Оголодав за время своих хождений, я устроилась в первой попавшейся таверне на площади возле библиотеки Адриана, сознательно выбрав туристическое место. После вчерашнего бесконечного общения мне хотелось просто тихонько посидеть и полистать фотки в камере. С таверной я промахнулась: кормили там невкусно, а рядом устроилась целая команда чрезвычайно шумных поляков. Единственной радостью стала акация, белым облаком окутавшая площадь. Расставшись с не по-Афински неуютным заведением, я отправилась в Национальные сады. Без всякой цели, просто потому, что мне хотелось именно туда.
Акациевая аллея вновь надолго задержала меня, практически, у входа в Сады. Очарование душистого снежного триумфа всегда затмевает пышную красоту ботанических садов. Однако была у меня еще одна тайная цель посещения укромных уголков Национальных садов – в уединении я собиралась предпринять попытку сделать свой автопортрет. Разгуливая в одиночестве по городу, я уже раз десять фотографировала счастливые парочки и веселые дружеские компании. Но самой мне как-то неудобно было просить людей поорудовать моей неудобоваримой камерой. А фотку свою получить хотелось. Однако не тут-то было! На какую бы узенькую тропинку я ни сворачивала, там непременно оказывалась укромная скамеечка, а на скамеечка юная парочка, или уютная бабушка, или расслабленная мама с коляской, или кто-нибудь еще.
Плюнув на свои намерения, я обреченно взялась за цветы.
- Вы фотографируете цветы? Хотите, я покажу Вам очень красивые места в этом саду?
Я обернулась: позади меня стоял невысокий пожилой грек с бородкой, очень интеллигентного вида. Как-то незаметно для меня мы разговорились – и вот уже я бреду рядом с судебным адвокатом Арисом (это все я узнала в первые пять минут), возвышаясь над ним на полголовы и рассуждая о русской литературе. Прохожие смотрели на нас с любопытством. С таким любопытством, наверное, я таращусь на людей, которые почему-то кажутся мне необычными. В какой-то момент мимо нас прошагал потрясающе красивый высоченный грек. Я инстинктивно выпрямилась… А, черт! У меня же сейчас есть спутник.
Однако интеллект моего нового знакомого очень скоро заставил меня забыть о прохожих. Мы прогулялись до на удивление красивого старого мраморного стадиона Калимармари, увлеченно обсуждая темы все более абстрактного характера, а затем расположились в уличном кафе, чтобы попить кофе и без помех продолжить дискуссию.
Арис летал в разговоре с темы на тему: от капитализма к атеизму, от Ньютона к Сократу. А я, в меру своих сил отслеживая полет его мысли, параллельно размышляла о том, каким образом позволила новому знакомому втянуть себя в этот философский спор и каким образом удрать, не обидев при этом Ариса. Мне было интересно с ним разговаривать, но после долгого дня сил уже не осталось.Увы, красивое решение упорно не приходило мне в голову. Однако, как часто бывает в жизни, не было бы счастья, да несчастье помогло. День клонился к вечеру, и в густой тени деревьев стало прохладно. Я открыла рюкзак в поисках свитера и обнаружила, что умудрилась потерять его во время своих бесконечных хождений. Как обидно! Любимый свитер… Но у меня появилась объективная причина распрощаться с Арисом и отправиться в отель.
Настоящий джентльмен, Арис сразу вскочил с места, проводил меня до выхода из Национальных садов (слава богу, не до отеля) и очень интеллигентно попросил телефон «если ты посчитаешь уместным встретиться когда-нибудь в твой следующий приезд». Я посчитала уместным: честно говоря, мне было интересно с ним общаться, и смотрели мы на многие вещи одинаково, к моему изумлению. Похоже, я уже достигла возраста, когда можно мыслить одинаково и с теми, кому 25, и с теми, кому 60. Мы тепло простились с Арисом, и я поспешила в отель. Однако на солнце оказалось совсем не так холодно, как в кафе, поэтому до отеля я не дошла, в очередной раз подчинившись обаянию светлой площади перед Парламентом. Усевшись на мраморную ступеньку и подставив солнцу лицо, я с жадностью впитывала звуки, краски, ощущения и запахи раннего вечера.
- You have a really nice camera, - раздалось вдруг прямо рядом со мной.
Повернув голову, я обнаружила сбоку темноволосого молодого человека. НУ НЕЕЕТ! И торопливо буркнув “thank you, I know”, я рысью припустила в спасительный отель. Похоже, в Афинах есть только одно место, где можно остаться в одиночестве – собственный номер.
Вечер третьего дня.
Мои потери: внешняя вспышка, взорвавшаяся салютом, когда я навернула камеру в номере (слава богу, что не камера); любимый белый свитер, посеянный на склонах Акрополя; ремень, у которого ни с того, ни с сего отвалилась пряжка; любимые путешественнические тапки, разорвавшиеся в бахрому. Мне пришлось хозяйственно штопать их гостиничными нитками, потому что на пасхальные субботу-воскресенье-понедельник магазины тотально закрыты. Еще кожа на спине, сгоревшая дотла за один только день хождения в майке.
Мои приобретения: 500 шедевров в камере, не считая тех, которые мне пришлось стереть, чтобы вместить другие (стертые, вроде бы, не были шедеврами); номер телефона Георгоса, с которым я не собиралась встречаться; номер телефона пожилого философа Ариса, который задавил меня своим интеллектом. И очередной виток ненасытной страсти к Афинам. Наивный Андрей не хотел, чтобы я встречалась с Георгосом. А я уже давно влюбляюсь только в города.
