал на автоматы. Но зная о запрете их фотографировать, я не собирался этого делать, чтобы не навлечь гнев начальства. Конвоиры сами предложили сделать несколько снимков на прощание, так что на нескольких фотографиях можно увидеть автоматы, которые к сожалению, в последнее время я видел слишком часто.

Понравилось!

2

2

Автор: sanyok

Понравилось!

2

2

Автор: sanyok

Мы достаточно быстро проехали через весь Мосул, так как нас пропускали через блокпосты вне очереди. Хорошо запомнился переезд в Курдистан, он находился всего в пятнадцати километрах от города. На переезде стоял укрепленный блокпост, больше напоминавший государственную границу: с одной стороны иракские флаги и военные в иракской униформе, а с другой – курдский флаг с портретами семьи Барзани, и соответственно, иракские — в курдской униформе.
Курдский «пограничник» не пропустил нас на территорию Курдистана и попросил отъехать в сторону, чтобы не создавать пробку, пока они будут проверять документы. Доложив начальству о нашей машине, он подошел к нам и спросил что-то на курманджи. Иракский начальник, показал ему документ и сказал, что сопровождает иностранца, насколько я мог различить, он отвечал на арабском. Пограничник поморщился, было видно, что он понял далеко не все. Тогда наш начальник постарался объясниться на курманджи, но ему, однако, тоже давалось с трудом. Затем они оба стали подбирать международные слова, понятные друг другу, такие как: турист, Дахук, паспорт. Наблюдая за ними, я увидел, как со стороны выглядит ситуация, когда из-за языкового барьера собеседники не понимают друг друга, но вместе стараются придти к взаимопониманию.
Через десять минут пограничник еще запросил по рации информацию о нас, и, пожав плечами, попросил подождать.
— Пешмерга… (так называют военизированные формирования в Иракском Курдистане ) — немного с иронией произнес иракский начальник, при этом громко хмыкнув.
В его тоне, пожалуй, не было презрения или ненависти от того, что нас остановили и не пускают, он уважал то, что курдский полицейский выполнял свою работу должным образом. Была, пожалуй, досада от того, что иракские полицейские не могут беспрепятственно въехать в Курдистан, который юридически является территорией Ирака. Вскоре нам дали «добро», и мы въехали в Курдистан.
Мои конвоиры, включая водителя, с неподдельным интересом прильнули к окнам. Вот он – Курдистан, в котором они сами, наверное, никогда не были. Ровная дорога, качественный асфальт, местами в канавах можно увидеть мусор, но его здесь было совсем немного, можно в целом сказать, что было чисто. Недалеко от дороги располагался блокпост, в нем солдат с автоматом, вместо бетонных ограждений здесь лежали мешки с песком. При этом блокпост был не поперек дороги, как в Ираке, а вдоль неё, и не мешал нашему движению. Мы повернули в курдскую деревню, на въезде стоял импровизированный блокпост с двумя солдатами-добровольцами, по нашивкам видно, что это не регулярная армия. Нас на минутку остановили, чтобы доложить начальству. Видно, как курдские солдаты подозрительно косились на нашу машину. Невозможно было не заметить, с каким испугом на нашу машину, проезжавшую по главной улице, смотрели прохожие и жители города. Наверное, если бы я услышал и понял, что они при этом говорили, то это было бы нечто вроде: «Это что, они из Ирака приехали? Видимо, дела у них там совсем плохи!» Просто среди легковых машин и такси, перевозящих мирных граждан, и обычных патрульных машин с мигалками, появление нашего бронированного монстра с пулеметчиком на крыше можно было сравнить только с появлением черта из Преисподни.

Мы подъехали к огромному полицейскому участку, на котором развевались иракские флаги. Опять блокпост на въезде с бетонными блоками поперек дороги и уже знакомая сине-белая расцветка на заборе, украшенном колючей проволокой. Судя по количеству офицеров, которые нас встретили, это был штаб иракской армии в Курдистане, возможно, он находился на приграничной территории, и отсюда координировали работу иракские и курдские военные.
Тем временем меня провели в кабинет, где новый женераль с любопытством стал читать мое дело и разглядывать паспорт. От чая я отказался, но попросил воды и получил в подарок целую бутылку. Выслушав мой рассказ о путешествии, женераль очень расстроился, когда узнал, что мне не удалось посетить Нимруд:
— Я сам из Нимруда. Когда вернешься из Дахука, приезжай ко мне, я возьму водителя и машину и отвезу тебя туда.
В комнату зашел постовой, а с ним и другой человек в гражданской форме – в костюме с галстуком. Пожав руки, он обменялся любезностями с женералем, и показал мне садиться в новенькую «Киа». Я сказал своему новому собеседнику несколько фраз на английском и прочитал из разговорника несколько слов на арабском, и, увидев, что меня не понимают, решил просто смотреть в окно.

Свобода!

Через час мы приехали к красивому охраняемому особняку. Открыв входную дверь, меня пригласили в дом, и я оказался в обществе высокопоставленных военных и людей в штатском, одетых в дорогие костюмы. Обстановка была торжественная, все чего-то ждали. Наконец, дверь в кабинет открылась, и навстречу мне вышел мэр города Дахук.
— Александр, — поприветствовал он, одной рукой пожимая мою руку, а другой — по-отечески хлопая по плечу. Затем он дотронулся головой до моей головы три раза. Это особое дружеское приветствие, распространенное особенно в Турции. Собеседник дотрагивается висками до висков друга три раза, таким образом, показывая ему свое искреннее расположение и почтение. Мэр торжественно вручил мне паспорт, а люди вокруг радостно захлопали в ладоши. Можно сказать, что меня встречали как человека, вернувшего из плена.
— Сипа́с (курм. спасибо), — ответил я, немало краснея.
По длинному зеленому ковру мы прошли в кабинет, обставленный дорогой мебелью, с огромным флагом Курдистана у стены и портретами Мустафы Барзани в военной форме с чалмой на голове и его сына Масуда Барзани, действующего президента Курдистана. Мэр позвонил по кому-то по телефону, а затем передал мне трубку.
— Александр, это Вас беспокоит Евгений Вадимович Аржанцев, Генеральное Консульство Российской Федерации в Эрбиле. У вас в порядке, Вы себя хорошо чувствуете?
— Да, спасибо. Меня привезли в Курдистан, сейчас я нахожусь в Дахуке, — ответил я.
— Александр, когда теперь все закончилось, объясните мне, пожалуйста, зачем Вы поехали в Мосул, разве Вы не знали, что это очень опасно и все могло закончиться совсем не так?
— Я хотел осмотреть археологические достопримечательности в Мосуле. Я знал, что опасно в Багдаде, потому что про него постоянно показывают репортажи по телевидению, но не знал, что в Мосуле еще опаснее.
— Александр, если бы Вы хотели, то выяснили бы за пять минут в интернете, что Мосул самый опасный город в Ираке по количеству терактов.
— Спасибо за то, что помогли мне. Я не хотел создавать Вам проблемы, мой паспорт и иракская виза были в порядке. Насколько я понял, меня задержали из-за того, что я въехал из Курдистана.
— А Вам известно, что за неделю до Вашего приезда между Курдистанской автономией и Ираком едва не началась вооруженная война? Отношения между Эрбилем и официальным Багдадом сейчас мягко сказать очень напряженные, и тут Вы приезжаете.
— В полиции Мосула мне сказали, что меня отправят в Дахук лишь для того, чтобы проверить мой въездной штамп, и что к моей визе и документам они не имею претензий. Могу ли я снова вернуться в Мосул после проверки документов?
— Ой, не под тем градусом, Александр, у нас с Вами идет беседа. Вот уже два дня, пока Вы находитесь в тюрьме в Мосуле, идет активная работа по Вашему вызволению. Наш генконсул в Багдаде использовал все свои связи и договорился с высокопоставленным военным чиновником в Ираке, чтобы Вас выпустили, и после этого Вы заявляете, что опять хотите вернуться в Мосул?
— Простите меня, Вы меня не так поняли. Я очень благодарен Вам за помощью и сделаю так, как Вы скажете.
— Вам нужно покинуть Ирак как можно скорее, сегодня в Курдистане над Вами состоится суд, а потом Вас отпустят. Мы сейчас думаем, как передать Вам из Эрбиля деньги, для нас это целая проблема, нужно вызывать полицейский экскорт.
У меня промелькнуло в голове: «В нормальной ситуации я мог бы пешком пройти из Дахука в Эрбиль, и никто бы на блокпосте даже не подумал у меня проверить документы, настолько безопасен Курдистан. Но дипломаты, наверное, являются мишенью для террористов, поэтому любые передвижения по городу для них настоящая головная боль», но лишь ответил:
— У меня есть деньги и действующая турецкая виза, как только я доберусь до Захо, то сразу же покину Ирак.
Евгений Вадимович сказал кому-то: «Он говорит, у него есть деньги», и снова обратился ко мне:
— Хорошо. Тогда мы попросим доставить Вас до границы с Турцией. Удачи Вам, Александр. И забудьте, пожалуйста, на время об Ираке. Я понимаю, достопримечательности и всё такое, но это не так безопасно, как Вы думаете. Счастливо Вам и с Наступающим Новым Годом!
Я передал мобильный телефон мэру, и когда он договорил, то попросил разрешения отослать смс моему отцу в Москву. Мэр разрешил позвонить.
— Алло, папа. У меня все хорошо. Я нахожусь в безопасном месте, в Курдистане. Сегодня я покину территорию Ирака и буду в Турции. Я позвоню тебе вечером по скайпу.
— Слава Богу, — ответил отец.
Он потом еще много чего сказал, и про ремень, который меня заждался, и про то, что выпил за эти два дня гору успокоительных таблеток, и о том, что маме ничего не сказал, чтобы она не переживала. В-общем, сказал много еще чего, но это было позже.
Видя, что я тоже заметно повеселел, мэр показал на флаг и спросил:
— Курдистан гуд? (Курдистан хороший)
— Вери гуд (очень хороший), — ответил я.
— Уэн ю кам то Рашша, тэл эбаут Курдистан гуд.
В смысле, когда будешь в России, не забудь сказать, что в Курдистане живут доброжелательные адекватные люди, готовые помочь. Я пересел в машину, водитель собирался отвезти меня в Захо. Таким образом произошла моя добровольно-принудительная самодепортация из страны.

В Захо я снова поменял иракские динары в лиры, причем уличный меняла, который стоял у КПП сказал, что заберет 5 лир ($3) в качестве комиссии, что было откровенным надувательством. Однако, получив турецкие деньги, я не досчитался 8 лир. Видя то, что я не уйду, обиженный меняла протянул еще 3 лиры. Нужно было найти транспорт, чтобы пересечь границу, как я помнил, переезд на машине был платный, и стоил пассажиру 20 лир ($11). Но мне не пришлось платить, так как водитель вновь забрал паспорт и ушел просить поставить штамп вне очереди. Выездную печать опять отказывались ставить, с удивлением рассматривая иракскую визу. Минут пятнадцать мы ждали начальство, прежде чем заветный штамп был получен.
Затем меня бесплатно посадили в попутную машину до турецкого города Силопи. Семья, ехавшая в машине, не была против, но меня попросили об услуге – на переходе мы зашли в Дьюти-Фри и отец семейства купил десять блоков сигарет, так что на каждого пассажира приходилось по два блока. Я вспомнил, что возвращаюсь в Турцию: страну дорогого бензина, дорогого алкоголя и дорогих сигарет, но вместе с тем в страну с добрыми, отзывчивыми и гостеприимными людьми.

Часть 3.5 Благодарности. Послевкусие от путешествия Как это было

Были в этой истории люди, которых я лишь мельком упомянул, но они играли ключевую роль в счастливой концовке моего путешествия. Это мой отец, который связался с посольством Российской Федерации в Багдаде и генеральный консул Джамшед Болтаев. После приезда я поблагодарил отца за поддержку и помощь, а также написал благодарственное письмо господину Болтаеву за вызволение из иракской тюрьмы.

Во время моего ареста и заключения события в Москве развивались следующим образом. Вспоминает мой отец:
«Я получил твою смс и не мог заснуть всю ночь. С самого утра, придя на работу, я стал искать в интернете телефоны посольства Беларуси в Ираке, но по ним никто не поднимал трубку. Ты писал, что нужно обратиться в Горячую Линию МИД Беларуси, но ее телефон я тоже не нашел. Потратив на поиски и обзвон несколько часов, я подумал, что белорусского посольства в Ираке попросту не существует. И, поскольку мы живем в России, решил обратиться в посольство Ирака в России. В интернете было много разных телефонов, и я стал их обзванивать, потратив еще несколько часов. По одному из телефонов ответил секретарь, я объяснил ей ситуацию с арестом, и она передала трубку консулу. Первое, что он сказал: «Зачем Ваш сын поехал в Ирак, только недавно мы еле вытащили из тюрьмы байкеров, и опять такая же ситуация». По интернету я выслал ему копию паспорта и иракской визы, а также передал контакты того человека, телефон которого ты написал в смс. Скажи ему спасибо, за то, что всё так быстро разрешилось. Мы то все перенервничали за тебя, откуда мы знаем, как с тобой в тюрьме обращаются, тут в нашу полицию попадешь, не позавидуешь, а не то, что где-то в Ираке».

Из переписки моего отца с господином Болтаевым:
«Еще раз высылаю информацию, которую я озвучил в телефонном разговоре. Моего сына задержала полиция около NERGAL GATE в городе Мосул. Сейчас он находится в полиции. По приезду проживал в отеле ABRAG L MOSUL в городе Мосул. Менеджер отеля (зовут его ATHERE, его тел …) в курсе событий, мое мнение, что он присутствовал при задержании моего сына. Прошу меня простить за мою просьбу и ненужное для Вас лишнее беспокойство, но Вы ведь понимаете мои отцовские чувства.
Сын у меня путешествует и занимается написанием книг об истории и культуре народов отдельно взятых стран. Уже написал книгу об Иране и при поддержке посла Ирана в Москве планирует её издавать, мечтал посетить Ирак. Визу, я точно знаю, делал в Москве. Очень большая просьба, уточните все варианты и по возможности перезвоните мне».

И получил следующий ответ:
«Я только что говорил с менеджером отеля, чей телефон Вы мне дали. Он сказал, что вашего сына задержали за то, что он делал фотографии. Там очень сложная ситуация сейчас в Мосуле, практический идет война и с террористами, и это спорный район между курдами и центральным правительством Ирака. Я попросил нашего переводчика позвонить этому менеджеру, потому что он быстро говорит, и я не все понял. Как получу дополнительную информацию — сообщу Вам».

Сохранилась также переписка после моего освобождения и переезда в Курдистан:
«Уважаемый Джамшед, добрый день! Только что звонил сын (Козловский Александр) и сказал, что он уже в безопасном месте, а завтра будет в Турции, я очень и очень рад, что вопрос решился так удачно! Примите искренние слова благодарности за то, что отозвались и вовремя оказали поддержку и непосредственное участие в решении вопроса о задержании моего сына в Ираке.
Как это приятно, когда за тысячи километров можно услышать добрые слова и рассчитывать на то, что тебя не оставят в беде. Только теперь я могу вздохнуть спокойно. Спасибо и низкий поклон Вам!!! Дай Вам Бог здоровья, удачи и успехов во всех делах!!!
— Александр, я только что говорил с одним очень высокопоставленным иракским военным по вашему сыну, слава Богу, что так все кончилось... Могло быть все очень по-другому. Пожалуйста, объясните вашему сыну, чтобы больше ни в коем случае не ездил в ближайшее время в Ирак, это пока, к сожалению, не безопасное место для путешествий. Теперь, если он выехал из Ирака, можете общаться с журналистами, я очень рад, что все так кончилось. Мы стараемся помогать нашим гражданам, но не всегда в иностранном государстве можно многое сделать, тем более, когда, например, фотографируют в прифронтовом городе военные объекты.
Удачи Вам и всего хорошего,
Заведующий консульским отделом посольства России в Багдаде
Джамшед Болтаев.

Благодарности

После приезда домой я написал также благодарственное письмо в Консульский департамент МИДа РФ:
«Здравствуйте,
Мне очень хочется выразить благодарность Джамшеду Болтаеву, заведующему консульским отделом посольства России в Багдаде. С его помощью мне удалось освободиться из тюрьмы в городе Мосуле, Ирак.
В этом декабре (12/2012) я посетил Ирак в качестве туриста с целью осмотра исторических достопримечательностей. Во время экскурсии по городу Мосул я вместе с гражданином Ирака, менеджером отеля, в котором я остановился, осматривал исторические Ворота Нергал.
Вокруг я не заметил ни полиции, ни солдат, и сделал несколько фотографий ворот. Однако сразу после этого внезапно появилась вооруженная охрана. Меня арестовали и после дачи показаний посадили в тюрьму, где я провел несколько дней. После задержания мобильный телефон был изъят, но я успел отослать смс родителям, чтобы они обратились в посольство РФ в Багдаде.
Родителям удалось дозвониться до господина Болтаева, который оперативно занялся делом о моем аресте и принял непосредственное участие в решении вопроса об освобождении, за что я ему бесконечно благодарен. С помощью посольства РФ через несколько дней я был освобожден и эскортом доставлен в Курдистан, откуда незамедлительно выехал в Турцию, таким образом, покинув Ирак.
Спасибо огромное, что у вас работают такие дипломаты, как господин Болтаев. Примите также мой низкий поклон и благодарность за помощь Консульства РФ в Багдаде.
С уважением,
Александр Козловский».

А также написал письмо генеральному консулу:
Уважаемый господин Болтаев,
Поздравляю Вас с Наступающим Новым Годом! Желаю успехов в работе, здоровья и благополучия!
Огромное спасибо, что спасли меня из тюрьмы в Мосуле, Ирак. Я остаюсь бесконечно Вам признателен. Я звонил Вам несколько раз сегодня, но так и не смог поздравить лично, поэтому примите мои искренние пожелания успехов и здоровья по электронной почте )
С уважением,
Александр Козловский.

И получил от него ответ:
Спасибо Александр, и Вас с новым годом! Берегите себя и выбирайте более безопасные места для путешествий. Удачи вам и хороших пожеланий вашему отцу.
Джамшед Болтаев.

Мои родители, которых я стараюсь как можно меньше тревожить во время путешествия — я стараюсь чаще разговаривать по скайпу и писать смс — в этой поездке очень помогли мне. Я очень рад, что отец не бросился паниковать, а дозвонился в посольство и реально помог мне. Я горжусь тем, что он у меня такой.
Спасибо господину Болтаеву, который вытащил меня из тюрьмы. Я не знаю, отпустили бы меня из тюрьмы и привезли бы в Курдистан без его помощи или нет, и не знаю, насколько сложной была операция по моему вызволению, но хочу отметить, что он сразу подключился к тому, чтобы спасти меня, и проявил при этом не только навыки профессионального дипломата, но и показал свой настоящий человеческий характер.

Как вы успели заметить, в переписке упоминается еще один человек. Это тот, кто договаривался за меня по поводу оплаты гостиницы по местному тарифу, тот, кто организовывал для меня экскурсию по городу, просил всевозможных начальников и их подчиненных, чтобы мне показали ту или иную достопримечательность, тот, кто свидетельствовал в мою пользу верховному судье Мосула, а затем носил мне передачи в тюрьму, при этом ни разу не пожаловавшись. Сердечное спасибо я хочу сказать Ассиру (Athere). Я увидел в этом человеке настоящее арабское гостеприимство и иракскую выдержку. Спасибо тебе огромное, дорогой Ассир, ты настоящий «сади́ик» в том смысле, в котором мы понимаем это слово на всех языках мира.

Послевкусие

Я долго думал, стоит ли писать так откровенно об этом путешествии, особенно публиковать личные письма и переписку, выставляющую меня не самостоятельным путешественником, а несколько легкомысленным человеком, создающим проблемы дипломатам и своим родителям. Думаю, что я не зря об этом рассказал.
В любом случае, мое путешествие – это огромный жизненный опыт. Осмыслив его, Вы, наверняка, не сможете уменьшить шансы на то, что если поедете в Ирак, с Вами не приключится то же самое, но зато сможете понять, как оно там. Вооружившись этими знаниями, Вы обязательно заранее подготовите своих близких людей к любому варианту событий и проинструктируете их, что делать, заблаговременно запишете телефоны посольских работников и поставите их в известность, и если мне удалось Вас убедить, то выберете более безопасный маршрут, а, возможно, и страну.
Прочитав мой рассказ, Вы узнали «как оно там, в тюрьме-то, иракской-то» и с удивлением обнаружили, что люди в самых опасных городах мира по характеру такие же, как и мы. И многие из них готовы придти на помощь и оказать поддержку незнакомцу или просто посвятить ему свой единственный выходной. Среди полицейских и солдат Вы также увидели адекватных и общительных людей. Можно сказать, из пяти начальников, четверо пустили меня на территорию охраняемой ими территорию и даже провели экскурсию, и попался лишь один, который ни за что испортил мне поездку.

В Ираке, безусловно, есть на что посмотреть. Все-таки, здесь зародились цивилизации, появилась письменность, здесь строили Вавилонскую Башню... Страна была недоступна простому туристу во время правления Саддама, затем в течение десяти лет была окуппирована американскими войсками, всего год назад в конце 2011 года они покинули Ирак. А что изменилось? Ирак сегодня находится на пороге гражданской войны между курдами и арабами, идет религиозная война между суннитами и шиитами. Лет через пятьдесят, возможно, страна придет в норму, и по Багдаду снова будут курсировать милые двухэтажные городские автобусы, а на крышах зданий появятся кафе и открытые веранды. Приезжайте лет через пятьдесят.

Понравилось!

2

2

Автор: sanyok

Хотя нет, копите деньги, чтобы съездить в Ирак уже сейчас! В 2013 году несколько туристических компаний в Москве планируют два раза (весной и осенью) отправить туристов в рекламный тур в Ирак по цене, близкой к себестоимости.
Стандартный тур на 8 ночей стоит $2400 с перелетом, так что средний класс вполне может позволить себе посетить в Ирак. Такое путешествие, конечно, будет отличаться самостоятельного. Сопровождать каждого из туристов будут как минимум два конвоира, все переезды на автобусах с пуленепробиваемыми стеклами и сопровождающим джипом с пулеметчиком на крыше, проживание в круглосуточно охраняемых 4* отелях, огороженных колючей проволокой. Единственное, что запретят посещать мечети, так же как общаться и фотографироваться с местным населением. Питаться туристы будут очень разнообразно, выбирая несколько видов кебабов из меню четырехзвездочного отеля, а спать на мягкой кровати, полагая, что так делает большинство местных жителей.

Мне и самому хочется побывать в таком туре, чтобы посетить археологические места. Но в таком случае нужно выбрать именно расширенный 16-дневный тур, который позволит осмотреть большинство достопримечательностей, посетить курдские города и Мосул, а не только проехать по маршруту Багдад-Вавилон-Ур. Такая программа обойдется гораздо дороже, около $7000 с перелетом, и если мне предложат возможность поучаствовать в ней бесплатно, я с удовольствием после поездки буду рекламировать такой тур, потому что искренне заинтересован в развитии туризма в Ираке. Как Вы уже знаете, я составил первый в России и самый подробный путеводитель по достопримечательностям арабского Ирака, мне хочется также дополнить его адресами отелей и собственными фотографиями, поэтому, надеюсь, у меня будет возможность еще раз съездить в Ирак. Ситуация в стране с каждым годом улучшается, и, надеюсь, мой путеводитель вскоре многим пригодится.

Теперь Вы знаете, что представляет собой «Настоящий Ирак». Можете на свой страх и риск повторить моё путешествие или купить организованный тур, чтобы посетить эту замечательную страну. В любом случае желаю вам Удачи и Успехов!

P.S. Не забудьте после прочтения оставить свой комментарий на сайте!

Александр Козловский
2013 год