На следующее утро, энергично топая по проспекту Василиса Софиаса к открывшемуся, наконец, византийскому музею, я думала, что сегодня, наверняка, будет спокойный день. Слишком много общения было у меня в предыдущие три дня. Даже греки не способны поддерживать такой уровень контакта.
- Сфотографируй меня, пожалуйста, - попросила вдруг улыбчивая женщина-почтальон, двигавшаяся мне навстречу. Сказала она по-гречески, однако к началу третьего дня смысл ЭТОЙ фразы я стала понимать очень быстро. Что такого написано на моем лице, что такому количеству людей хочется остаться живым воспоминанием в моей камере?. Знаю, что: искренняя симпатия и острый интерес, которые я к ним питаю. Мы организовали импровизированную фотосессию, с удовольствием полюбовались результатами и принялись энергично общаться, каждая на своем языке. Я поняла только, что ее зовут София, а она, что я из «Руссии». Никто не сравнится с греками в их неизбывном дружелюбии.
Византийский музей нашелся не сразу. Его здание было тщательно спрятано за мощным забором, за которым разворачивалась гигантская стройка. От долгих поисков меня спасла надпись: «We are building the new museum». Нырнув у узкую дырку в заборе, я оказалась, наконец, прямо перед входом.
Византийский музей вызвал у меня странное впечатление. То есть не музей, конечно: сам по себе музей очень хорош. Странное впечатление вызвал этот период греческой истории, разворачивавшийся передо мной в экспонатах коллекции. Было видно, что переход от античной культуры и эстетики к византийской совершался постепенно. Ранневизантийские мраморные скульптуры еще несут на себе отпечаток античности, однако со временем все больше грубеют и упрощаются. Из лиц, фигур и складок одежды уходит непревзойденная легкость и реалистичность эллинизма, а человека из художественной тематики постепенно вытесняют странные животные и сложный орнамент. Четвертый, пятый, шестой, седьмой века – все грубее и грубее. Апофеоз декаданса, слава богу, не греческого происхождения, - это угол, посвященный культуре египтян-христиан – коптов. Ужас и кошмар!
В конце концов античность исчезает безвозвратно. И ты погружаешься в иное измерение православной культуры. Нам, впрочем, это культура знакома: иконопись вытесняет практически все другие виды пространственных искусств. Иконопись – вещь противоречивая. С одной стороны, мрачноватые образа, написанные по жестким канонам, не вызывают живого трепета, но с другой, уж если икона хороша, то хороша она просто необыкновенно. Такие иконы, домонгольского периода, есть и у нас: это невероятная «Владимирская богоматерь» и нежный, бесконечно прекрасный «Ангел – златые власы». Такие иконы, точнее, одну такую икону, я обнаружила в Византийском музее: «Архангел Михаил» 14 века заставил меня замереть перед ним минут на тридцать. В музее много и других, действительно великолепных ранних икон (12-13 вв.), однако Михаил, безусловно, лучший.
А потом происходит кое-что любопытное: вместе с волнами латинских завоевателей (французов, испанцев, венецианцев, флорентийцев) в Грецию приходит итальянская живопись раннего Возрождения. Итальянцы не знают византийских иконописных канонов, а потому их работы абсолютно узнаваемы. Эта латинская волна впоследствии превратила талантливого критского иконописца Доменикоса Теотокопулоса во всемирно известного Эль Греко.
Византийский музей мне очень понравился. Однако мне вдруг захотелось контраста: триумфального возвращения в античность, а потому я бодро направилась по нарядной улице Панепистимиу в Археологический музей. И по пути столкнулась со старым знакомым, с которым работала в «Скорпиосе» восемь лет назад. Узнавание произошло моментально. Единственное, что мы оба забыли – это имена, однако данное упущение было быстро исправлено. Мы почему-то очень обрадовались друг другу, хотя в те далекие времена и не питали к друг другу особой симпатии, постоянно сталкиваясь из-за рабочих моментов. Но сейчас, на залитой солнцем улице, эта встреча казалась еще одним проявлением чудесного и непредсказуемого характера Афин. В счастливом расположении духа мы отправились пить кофе в соседнее кафе, где я когда-то провела немало времени во время ланча.
Мы пили кофе под веселый шум голосов, и я с упоением расспрашивала Панайотиса обо всех его коллегах. С чисто греческим любопытством к подробностям, я выясняла, кто на ком женился, кто с кем развелся, у кого сколько детей, кто куда перешел работать и с кем поссорился. И почему.
- А где София микрИ (младшая София из двух, которые работали в «Скорпиосе» 8 лет назад)?
- По-прежнему с нами. И мегАли София тоже с нами. А вот Элени вышла замуж и больше не работает. Псаракос развелся с Кристиной, но они по-прежнему оба работают в «Скорпиосе»…
- Как же я рада Вас видеть, Панайотис!
- Я тоже очень рад тебя видеть. Звони мне каждый раз, когда будешь приезжать в Афины.
А приезжать я буду часто, надеюсь. Проболтав битый час, мы, наконец, расстались на высокой ноте и отправились каждый по своим делам. Кириос Мексиас – в офис, а я – в Археологический музей.
