Поселок Диксон, самый северный населенный пункт России, когда-то называли столицей Советской Арктики. Сейчас северный форпост России, светлой летней ночью выглядит как город-призрак, по улицам которого бродят собаки и белые медведи.

Здесь не горят уличные фонари, не работают прожекторы в порту. С десяток многоэтажек сгрудились на берегу бухты. Окна некоторых из них светятся, как бы сообщая, что жизнь тут еще есть.

У деревянного причала, возведенного в довоенное время, еще лет 20 назад стояло сразу несколько теплоходов. Кому места не хватало - болтались на рейде по несколько суток. Сегодня рейд пуст, а в порту одиноко скучает теплоход «Электросталь», привезший из Дудинки уголь для местной котельной. На берегу уже лежат горы черного топлива. Его везут летом, во время навигации.

На другой стороне бухты высятся громадные танки с соляркой для дизельной электростанции. Когда-то на Диксоне планировали поставить «ветряки» для выработки энергии. Но идея так и не воплотилась в жизнь.

С советских времен повелось - Диксон пограничная зона, и без пропуска сюда попасть нельзя. Проверяют все теплоходы и самолеты. Попасть в поселок можно по приглашению кого-то из местных жителей. Или отправив заявку на местную погранзаставу. Срок рассмотрения - месяц. Вполне могут не пустить.

- Вы бы не возмущались, для иностранцев вообще срок рассмотрения до полугода, - утешает старший лейтенант, возглавлявший инспекцию, пока его подчиненные сверяют списки прибывших. – Все-таки стратегические объекты, госграница.

От стратегических объектов, столь тщательно охраняемых государством, в большинстве своем остались одни развалины. Еще лет десять назад в окрестностях поселка стояло несколько военных частей: ПВО, войска радиоподавления, погранзастава. Из всех остались лишь пограничники, да и то, контингент сократили до 50 человек. Служат только контрактники, живут не в казарме, а в самом поселке: администрация выделила им квартиры. Остальные части расформировали, последние теплоходы с техникой и людьми ушли отсюда в 2005 году. Все что осталось после военных - разворовали, а что не сумели - то сожгли и развалили.

Но порядок остался - без пропуска сюда нельзя.

Вся проверка длится десять минут. Пограничники хмуры и суровы – с причала до заставы им придется топать пешком, под моросящим дождем. Такова ирония жизни на Крайнем Севере - в распоряжении есть вертолет, пара вездеходов, несколько грузовиков, но нет ни одной легковушки.

Едва ушли "погранцы", к теплоходу на перегонки бегут местные торговцы: кто первый встал - того и тапки. А вернее, черника и сметана, которую привез сюда на продажу второй помощник капитана Серега. Товары везут с каждым теплоходом. На них наживаются вдвое, а то и втрое.

Так и в этот раз: ягоды удалось продать по 1600 рублей за ведро. Покупали по 800. Сметану отдали по 250 рублей за килограмм. Брали по 180.

- В прошлый раз было дешевле! – возмущается хозяин одного из диксонских магазинов Володя, плотный мужчина лет 45. – Мне как инвалиду мог бы сделать скидку!

Владимир действительно инвалид – у него нет пальцев на обеих руках, их пришлось ампутировать из-за обморожения.

На улицах поселка пусто, мрачно и холодно. Вдалеке, на побережье одного из островов лежит снег.

Дует ветер, швыряя в глаза пыль. На термометре всего шесть градусов. Редкие прохожие одеты в куртки и шапки. По улицам бродят собаки. Около домов застыли ржавые остовы грузовиков и вездеходов. Взгляд то и дело натыкается на горы металлолома.
Совсем не так картинка, которую я видел на старых советских фотографиях, где на улицах чисто и людно, в порту стоят ледоколы, а по улицам ездят вездеходы.

На суше, возле пассажирского причала валяются несколько ржавых суденышек. Еще пару лет назад в поселке были три катера – один принадлежал пограничникам, еще два – курсировали с материка на остров, где находятся аэропорт и метеостанция. Сейчас на ходу всего один пароходик.

Половина многоэтажек в поселке пустует: двери и окна заколочены. Остальные жилые дома давно не ремонтировались – штукатурка отлетела, краска облезла. Денег на ремонт нет, а стройматериалы дорогие, их везут с материка. Единственное хорошо выглядящее здание – это местная администрация. В окнах – стеклопакеты, внутри евроремонт.
Глава администрации Диксона Александр Бондаренко плотный мужчина в темно-синем джемпере и очках с позолоченной оправой восседает на шикарном кожаном кресле и говорит по телефону, изредка поглядывая в огромный жидкокристаллический монитор, стоящий на его столе из полированного дуба. Здесь он человек новый, по словам аборигенов сюда его сослали «замаливать» прежние прегрешения.

- Ну, да, строить уже начали, - отчитывается он. – К приезду губернатора надеемся уже крышу поставить.

Положив трубку, глава администрации поясняет: в сентябре в Диксон с визитом прибудет глава Красноярского края Лев Кузнецов. К его приезду активно готовятся: убирают поселок, и строят церковь.

- Это мое детище, - восклицает Александр Бондаренко. – Когда возведем, то наш храм будет самым северным в России! На все строительство планируем потратить около двух миллионов рублей.

Глава администрации немного думает и начинает рассказывать о Диксоне.

- В поселке 650 человек населения, это с учетом полярных станций и погранзаставы, - говорит он, заглядывая в ежедневник в кожаной обложке. – А еще пятнадцать лет назад тут жило 5 000 человек. Все поразъехались в середине девяностых. Кто остался, работает в порту и аэропорту, на метеостанции, на пограничной заставе, и в сфере ЖКХ. В поселке есть школа, детский сад, больница. Все бюджетники. А бюджет у нас 120 миллионов, хотя постойте… - Бондаренко роется в бумагах. Строительство церкви настолько захватило мысли главы администрации, что он даже забыл размеры бюджета поселка. – Нет, 112. Или 179?

О проблемах поселка глава администрации рассказывает неохотно. Но признает – их хватает.

- Нам в срочном порядке нужно отремонтировать взлетную полосу нашего аэропорта, - говорит Александр Бонадренко. – Иначе, уже на следующий год нельзя будет принимать самолеты, и Диксон окажется почти полностью отрезанным от мира. Но на это нет денег, хотя средства выделить нам обещали. Вот ждем с моря погоды.

Не хватает в поселке и квалифицированных специалистов широкого профиля. Мало кто согласен ехать к черту на кулички, и работать за небольшую зарплату вдали от цивилизации. Если кто вдруг желает, то можно звонить напрямую в администрацию Диксона. Понравитесь – дадут жилье и помогут с переездом.

Еще одна проблема - переселение жителей островной части поселка на материк. Диксон состоит из двух частей – «остров» и «поселок».

- Мы каждый год тратим колоссальные деньги на поддержание жизни на острове, - вздыхает глава администрации. – Там живет всего 70 человек, это работники метеостанции. И всего три жилых дома. На них мы тратим 70 миллионов в год. Всех их нужно переселить на материк. А на работу будут ездить на катере. Да и разруха там, на острове. Вы поезжайте, сами посмотрите.

Раздался звонок мобильного телефона: глава поселка Ирина Дудина собирала подчиненных на очередную планерку.

Сотовая связь в Диксоне появилась весной этого года. Оператор пока один. Купить сим-карту можно лишь у заместителя главного врача в местной больнице. Пополнить счет - только с помощью карты оплаты, платежных терминалов тут и в помине нет.

С появлением сотовой связи в поселок пришел и интернет. Но работает он с перебоями. Хотя местные жители и такому рады.

Те, кто имеет представление об интернете, завели странички в «контакте» и «одноклассниках». Кто пользоваться всемирной паутиной не умеет, ходит в гости к продвинутым соседям, и берет частные уроки. Правда интересует интернет далеко не всех: мужикам с котельной или порта он не нужен. А в администрации уже задумались о создании сайта поселка.

Еще пять лет назад, в поселке было две школы: одна на материке, другая на острове. Островную школу зарыли, детей перевели учиться в поселок. Сейчас в Диксоне 80 школьников, и 40 дошколят. По заброшенному зданию старой школы гуляет ветер, а в классах так и лежат учебники и старые тетради, стоят парты…

«Дорогая школа! Ты лучшая школа на свете, и мы тебя не забудем» - написано детским почерком на классной доске в одном из кабинетов. С потолка капает вода.

Вообще, когда ходишь по опустевшим улицам островной части поселка, по спине бегают мурашки. Здесь жутко, словно бы попал в Чернобыль. Совсем нет людей, а в домах еще стоит мебель, на полках – книги, на кухне - посуда.

В казармах старой военной части теперь живут не солдаты, а белые медведи. С одним из них я столкнулся нос к носу. Медведь, видимо, оказался молодым, ростом был не выше крупной овчарки, и загрызть меня не пытался. Но я все же решил ретироваться. Жилые дома стоят неподалеку от гавани. Жители покинут их уже этой осенью.

Пока же, сюда трижды в день ходит катер "Вячаслав Гуменюк". Переехать через километровый пролив стоит 75 рублей. Есть и месячные проездные по полторы тысячи.

Но может случиться так, что и эта тонкая ниточка, связывающая остров с материком, порвется.

- Эта посудина уже разваливается, - делится соображениями старпом "Гуменюка" Александр. - В любой момент может дизель полететь, и тогда все - кранты, больше в Диксоне катера не будет. "Гуменюк" держится из последних сил. Прошлой осенью ходили на ремонт. Так катер починили, что лучше бы не трогали. А в бумагах написали - прошел капремонт!

Волна качает катер, обнажая торчащую ниже ватерлинии деревянную затычку диаметром сантиметров в десять - металл прогнил насквозь, а заварить пробоину нет возможности.

За брюками и куртками - на материк!

Большинство жителей поселка летом отправляются на «материк», в отпуск. Отдыхать ездят в основном к родственникам. Кто побогаче, тот летит в Турцию, или Таиланд.

- Все упирается в цену на билет, - жалуется рыбачащий на причале Виктор Урбанов. – Я вот к дочке в Красноярск в отпуск езжу. На одни билеты туда и обратно уходит 25 тысяч на человека. Билет до Норильска стоит 7 000 рублей. До Красноярска 12 500. Самолет летает всего один раз в неделю.

Виктор родился и вырос в Диксоне, после армии вернулся обратно, и с тех пор служит в местной пожарной части. Зарплаты едва хватает на жизнь.

- Получается в месяц 27 тысяч, - говорит мужчина, забрасывая удочку. – Ну и жена тысяч 20 зарабатывает. Не живем, а выживаем. Я бы рад отсюда уехать, да только вот куда? В Красноярск? А у меня трое детей, мать старенькая, квартира трехкомнатная. Да и работа, стабильность какая-то. Кручусь помаленьку. Мы с ребятами вот рыбу ловим, коптим ее, и продаем на теплоходы, которые уголь возят, - пожарный подсекает и вытаскивает на причал омуля сантиметров сорок длиной. – По 150 рублей за килограмм. Могу и вам продать…

Как и Виктор, большинство местных жителей попросту не могут уехать на большую землю. Ведь денег на жилье на материке не накопить, а квартиру в Диксоне не продать. Тут вообще не существует рынка жилья, как такового. Пустых площадей много. Приезжай, заселяйся и живи.

Во всех трех поселковых магазинах самый ходовой товар это водка. Берут ее много, по несколько ящиков в день. Бутылка «беленькой» стоит 250 рублей, и зимой и летом. Литр молока - 100 рублей, килограмм колбасы – 500.

- Арбузы по 65 рублей за килограмм, яблоки по 140 – это еще по-божески, такие цены тут только летом, во время навигации - «утешает» Людмила Терентьева, владелец одного из диксонских магазинов. Женщина сама стоит за прилавком и обслуживает покупателей. - Летом продукты везем по воде. И на зиму, что от времени не портится, запасаем - муку, сахар, макароны, консервы всякие. Вот зимой цены у нас кошмарные, да. Зимой все продукты возим только самолетом, за килограмм берут 70 рублей. Кило картошки стоит 170 рублей. Фрукты и того дороже – яблоки, апельсины, виноград по 400-500 рублей за килограмм! И ведь берут люди, потому что кушать хочется. Продукты и в Норильске, где мы их покупаем дорого стоят. Стараемся, конечно, цены не накручивать сильно. У кого денег нет – так в долг даем.

Кредит в том или другом магазине есть почти у всех жителей поселка. Рассчитываются сразу после зарплаты, и опять берут по новой. Здесь же в магазине кроме продуктов можно купить новый спортивный костюм, джинсы, тапочки или резиновые сапоги, кошельки из кожзама, дешевую косметику и прочий ширпотреб китайского производства.

Нормальные вещи в поселке не найти.

- Всю одежду мы покупаем на материке, когда в отпуск ездим, - объясняет мне женщина покупающая кисть и банку краски. Это директор местного дома культуры Наталья Малых. – Или же по почте заказываем. Теперь, когда появился интернет, стали покупать в интернет-магазинах. Ну а мебель и бытовую технику заказываем через коммерсантов. Если что-то мелкое, телевизор там, или микроволновку – пришлют самолетом. А холодильник, машину стиральную или гарнитур, приходится ждать, пока привезут теплоходом. Весной закажешь кухонную стенку - к осени привезут.

Если вещь не понравилась – назад не вернешь. Сломается холодильник или телевизор – по гарантии тоже не отправишь. Но иначе не выходит.

Наталья Малых родилась и выросла в Диксоне, в семье военных.

- После школы я уезжала учиться в Красноярск, - рассказывает директор ДК. – Окончила университет, и вернулась обратно. Вышла замуж за военного. И вы знаете, уезжать отсюда никуда не хочу, мне тут нравится.

Как и Наталья, некоторые подростки, уехавшие учится на материк, возвращаются обратно. Они просто не выдерживают ритма городской жизни.

Занеся краску в Дом Культуры, делящий здание с судом и районной избирательной комиссией, Наталья Малых ведет меня на экскурсию по диксонским «оазисам культуры».

Ни оперного театра, ни кинотеатра, ни ресторанов, ни даже самой маленькой рюмочной тут нет. Зато есть самая настоящая картинная галерея! Скрывается она в обшитом нержавейкой здании, больше похожем на котельную, чем на очаг культурной жизни.

- Это самая северная картинная галерея в России, а может быть и в мире, - рассказывает Наталья, снимая амбарный замок с двери в выставочный зал. – Хотя у нас в Диксоне все «самое северное в России».

В помещении галереи, комнате метров пять на десять, идет ремонт. Его, конечно же, затеяли к приезду губернатора. Экспонаты, штук тридцать картин, и с десяток скульптур, стоят тут же – на застеленном газетами полу. Полотен Репина, Сурикова, или еще какого хоть мало-мальски известного тут нет. Но не все потеряно!

- Мы хотим написать письма в Эрмитаж и Третьяковку, с просьбой передать нам несколько картин из их фондов, – делится планами Людмила Алыкова, заведующая картинной галереей, а заодно и находящейся в этом же здании библиотекой. - У них в запасниках много чего есть ненужного, а нам бы пара полотен знаменитостей не помешала бы.

Но это пока в планах, а тем временем начальник обоих культурных учреждений собственноручно красит оконные рамы. В библиотеке женщина работает с тех пор как закрыли школу на острове.

- Раньше преподавала русский и литературу, - рассказывает она. – Приехала на Диксон 30 лет назад, с подругой, по распределению, да так и осталась. После школы, перебралась работать в библиотеку.

Людмила Алыкова настолько любит книги, что мечтает купить себе «электронный букридер»:

- Я когда была у дочери в гостях в Москве, в метро у многих видела такой прибор. Приехала домой, решила заказать через интернет. Ждала полгода, но так и не прислали. Говорят - нельзя к вам туда доставить. Теперь заказала себе небольшой ноутбук, буду на нем книги читать.

Людмила Алыкова из тех людей, которым обитать на севере нравится.

- Я уже не представляю, как можно жить на материке. Тут ведь хорошо: зимой северное сияние, летом полярный день, - восклицает библиотекарь. - А природа какая красивая! И променять все это на грязь, духоту большого города? По мне уж лучше единение с природой.

В словах Людмилы Алыковой есть немалая доля истины: на севере необычайно красиво. Тут тихо и спокойно, нет никакой суеты.

Но таких романтиков, как пожилая библиотекарь почти не осталось. Люди сегодня живут на севере или из-за денег, или потому что у них нет выбора. Я же, как дитя цивилизации, обитать в Диксоне не смог бы.

Природа в Диксоне как нигде близка к человеку: и зимой и летом по улицам поселка бродят белые медведи.

- Они сюда часто заходят, - рассказывает Игорь Корниенко, егерь Большого Арктического заповедника. – Это в основном молодые медведи, трех-четырех лет возрастом. Они и людей не боятся, и охотиться как следует не умеют. Вот и идут к человеческому жилью, в поисках объедков.

Взглянув на фото увиденного мною медведя, Игорь заявил, что мне крупно повезло:

- Это медвежонок, ему года два. Хорошо, что поблизости не оказалось его матери. Иначе лежать тебе в больнице, это в лучшем случае.

Игорь Корниенко в медведях разбирается хорошо: в диксонском филиале Большого арктического заповедника занимается медвежьим патрулем. Ищет следы хищников, и отмечает на карте маршруты их передвижения. Еще каждую неделю Игорь садится в старую моторную лодку и едет за 20 километров от Диксона на старую биостанцию, где летом живут приезжие орнитологи.

- У нас в местном филиале работает всего два человека, - рассказывает егерь. – Остальные сидят в Дудинке или в Норильске, к нам иногда в экспедиции выбираются. А мы просто сторожим то, что осталось с советских времен. Исследований никаких не проводим – финансирования почти нет. Да и я не ученый. Мои родители геологами были. Я же после второго курса институт бросил и вернулся. Пошел в егеря. Мне друзья сто раз говорили: «что ты за копейки сидишь в этом заповеднике, давай иди в порт работать». А мне наоборот это по душе - море, тундра…

А вот кому тундра и море точно не по душе, так это главврачу Диксонской муниципальной больницы. Владимир Шумков уже пакует чемоданы и готовится к отъезду на большую землю. На посту руководителя больницы он пробыл всего три месяца.

- Здесь совершенно невозможно работать! - говорит он, нервно расхаживая по кабинету. - В больнице нет большей части необходимых врачей: нет стоматолога, гинеколога, рентгенолога, анастезиолога. Мне приходится оперировать людей под местным наркозом! А зуб нужно человеку полечить - так отправляем в Дудинку. Врачи ехать в Диксон не хотят: а все потому, что сначала обещают одну зарплату, в итоге дают другую. Говорят: у вас там население маленькое, почему мы должны вам платить?

Платят медикам в Диксоне и правда, чудовищно мало: 15 - 20 тысяч. При местных ценах - это ничто.

Кроме отсутствия медперсонала в больнице еще очень много проблем: нет нужного медоборудования: не работает рентгеновский аппарат, аппарат УЗИ. В лаборатории больницы можно сделать лишь два анализа: общий анализ крови и общий анализ мочи.

- И как можно тут работать? - восклицает Владимир Шумков. - Я не удивляюсь, почему за пять лет тут сменилось 12 главных врачей! А корень всей проблемы в самой системе здравоохранения. Развели бумажную волокиту, запорошили глаза проверяющим, и в отчетах все прекрасно! А на самом деле бардак и разруха.

Глава поселка Ирина Евгеньевна Дудина болеет редко, и ведет здоровый образ жизни: на работу ходит пешком. С ее зарплатой, а получает она 100 тысяч рублей в месяц, можно было бы ездить на такси, но в Диксоне нет такси. В Диксоне вообще нет нормальных легковых машин: по поселку ездят с десяток «уазиков», несколько грузовиков, и штук пять вездеходов. Самым распространенным среди аборигенов транспортным средством является чудо местных кулибиных - мотоцикл с коляской с огромными дутыми колесами, собранных из камер от КАМАЗа, обклеенных сверху резиновыми полосами. На таком можно и по снегу ездить и по тундре. У некоторых домов стоят зачехленные снегоходы.

- ГИБДДшников у нас тоже нет, - рассказывает Ирина Евгеньевна, пока мы пьем чай в ее кабинете. Обстановка тут скромнее, чем у главы администрации. – И преступности, как таковой тут тоже нет. Бывают драки конечно, по «синему делу». Пьянство – бич местного населения. Будь в моих силах, я бы запретила торговать в поселке алкоголем вообще.

В администрации пробовали договориться с коммерсантами, чтобы те не продавали алкоголь хотя бы вечером. Но они пожаловались в прокуратуру. Мол, чиновники давят на бизнес.

- Прокурор мне пальцем пригрозил, сказал, что мы закон нарушаем, - вспоминает Ирина Дудина. - И он формально прав. А неформально – у нас население спивается, работать некому. А те, кто работают, все равно пьют. Знают, что не уволят – рабочие руки на вес золота.

Больше всего алкоголиков в порту и предприятии ЖКХ: пьют почти все, кроме кабинетных работников и руководства. Наименьшая концентрация пьяниц в администрации: ни одного в коллективе.
Диксон замер в ожидании: здесь постоянно что-то ждут. Когда выплатят зарплату, когда прилетит очередной самолет, придет теплоход из Дудинки. Ждут, когда найдутся покупатели на горы металлолома, валяющегося по всему поселку и острову. Или когда «Норильский Никель» наконец-то выйдет на шельф, а британская компания, название которой в поселки толком не знает никто, начнет разрабатывать залежи угля, лицензию на добычу которого англичане приобрели еще два года назад. Но грянул финансовый кризис, и работы свернули.

- Мы надеемся, что про Диксон рано или поздно вспомнят, - оптимистично смотрит в будущее Ирина Дудина. - Ведь мы - ворота в Арктику. А пока мы будем оптимизировать бюджет, займемся энергоэффективностью...

И лучше бы о Диксоне вспомнили пораньше. Потому что еще немного, и от поселка останутся одни развалины. А по улицам будут бродить белые медведи, уже примеряющие на себя должность хозяев Диксона.