Валерка, воспалившись моими рассказами о Даргавской долине, да и малость осмотрев её с Чижджиты, съездил туда на экскурсию, а потом с подругой сходил и к серному источнику, там принял процедуру, а подруга отмыла его от сажи. Сама же купаться воздержалась.

2.01.83. «После ЛФК решил сходить на Даргавский перевал, дойти до Городка мёртвых и, если удастся, то и дойти до магазина в Даргавсе. Через полчаса был на перевале. Через час с небольшим – в Городке мёртвых».

Вот тут на снимке хорошо видна крутизна Чижджиты-хох. А дальше будет снимок снизу-вверх – и никаких круч! Но зато там крупным планом могильники. Слева Гизельдон течёт. Когда я был, то было несколько запруд. По бережку под горой можно различить дорогу в Орджоникидзе, а вправо она идёт через Даргавский перевал к курорту, ну и далее – по долине, по ущелью Геналдона всё к тому же Орджоникидзе. Я справа подошёл и ходил один, смотрел мумии. Зрелище – не для слабонервных.

Так писал я о своём походе через перевал в Городок мёртвых. (Городок мёртвых – это любопытного вида посёлок из разного вида могильников, расположившийся на довольно крутом отроге Чижджиты-хох.) А вот как пишут о походе в Даргавскую долину (у них, конечно, «ущелье», но я поправлю!) пропагандисты местных красот, авторы брошюрки.
«Даргавская долина находится к западу от Кармадона. (В Санибанскую – на восток, а это, значит, в другую сторону!) Путь к ней лежит через невысокий и легко доступный Даргавский перевал. Дорога на перевал проходит несколько выше курорта по подножиям Чижджиты-хоха. От курорта до перевала не более трёх километров. По обе стороны дороги расстилаются горные луга (я шёл ранней весной, когда трава ещё не начала расти). Налево от дороги, в долине среди зелени и трав и берёзовых перелесков бежит Канидон. (Да, там, под косогором, в горном овражке, конечно, без всяких зарослей трав, совершенно мне не видный, тёк ручей.) С перевала открывается изумительный вид на лежащую далеко внизу Даргавскую долину, по которой струится быстрый Гизельдон. (Видимо, пруды соорудили после написания брошюрки, при них про быстроту Гизельдона сказать было бы сложно). Дорога длинными зигзагами постепенно спускается вниз. (Да, я предпринимал попытки срезать извивы серпантинов! Получалось. Хотя, трудозатраты были больше, чем, если бы просто шёл по дороге. Это раздосадовало.) По левой стороне долины тянутся берёзово-ивовые лески, а по правую – горные луга с густыми травами и красочными коврами цветов. В глубине долины сквозь синюю дымку проступают контуры домов и башен селений. Самое близкое из них с зелёными рощицами тополей и садов – Даргавс. Далее к западу виднеются постройки Нижнего и Верхнего Какадура. Несколько правее белеют дома Ламардона. (Горные долины лично меня поражали необыкновенной прозрачностью воздуха, отчего и происходила путаница с расстоянием, и мне непонятен образ «синей дымки». Возможно, по весне на пашнях в садах и огородах что-то сжигали… Далее идёт сообщение о горах справа, горах слева. Справа – Тбау, слева – Джимарай, Сау- и Царит-хохи.)

Через час вы спускаетесь к реке Гизельдон. Ваше внимание привлекают многочисленные могильники, расположенные на каменистом холме у самой реки. Это и есть знаменитый Даргавский «Городок мёртвых», представляющий большой интерес для учёных-историков и археологов. Городок охотно посещают тысячи туристов».
Туристов привозят на автобусах. Один автобус ушёл, когда я появился неподалёку. Жаль, не попал с экскурсией, не послушал исторических сведений. Но зато никто не мешал мне вольно шляться средь разнообразия могильников. Правда, вокруг городка был забор, а калитка запиралась, но тут её что-то забыли закрыть. Я вошёл и ходил, где хотел и как хотел, но недолго…

В городке 70 могильников разных типов и форм, хотя в глаза бросаются более всего четырёхгранные домики, на первый взгляд одинаковые. Кроме этих «домиков» были ещё склепы тоннельной конструкции по типу русских печей, только конечно, гораздо больше. Были и подземные, малозаметные, склепы, только вход, как в погреб. «Домики» имели двухскатные и четырёхскатные крыши, причём – выпуклой формы для большей крепости. Не знаю, были ли у крыш стропила, но за счёт выпуклости крыша, похоже, и так могла держаться. Наверное, так и было, потому что с лесом в этих местах туго, да и камни на крышах были выложены горизонтально, постепенно сходясь кверху. При этом шло чередование чёрных, более тонких и широких камней, и белых, более толстых. Стены имели небольшой наклон вовнутрь и сложены из известняка на известковом растворе. Конструкция – на века. И есть что-то общее с конструкцией эскимосского иглу, особенно, в крышах; камни как бы подпирают друг друга. Как указано в брошюрке, некоторым склепам в этом городке было уже более… тысячи лет! А последние якобы построены в восемнадцатом веке. Некоторые склепы имели четыре яруса покойников. От самых нижних уж один прах остался. Так, фрагменты черепов, тазовые кости; но зато на верхних ярусах были хорошо сохранившиеся мумии в национальных одеждах. Некоторых, наверное, наиболее богатых, хоронили в долблёных гробах, но без крышек. Что-то вроде микролодочки, челночка. Говорят, что в склепах находили кое-какие предметы быта и даже оружие: кинжалы, луки со стрелами. В ярусе пониже — мумии уже разрушались, как и одежда, и тут под лоскутами одежды и кожи проглядывали сухожилия и хитросплетение остатков кровеносных сосудов. Меня глубоко поразила отчётливо видневшаяся в одном из окон-лазов рука мумии, у которой кожа на запястье прорвалась, и в образовавшееся отверстие все внутренности руки и были видны: сосуды, сухожилия, кости. Благодаря крутому косогору, к каждому ярусу покойников был свой лаз. Как рассказывал Валерка, тяжело больных без шансов на выздоровление помещали в склеп к предкам. У горцев не было такого страха к покойникам, как у нас. Горцы наведывались в гости к усопштм, рассказывали им о своих делах, спрашивали совета. Как они узнавали ответ, приходится только догадываться: может, чувствовали что-то интуитивно; может, ждали, что во сне приснится ответ; может ещё как. Приносили и угощение. Хотя мне кажется, что еду носили тем, кого положили к предкам дожидаться своего часа. Бывало, что умиравший возвращался домой: отпустили предки ещё пожить. А нет – оставался! Высыхал без всякой обработки. Так вот было когда-то.

Я после собирал сведения о вариантах погребения умерших у разных народов: разнообразие огромное! Древние славяне, к примеру, особо почтенных соплеменников хоронили у себя в… желудках. Да! Видят, старец долу клонится, и вот, чтоб его многие достоинства втуне не пропали, – в котёл его наравне с мясом скота, и съедали. Но исчез этот обычай в силу критики соседей. Наверное, это очень не эстетично, но с точки зрения экологии и утилизации смысл был. Вот египтяне мумифицировали своих покойников, и что из этого вышло? За тысячелетия мумий столько скопилось – ступить некуда! Мёртвые живым жить не давали! А тут – международные связи развились, опыт других народов в области погребений стал известен! Короче, когда пошли поезда и пароходы, мумиями стали топки топить. Хватало! И мы со своими кладбищами скоро превратимся в один сплошной погост. Ведь вот многие города стоят на костях покойников. Самый удачный способ захоронения придумали индийцы: сожгут и развеют по ветру! Оттого-то они самые счастливый на земле народ! (Было такое международное исследование.) Не спотыкаются о могилы, не скорбят, походя, а память чтут.
Городок мёртвых произвёл на меня потрясающее, но в то же время и угнетающее впечатление, и я, отказавшись от своих планов, поспешил на курорт, к живым людям. Дорогой назад меня нагоняли и обгоняли грузовики, обдавая пылью, наконец, мне это надоело, и я попросился к очередному в кабинку. Шофёр оказался местным шовинистом, вызнавшим из истории предков, что они когда-то владели территорией от Азовского моря до Каспийского, и он так тосковал по тем временам, что просто дальше некуда. Благо дело, что мы подъехали к курорту!.. Я не знал, чем ему помочь. Принять территорию Союза, которая несравненно больше, он не хотел. Вот только чтоб для одних осетин, и от моря и до моря! А вы там – как хотите.
Неприятное вышло путешествие. Наверное, этот факт послужил тому, что я чуть ни неделю никуда не ходил. Но, кроме того, я прибаливал: сказывалась и реакция на лечение, да и простыл. А потом выздоровел и…

7.04.83. До обеда сходил на душ. Народу было мало – хорошо помылся.
После обеда решил пойти к леднику.

Откровенно сказать, я не знал, как идти. Брошюра советовала идти от Тменикау, но меня там дважды собаки отразили. Это одно. Другое то, что идти от Тменикау можно летом, а сейчас в горах ещё полно снегу, пройду ли я по нему, не свалюсь ли куда под снег в ямину какую? Мне представлялось невозможным идти по косогору левого (по течению речки) склона долины-ущелья: слишком крутым представлялся склон, а отрицательный опыт хождения по склону я уже имел. Поэтому склонялся к тому, чтоб идти по руслу Геналдона. Конечно, трудно, конечно, опасно из-за больших шансов ноги подвернуть на разнокалиберных булыгах, но люди-то ходят, и я приспособлюсь.
В русло решил спуститься у серного источника. Там был изведанный перепрыг-переправа. Правая сторона русла была шире, больше возможности найти сравнительно безопасный для ног путь. У рек и речек, текущих с юга на север из-за вращения Земли всегда есть стремление прижаться к западному берегу, поэтому восточный пойменный берег чаще шире западного. Пошёл через Дзахату и далее наискосок к источнику. Когда подошёл близко, то увидел, что ванну оккупировали женщины. В основном они все были голышом. Кто-то принимал ванну, кого-то обмывали от сажи, кто-то вытирался, а кто-то только готовился. Было неудобно, что я оказался свидетелем этого зрелища: меня могли увидеть. Что-то надо было делать, никто ведь не поймёт правильно. Нашлось укрытие, я присел за него. Как же быть-то? Из-за укрытия чуток понаблюдал, но женщины были на таком отдалении, что пришлось отказаться от столь приманчивых наблюдений и пойти по склону долины. Попробую тут идти, раз к реке не пускают. На склоне было бесчисленное множество тропинок, как я понял – овечьи тропы. И я пошёл по ним. Там, где я пошёл по склону, крутизна была пока не столь значительна, где будет круче, наверное, придётся искать перепрыг через Геналдон и идти по руслу.
Хоть тропки как-то и компенсировали своей вытоптанностью уклон, но, всё же, идти было неудобно: скособоченность утомляла. В иных местах крутизна достигала такой величины, что приходилось балансировать руками, но в среднем уклон был как у крыши, только тут, если сорвёшься, лететь ой-ё-ёй сколько! Многие десятки, а то и сотни метров. Двигаясь по тропкам, я пришёл к такому заключению: раз козы и овцы привыкли ходить по косогору, почему я не могу привыкнуть, могу! Это всё же не по булыгам скакать.
Впереди вверху передо мной сияли голубоватой белизной вершины Майли и Чач-хох. Ребристым потоком с Майли по ущелью спускался белоснежный ледник. На вершинах и на леднике ещё царствовала зима. Остатки её были и на косогоре, чем выше, тем больше сугробы снега. А ещё брошюра предупреждала, что иногда, раз до пятнадцати в год, с ледников срывается сумасшедший ветер…
Между тем, огромный по площади косогор – на сотни метров в ширину и на километры в длину – начал задавать мне загадки. У баранов, видимо, были свои злачные места, и дорожки к этим злачным местам, то начинали уходить вниз, то вверх, куда мне вовсе не надо было, путали меня и ложбины, почти овраги, с ручьями, пересекавшие склон: куда путь держать? И приходилось выискивать переходы и идти прямо целиной. В одном месте я забурился в… Ни в жисть не догадаетесь!.. В болото! Да, нашлось на косогоре бессточное, равнинное местечко, подтопленное талой водой. Тропки ныряли в воду и через какое-то расстояние выныривали. Я искал обходы, но часто попадал в довольно топкую грязь. После мне стали попадаться здорово подтаявшие сугробы, и возле них была грязь. Выбираясь на крупнозернистый снег, я оттирал на нём свои кеды.
На расстоянии довольно порядочном от курорта, даже и от старого курорта, в том месте, куда просто так не забредёшь, встретился на тропе отчётливый след кованого коня. Такое впечатление, что не так давно тут кто-то проезжал. Это обрадовало: какая-то гарантия возникла, что подберут, если что. Каково же было моё удивление, когда я увидел, как след исчез под сугробом: стало быть, след прошлогодний. Выходит, что тут с прошлого года никто и не хаживал!
Склон, становился всё круче: впереди, над Геналдоном, нависала скала. Множественность тропок закончилась, осталась одна, которая сворачивала вниз, к речке. И вот я уже в её русле. Как пишут в брошюре: «Тропа круто спускается к воде, и вы сразу попадаете в царство каменного хаоса: дно ущелья засыпано крупными валунами, среди которых мечутся холодные бурные воды Геналдона». Правда, валунов огромных размеров тут встречается больше, и приходится их обходить. А вообще, по не столь крупным проще прыгать. Что до воды, то она всё та же. Но поток прижимает меня к самому берегу ещё достаточно просторного русла. А это очень неприятно, т.к. с кручи совсем недавно сошёл обвал, завалив частью и русло. Вот как пишут авторы брошюры: «Вскоре валуны сменяются гигантскими осыпями из обломков плитчатых тёмно-цветных с ржавыми краями глинистых сланцев. В сланцевых плитах нередко поблескивают крупные золотистые кристаллы. Это включения пирита или серного колчедана. Другие плиты пестрят белыми прожилками кварца. И пириты, и жилы кварца – это всё следы проникновения в толщу глинистых сланцев жарких струй глубинной магмы».
Я бы так не описал эти нагромождения острогранных плит и плиточек, не потому, что я в геологии ноль без палочки, что-то бы я всё же нагородил, т.к. вид обломков был действительно свеж, разнообразен и по-своему красив и необычен; а потому, что меня более впечатлял обвал. Чего это он случился, с каких таких причин? Ничего же провоцирующего в последнее время не было. Это раз. Другое впечатление производили и сами плиты. Это не валуны с окатанными боками, тут ноги порешить – раз плюнуть! В общем, причины остановиться и повернуть назад от беды подальше были очень серьёзные. Но я решил попробовать хоть чуть-чуть пройти, чтоб укрепиться в своём впечатлении, чтоб мне был сделан действительный отпор этим обвалом. Идти было крайне сложно: тут и под ноги со всем вниманием смотри, и наверх поглядывай, не летит ли что сверху? Опасно было. Очень опасно! Даже вот потому видно, что и в брошюре описан точно такой же обвал. Выходит, что эти обвалы тут нередки, ведь, как я отмечал, брошюра была выпущена за девять лет до моего похода. Должен сразу сказать, что по рассказам курортников, которые я потом слышал, двое парней не решились форсировать этот обвал и повернули назад. Я же был один! Но чёрт меня понёс! И я прокрался. Однако, как говорится, попал из огня да в полымя. Дальше было местечко не менее страшное.
Хорошо бы форсировать Геналдон. На другой стороне было безопасней, но Геналдон не давал такой возможности и вскоре, совсем обнаглев, прижал меня к такому крутоярью, что я встал в нерешительности. Поток подмыл глинисто-сланцевую осыпь, и яр был высотой этажа в три: это сам обрыв, а осыпь-то круто вверх уходила. Если всё это рухнет, получится порядочная запруда. Яр выглядел весьма ненадёжно: он был напитан влагой от талых вод и даже покрылся трещинами от напряжения. Через недавний плиточный обвал я прошёл, ухватившись за ту мысль, что раз уж обвалилось, то теперь-то валиться нечему. А тут чем спасаться? Что себе придумать? Вон, всё напряглось для обвала...
До ледника оставалось рукой подать. Вот он! Я уже хорошо видел его во всеохвате. Стена ледника синела от пробивавшего её со стороны вершин солнечного света. В левой, ориентируясь по мне, стороне стены, как вход в железнодорожный тоннель, только больше, раскрыл свою пасть проран Геналдона. Ну что же я застрял-то тут! Неужели поверну назад почти от самого ледника? Как же мне через речку перескочить? Но у ледника надо опять перебираться. Я пригляделся внимательней к подножию яра и обнаружил едва приметную тропку. Её и тропкой-то трудно было назвать: так, отдельные, почти незаметные притоптанные места, однако было понятно, что тут ходят! Ходят редко, но едва заметный след, всё же, натоптался. А раз натоптался, то яр этот в столь угрожающем виде давно пребывает и, чай, перетерпит и мой проход. И я пошёл, зажав свою душу в кулак. Нет, я не был, как теперь говорят, экстремалом, и инстинкт самосохранения был во мне не ущербен. Так что, приходилось держать душу в кулаке.
Прошёл! Бог миловал! Слава тебе, Господи! – поблагодарил я вышние силы.
Сразу за обрывом поток Геналдона мчал от другого берега. Такое впечатление, что он своими средствами отстранял людей от дурных поступков. Хотя это можно было и по-другому толковать.
Но вот он ледник!
Я посмотрел по сторонам. Через склоны гор, в которых был зажат ледник, наверное, можно было взобраться наверх. Но я три часа добирался досюда, а часа через полтора темнеть начнёт. И опасно одному. Конечно, можно только попробовать влезть… Нет! Надо чапать отсюда! И побыстрей! Хотя с быстротой-то можно и в беду врюхаться. Главное – осторожность! Не покалечиться.
Рассуждая так про себя, я приближался к торцу ледника. Русло возле него было покрыто снегом, и чем ближе к леднику, тем толще. Сколько было в нём высоты – кто его знает! Может пять этажей, может больше. Так по ощущению. А в брошюре написано: «Ледник за последние три года осел на 12-15 м. Язык его крутым обрывом поднимается над поймой реки на 40 метров». Пять этажей, это метров 16. Нет, 40 перебор. Ну, понятно, за девять-то лет он еще порядком растаял. Впечатляющая стена льда, наполненная шумом воды от потока Геналдона, от стекающих внутри ледника ручьёв, и какая подавляющая аура идёт от этой стены!
Дальше за ледником виднелись склоны гор, покрытые толстым слоем снега, из которого и возникали ледники. Один обратил на себя внимание: он был как сугроб на крыше, т.е. висел. Но размер у него был несравнимо больше. Я затруднялся определиться из-за этой невероятной прозрачности воздуха, насколько больше. Вероятно, в несколько футбольных полей. Что его держит? Вдруг соскользнёт…
В газете «АиФ» №39, 2002 г. сообщалось: «Как предполагают специалисты, висячий ледник… сорвался со скалы на высоте 4300 м, пролетев приблизительно 1100 м, упал на ледник Колка, сбил его с места, и Колка помчался по ущелью со скоростью 150 км в час…».
Колкинское ущелье мне было не видно, оно пряталось где-то дальше и вправо. И тот ледник, что висел там, а потом упал, должно быть, был страшней.
Любопытно, далеко ли до родников Верхнего Кармадона? Как мне виделось с Чижджиты, недалеко. И расположен он по склону с моей стороны…
Благодаря крутизне склонов гор, я хорошо видел то, что находилось дальше за стеной ледникового обрыва, и меня поражала яркая белизна снега. И ещё нечто больше, очень похожее на человека в дальней дали посреди белого пространства: крупный, чёрный предмет, силуэтом здорово копирующий человеческую фигуру, приковал внимание. Так бы и уверился, что человек там разлёгся и лежит, или пал чем-то сражённый, но расстояние! Как ни прозрачен в горах воздух, а всё же нельзя было не подумать, что для такого расстояния объект великоват для человека, но тогда что же это? Что могло оказаться посреди такого белого пространства? Я не видел места, откуда это нечто могло упасть, никаких каменистых обрывов. Потом, с обрыва валится множество, а этот чётко один. Только человек мог туда забраться. Но человек бы не был так отчётливо чёрен. Загадка! (После я спрошу у физкультурного руководителя, но он не объяснит ничего, только уверит, что человеком это быть не может. Если бы кто-то в горах пропал, о нём бы заговорили.)
Между тем, я подошёл к леднику. До него оставалось метров двадцать-тридцать. На пустом пространстве лежал огромный, слабо окатанный камень, больше метра высотой, значительно превышающий по размерам все другие. Такое впечатление, что его специально тут положили, чтоб написать на нём, где находился ледник в таких-то числах. Некоторое время я осматривал ледник, стоя у камня.
Всё меня завораживало, ошеломляло, и наполняло душу непривычными, волнующими впечатлениями. Особенно привлекателен был тоннель, из которого с мощным шумом вырывался поток Геналдона. Пройти в тоннель не было никакой возможности, т.к. поток не оставлял для этого места. Да если б и было, решиться шагнуть в эту пасть я б не смог. Поразительно было смотреть на голубовато-синий свет внутри тоннеля, который струился от причудливо неровных стен, с которых с заметным шумом ниспадали ручьи. Это было какое-то неведомое, завораживающее и пугающее своей таинственностью и неизведанной силой царство.
Стоит отметить впечатление авторов брошюры побывавших на самом леднике: «Язык, как и весь ледник, представляет собой впечатляющую, величественную и вместе с тем мрачную картину. Весь ледник в своей нижней части засыпан обломками тёмных, почти угольного цвета, глинистых сланцев, изборождён глубокими трещинами, повсюду поднимаются ледяные колонны, напоминающие по своим формам легендарно-сказочных животных и птиц. Над ледником стоит неумолкающий шум и грохот от падающих в трещины камней и льдин, от гремящей в пустотах ледника талой воды».
Теперь, задним числом, вникнув в наличие на леднике множества камней, я так думаю о той загадочной человеческой фигуре: это, вероятно, был обломок скалы. Вследствие больших размеров, и черноты, он легко нагревался от солнца, и снег не смог его спрятать, вот он и торчал так заметно. Его ледник вёз на себе от тех мест, где напором своим подрезал скалы. Иначе откуда же быть на леднике камням? По данным, указанным в брошюре, оба ледника в то время двигались со скоростью до полутора метров в сутки. Это полкилометра в год. Но торец с той же скоростью стаивал.
Я всегда разделял отрицательное мнение о тех любителях автографов, кои везде рисуют надписи о себе, о своём посещении данного места, но вот, пожалуйста, и мне, попав чёрту в пасть, захотелось как-то обозначиться. Но как? И я решил начертать на снегу название своего города: хоть так удовлетворю желание и застолблюсь здесь, вдруг кто-то ещё пойдёт к леднику! Пошёл поближе к стене, забредая поглубже в снег и, приглядываясь, где начерчу «Бийск», и с удивлением обнаружил непонятные разрозненные следы на снегу. Я ещё не успел определиться, что это за следы, как неподалёку сверху шлёпнулся в снег камень, заставивший меня шустро вернуться назад. Вот оно что!
После этого я пребывал в секундной растерянности, а потом стал оглядываться. Стена льда, крутые склоны ущелья и осыпь, мимо которой я с таким ужасом прокрался, показывали, что нахожусь я в неком подобии чаши, ещё не совсем оформившейся, но стоит рухнуть в русло осыпи, как чаша станет законченной и начнёт заполняться водой Геналдона. И в качестве чего же я тут окажусь? Да! Пора когти рвать от греха подальше. Собственно, что же, я всё уже увидел! На ледник не слазил, но на это времени нет. И я быстро, но с предельной предусмотрительностью, поспешил назад. Времени оставалось мало. Успеть бы как можно дальше пройти при свете дня.
Мне удалось благополучно миновать и обрыв, желавший рухнуть, и плиточный обвал. Все эти труды, как и поход до ледника, порядком вымотали меня, и захотелось пить. Я терпел: что оставалось?. А на выходе из русла, среди камней вдруг обнаружил чистейший родник хрустальной воды. Однако ж, из-за камней напиться прямо из родничка не было возможности. Зато рядом была старая ржавая консервная банка. С некоторым сомнением я зачерпнул в неё воды – вода не замутилась. Я прополоскал банку и напился. Вода была великолепной! Жаль, не во что было взять. (Тогда ещё полторашки не выпускали…) Доберусь, Бог даст, и так. Но какое-то время спустя я встретил ещё один чистейший водоток. Тут банки не было, но можно было напиться прямо из ключа. Попил. Это был голимый десятилят.
Поразительно смотрелась из долины Геналдона в вечерних сумерках Чижджита. Это была уже вполне величественная гора, т.к. виден был только силуэт горы, а скрадывающие высоту пологие склоны растворила поздневечерняя мгла, и гора предстала поразительно огромной. Я мог гордиться тем, что взобрался на серьёзную гору. Причём, дважды.
В самых поздних сумерках выбрался к тропам, с которых были видны шестой корпус и ванное здание. Возле зданий полыхало наружное освещение, и хоть идти мне от этого было не легче, т.к. слепило в определённой мере, но психологически ощущал себя уютней. Уже в ночной тьме добрался до места. Вымотался я за пять с лишним часов крайне. Страшно гудели ноги. Я ещё успевал на ужин, но не пошёл. Было несколько странно оттого, что ни голод, ни жажда меня не мучили. Конечно, я бы и попил, и поел, но терпелось. Только совсем близко ко сну выпил немного минералки.
Поход мой имел большой резонанс, и было много разговоров и при мне, кое-что из них я уже упомянул. В весовом отношении поход к леднику и вечерний пост стоили мне не многого: вес был 83,150. А после ЛФК почти ничего и не сбавил. 50 граммов только и потерял. Высох. Натренировался. Хо-ро-шее лечение получил!