Кажется, это было совсем недавно. Я вышел на улицу из вызывающе чистого офиса на Хайд-унд-Ной штрассе, и глубоко вдохнул мартовский воздух. Это был воздух ранней весны, первого триумфа, юношеского восторга и головокружительной свободы, от которой просто замирает дыхание. Это был Карлсруэ, Германия, 2002 год.
Меня, тогда еще зачуханного харьковского студента, не покидало ощущение нереальности происходящего. Прохожие казались мне гуманоидами, которые неизвестно по какой причине так странно одевались и так раскованно, неприлично раскованно вели себя.
У меня в кармане было 200 евро — первые «подъемные» от доброго немецкого дяди, который согласился воспользоваться моими услугами после полугодовой переписки. Старательно запихивая сдачу в кошелек после моей первой заграничной покупки я слегка поднажал — и мелочь высыпалась на вылизанный, вымытым шампунем тротуар. Я принялся деловито собирать свои запасы, все еще не в состоянии прийти в себя от переполняющих меня ощущений.
На закате я сидел на улице, в придорожном кафе. Пьянящая смесь из запаха итальянского кофе, Мацареллы и весны сводила меня с ума. У дороги на акустической гитаре с простенькими усилителями весьма сносно играл какой-то харизматичный музыкант. Позже мы познакомились — это был Войчех, поляк. После нашего знакомства он категорические отказывался принимать деньги, которые я бросал ему на разложенный на брусчатке гитарный чехол. Позже я встретил барабанщика, который также стоял, заслушавшись «Tears in heaven» Эрика Клаптона в исполнении моего нового знакомого, восторгался исполнением и говорил, что эта музыка буквально оживляет воздух вокруг.
Через несколько дней мне пришлось переехать в довольно уютный бывший монастырский приют у местного госпиталя. О бывших постояльцах напоминало только чугунное распятие у изголовья моей кровати. Ближе к лету у основания металлических жалюзи птицы свили гнездо, и рано утром громко и радостно напоминали о своем существовании. Вся эта идиллическая картина, вкупе с шустрыми зайцами у основания здания, которые втихаря поедали свежую рассаду, навсегда врезалась мне в память. По вечерам я часами одиноко стоял на балконе и задыхался от восторга и сигаретного дыма.
Уже по прошествии нескольких лет я понял, что именно в тот момент я неизлечимо заболел. Подхватил опаснейший вирус, который не лечится ничем. Эта зараза задевает не только тело, но и самую душу до самой ее глубины, причем на всю оставшуюся жизь. Это был вирус свободы и желания жить.