Меня ждут в Варанаси…
Город на Ганге. Самый священный в Индии. Самый древний из обитаемых на земле городов. Город смерти. Сюда приезжают умирать отовсюду. Со всей Индии. Умерев здесь, и, отправив свой прах в священную реку, человек покидает круговорот страданий и достигает освобождения. Здесь все говорит о бренности: загаженные узкие улицы, погребальные костры над Гангой, пасущиеся в помойках коровы, мудрые гуру-пандиты, восседающие на гатах, нищие садху в оранжевых дхоти, обветшалые стены тысяч храмов и часовен, увенчанные шулой (трезубец Шивы), и воды вечной реки, в которой плывут нечистоты, трупы и полусгоревшие части тел…
Я умер. И теперь мне легко… Спасибо, солдат. Ты выполнил свой долг. Ты сделал это… Ты сделал это, как мог, и моя агония не была такой мучительной и долгой. Впрочем, у тебя мягкое сердце и сострадательная душа, и ты не смог отсечь мне голову одним ударом, как это делают самураи. Но смерть – это всегда боль. Поэтому будь милосерден к своим жертвам. Не надо бояться крови и смерти. Ибо смерть – это путь воина... Но теперь я уже умер и мне легко. Вспомни полковника Куртца, который ждал хоть кого-нибудь, кто убьёт его?… Может быть, это и есть ответ на вопрос «Почему?»… «Господь – Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена….»
…«Ши-ива-а-а!!!»… Каждое утро меня будит голос Мамаджи… Шива – её младшая дочь. Это её она будит в школу со своего этажа. Наглые обезьяны к этому времени уже успевают разгромить мою «ванну», которая находится на балконе и похозяйничать в моей келье. Пока я немею от его наглости, вожак уже возвращается от стола, на котором лежат благоухающие манго… Второй менее удачлив – я успеваю запустить в него сандалем…. Мамаджи держит гостиницу на Ананда-Май-Гат. Верхний этаж недостроен – факт весьма характерный. Здесь всё достраивают и доделывают на ходу. Гостиница так себе, но Мамаджи эдакая добрая индийская матушка и атмосфера там вполне домашняя. Впрочем, завтракать я хожу к господину Сингху. Это самый известный здесь отель для хиппи: хорошая кухня и садик, где можно укрыться от жары. Жара стоит невыносимая, все индийцы спят на крыше, а я в моём номере – куда во второй половине дня заваливает наглое, красное, распалённое за день солнце – я задыхаюсь. Я не вылажу из душа, выливаю на пол вёдра воды, сплю голый… ничего не помогает. Впрочем, пока ещё семь утра и мне пора вставать и бежать на занятия. Я ничего не планировал. Но как только я здесь появился, друзья начали травить душу: таблы, ситар, бансури, сарод... Знаете, мне всегда нравился ситар – у него такой благородный густой звук. Но вы когда-нибудь его видели? Знаете, это такая штука с «тыквой» внизу и огромным резонатором на грифе. Как только я представлю себя с эдакой штукой в индийском поезде или в горах, мне тут же становится не по себе. Но бансури...!! Флейта, на которой играл сам Кришна, флейта, которая умещается в небольшой сумке через плечо, и потом у неё такой мягкий, чарующий почти человеческий голос… и к тому же… как она звучит в горах…!!.. Это было лет восемь назад в Непале. Мы уже прошли порядочную часть пути, и до перевала оставалось каких-нибудь дня два. Мы остановились в маленькой тибетской деревушке на берегу Марсианди. Там, возле крайней хижины есть горячий источник, который не применёт посетить каждый путник. Пока ужинали – зашло солнце. Мои товарищи отправились спать, а я пошёл искупаться. Пока я сидел на берегу, слушал, как грохочет внизу река, пробивающая себе путь среди валунов, любовался небом и отблесками заката на вершинах темнеющих гор, взошла луна. Нигде нет таких звёзд и такой луны, как в горах. Источник заключен в бетонное ложе. Ложе с одной стороны треснуло, и вода через трещину убегала в расщелину. Вокруг уже никого не было. Я разделся донага и залез в горячую воду. В воздухе стояла прозрачная тишина. Лишь отдалённый шум реки доносил обрывки её жалоб. Снежные вершины, освещённые лунным сиянием, казалось, склонились над долиной... Пар поднимался в холодеющее небо… Лунное сияние затопило всё вокруг и казалось… что казалось я уже не помню, ибо мысль растворилась и заполнила собой всё небо. Я лежал нагой и придавленный этой нереальной картиной. И вдруг где-то в вышине запела флейта… Нечасто в жизни случаются моменты, которые память отмечает, как моменты истинных переживаний … Я не помню, сколько я пролежал в этой ванне. … Потом я видел этого парня. Через день он сидел на тропе. Англичанин. Он сидел на большом камне и играл какую-то простенькую мелодию. Обстановка была уже другая, останавливаться мы не стали, но тропа ещё долго доносила обрывки его песни… В общем, я выбрал бансури. В тот же вечер я пошёл на первое занятие.
Господин Шринивасан – учитель бансури и личность в мире индийской музыки довольно известная. Он преподаёт в университете Варанаси, концертирует, пишет статьи и книги. К тому же он владеет двумя традициями индийской музыки – северной и южной, что само по себе явление исключительное. Его первым учителем был собственный отец, потом он учился у многих известных индийских музыкантов. Каждое утро в полдевятого я выхожу на Гангу и иду под уже набирающим силу индийским солнцем до Хануман Гхата. Там я сворачиваю налево и по загаженным коровами переулкам дохожу до металлической решётки в одном из потрёпанных домов прямо напротив старого джайнийского храма. Когда я вхожу, мой гуру уже заканчивает свой первый урок. Его ученик совершает пранам и уходит, и я занимаю его место. Маленькая коморка, в которой мой учитель проводит занятия, вся завалена музыкальными инструментами: тампуры, флейты, табла... На стенах развешены портреты Гуру и учителей Шринивасана, портрет его отца в возрасте 40 лет, когда он был знаменитым на всю Индию вокальным исполнителем старинных раг южной традиции. Всю стену напротив занимает алтарь: Вишну, Хануман, Кришна... Семья Шринивасана – вайшнавы. Сам он родом из Тамилнада. Его очень интеллигентная милая жена приносит чай, а следом за ней появляется дочь, ….. Ей едва ли 11 лет, но она милая и добросердечная и у неё чудный голос. Она уже участвует в концертах отца, как певица. Она приходит, потупив глаза, молча садиться и начинает загадочно улыбаться, задаёт какой-нибудь вопрос, а потом убегает. Я тоже улыбаюсь... Традиционная система обучения студентов в Индии называется гурукул. Гурукул – это когда вы живёте у своего учителя и служите ему, как слуга, а за это он учит вас и наставляет в избранной области. В последнее время эта система всё больше уходит из индийского общества. Но система преподавания остаётся. Вы сидите у ног учителя, и он вас настраивает рассказами о музыке, о духовных традициях, затем затевает беседу о вашей жизни и о том, как продвигается практика, а потом предлагает что-нибудь сыграть. После этого он либо уходит, и вы дуете в вашу флейту, как если бы занимались самостоятельно, либо вы играете вдвоём, что гораздо сложнее. Надо сказать, что материала индийские учителя дают много, но способ обучения не жёсткий: заниматься желательно каждый день, но можешь – играешь, не можешь… ну, извини, не станешь ты Кришной…