В 1970 году команда научно-исследовательского судна «Витязь» установила на берегу залива Астролябия памятник Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю. Сегодня же 40 лет спустя вокруг него развернулась целая история. Памятник учёному стоит на земле, которая принадлежит одному из кланов Бонгу. Лидер этого клана, Гассом Каму, почуяв легкий заработок, стал брать плату со случайных туристов, которые здесь и так большая редкость. Когда же он узнал, что в деревне объявился журналист, он тут же приказал: "Не пускать его!". Меркантильный Гассом посчитал, что на снимках памятника я заработаю, чуть ли не целое состояние, а ему не достанется из этого ничего. Так возникла проблема.

Решением моего вопроса занялся Багун Сет, который отправился на переговоры с другими уважаемыми членами клана. Через час я уже сидел напротив человека, который представился как Туй Ассель.

— Да-да, я прямой потомок того самого Туя, — загорелись глаза уже немолодого папуаса, который в прошлой жизни был школьным учителем. Несколько лет назад он вышел на пенсию и поселился в деревне Гарагаси. Дома в деревне можно пересчитать по пальцам и своё название она получила благодаря одноимённой речке, рядом с которой когда-то стояла хижина Миклухо-Маклая. А вот «тот самый Туй» был хорошим другом Николая Николаевича, многочисленные упоминания о котором можно найти в дневниках учёного.

— Я не собираю деньги с туристов, как мой брат Гассом, — продолжил Туй, — моё дело заботиться о памятнике. Для этого я здесь и поселился. Я его хранитель, — Туй замолк на минуту и затем перешёл к сути.

— Я стараюсь выйти на ваше посольство в Индонезии. Я хочу попросить Россию о финансовой и технической помощи. Памятник сегодня в опасном положении. Он стоит в том месте, которое в ближайшем будущем может уйти под воду.

Повисла тишина. Мы сидели наедине, и хранитель ждал от меня какого-нибудь ответа, не опуская своих добрых глаз.

— Боюсь что России нет никакого дела до памятника на Краю Света, — сказал я ему напрямую, — но я узнаю контакты нашего посольства в Джакарте.

— Хорошо, теперь мы спустимся к речке Гарагаси. Солнце уже заходит, а тебе ещё снимки нужно сделать, — улыбнулся он.

Памятник не блистал изяществом. Простенький бетонный монумент с металлической табличкой на нём. Территория вокруг ухожена, и крохотные пальмочки, которые не достигли ещё и метра в высоту, посажены не так давно. Туй подошёл с душой к своим обязанностям. Но шагах в пяти от монумента начинался обрыв, за которым волны разбивались о камни.

— А вот там, — Туй вытянулся и указал пальцем куда-то в море, — стояла его хижина...

Там, где теперь властвовал океан, 140 лет назад поселился молодой учёный, который рискнул жизнью и пожертвовал здоровьем ради своих исследований. Благодаря им он увековечил своё имя и день его рождения стал праздником всех этнографов.

Там, где теперь земли не видно из-за толщи воды, 140 лет назад молодой учёный вёл свои дневники, страдал от лихорадки, готовил еду, принимал гостей и просто жил как человек среди тех кого в Европе тогда считали дикарями и людоедами.

Прошло 140 лет. Пройдёт ещё столько же и тогда, наверное, никто не сможет указать, где стояла хижина того самого молодого учёного, Николая Николаевича Миклухо-Маклая.

Берег Маклая под угрозой Самый простой способ добраться до Бонгу это отправиться по морю на моторной лодке с жителями Залива Астролябия, которые возвращаются из Маданга. Волны, брызги и качка — всё это прилагается. Альтернативным же маршрутом будет не асфальтированная дорога, которая уходит налево от национальной автострады (если двигаться из Маданга) в местечке под названием Богати. В сезон дождей на неё надежды нет. Реки выходят из своих берегов, и отсутствие мостов становится серьёзным препятствием. Но именно вдоль этой дороги тянется труба, которая как бомба с часовым механизмом таит в себе опасность. Если бомба сработает, то, скорее всего весь подводный мир Залива Астролябия будет обречён на вымирание.

В этом году (прим. автора. 2010-м) на реке Раму китайцами было закончено строительство шахты Раму НиКО, на которой будут добывать никель и кобальт. Отсюда и берёт своё начало 135-километровая труба, которая соединяет шахту с перерабатывающим заводом. Все отходы производства будут сливаться прямо в море, отравляя его. И Майкл Сомаре, премьер-министр страны, дал китайцам зелёный свет. Но жители деревень Залива Астролябия через своих представителей в парламенте, подняли вопрос о заморозке проекта, пока не будет найдена альтернатива. Труба проходит по их земле, завод стоит на их земле, и загрязнять будут море, рядом с которым они живут уже не первый век. Так началось противостояние и шахта, которая должна приносить миллионы, простаивает без дела в убыток.

— Майкл Сомаре уже всю страну распродал азиатам и австралийцам. И местных жителей это не делает богаче, — поделился своим мнением Джон Техан, работник WorldVision. Он проживает в деревне Эрима, где после второй мировой войны его отец, гражданин Ирландии, женился на местной аборигенке и осел здесь до самой смерти. В результате брака на свет появились шестеро сыновей.
— Оппозиция в нашей стране набирает силу. И если она выиграет ближайшие выборы, то я не завидую китайцам. Им придётся покинуть Папуа-Новую Гвинею. Тогда и вопрос с шахтой будет решён.

В Бонгу же немногие разделяют надежды Джона. У них более пессимистичные прогнозы. Запуск шахты и завода это всего лишь вопрос времени, считают они.
— Китайцы добьются своего. У них это неплохо получается, — высказался один из местных.

Как же на самом деле развернутся события в дальнейшем остаётся только гадать. На карте судьба целого района, который в провинции Маданг носит официальное название Рай Кост. Слово «Рай» одно из тех немногих слов русского языка, которые аборигены используют со времён Миклухо-Маклая. И дай Бог, чтобы Рай Кост (Райский Берег) не переименовали в Деад Кост (Мёртвый Берег).

Молодёжь Бонгу Крик одобрения раздался в деревне Бонгу и зазвучали аплодисменты, которые затихли потом так же внезапно, как и начались. Ночь полная звёзд, но никто в округе не спал. Тусклый свет нескольких ламп, которые питались от дизельного генератора, открывал лица людей, которые собрались вместе на одной из деревенских площадок. Современная музыка доносилась из двух динамиков старенького кассетного магнитофона. Оставалось всего несколько ночей до того как 2010-й год сменит 2011-й. Аплодисментами жители Бонгу сопровождали церемонию обмена подарками. Каждый кто принимал участие в этом мероприятие выходил в центр площадки и вручал подарок своему партнёру. Партнёров не выбирали. Их узнавали вытянув из шапки записку с именем. Простые подарки (преимущественно продукты) закупались в городе и в последнее время на них никто особо не тратился. В прежние же времена, когда жителям приходилось убивать свиней и собирать целые мешки таро (прим. местный овощ), дешёвые подарки считались дурным тоном.

Церемония подошла к своему концу. Жители стали расходиться по домам. И только лишь пьяная молодёжь осталась слоняться по деревне, не давая спать ни старикам, ни детям. Подростки не просто кричали всю ночь, они ревели подобно животным. Здесь в Бонгу они не посмеют никого тронуть, но в городе они не остановятся ни перед грабежом, ни перед убийством. Под действием алкоголя они становятся совершено неуправляемыми и благодаря им уровень преступности в Папуа-Новой Гвинее не уступает странам Латинской Америки или даже Африки.

Посреди глубокой ночи раздался крик, который больше напоминал отчаянный плач. Молодой парень лет двадцати сокрушался о том, что жизнь его окончена, о том, что у него нет больше будущего, о том, что ему осталось только пить яву (прим. местная самогонка из бананов ява) и курить марихуану, пока он не сдохнет. В этом году ему не удалось сдать экзамены в школе. Это значит, что он никогда не сможет пойти в колледж или найти работу в городе. Такую же судьбу разделят с ним многие другие подростки Бонгу.

Молодой парень приходится племянником Багуну Сету.

— Он мыслит совсем неправильно. Я об этом не раз ему говорил, но он не хочет меня слушать, — поведал Багун, — я ему сказал забудь о городе. Живи здесь в Бонгу. Женись, построй дом, выращивай и продавай какао. Никто против не будет. Но нынешняя молодёжь стремится в города, где один только беспредел.

В новогоднюю ночь молодёжь Бонгу собралась перед хижиной, которая стояла на 3-х метровых сваях. На веранде хижины была установлена яркая лампа и мощная аудиосистема. Парни и девушки, человек пятьдесят, слились в хаотичном танце под современный бит западной музыки прямо под открытым небом Новой Гвинеи. Они плясали не зная усталости и передавали друг другу пластиковые бутылки с явой. Но за десять минут до двенадцати веселье сменилось дракой, в которую втянулись все присутствующие. Теперь они дубасили друг друга, не признавая ни друзей, ни братьев. Погас свет и хозяин хижины выключил музыку, дав понять, что праздник окончен.

— Ох, уж эта молодёжь! — произнёс с разочарованием Багун, — вот что нам с ними делать? На утро они даже и не вспомнят с чего началась эта драка.

Мы сидели на деревянной лавочке, потягивая из индонезийских стаканов имбирное вино, когда вокруг нас били морды друг другу разъярённые подростки. Вдруг запищал мобильник. На его дисплее часы показали ровно двенадцать. Эхом по заливу Астролябия зазвучали гарамуты (прим. традиционные барабаны). Так в деревне Бонгу наступил новый 2011-й год. Год, который возможно принесёт серьёзные перемены в быт местных жителей. Но какими именно будут эти перемены узнаем лишь со временем...