Праздничный Тизио вибрировал от сотен голосов людей, расположившихся за столиками бесчисленных кафе. С упоением разглядывая прохожих, я стала замечать ту особенность греческой столицы, которая так ярко проявлялась в эту поездку: исключительная контактность людей, радостная готовность быть сфотографированными. Особенно ярко это проявилось на одной из улочек, полностью оккупированной молодежью. Веселые тины с удовольствием таращились в камеру, а наиболее творческие с удовольствием позировали, развлекая и своих приятелей, и меня. Удивительная вещь: когда смотришь на город через объектив, резко возрастает количество интересных лиц. Наверное, это закономерно: в попытках увидеть что-то особенное обостряется восприятие и полностью уходит отупляющее чувство рутинности.
Длительная прогулка возымела свое действие, и меня начал потихоньку терзать голод. Однако было еще не время, потому что, пока солнце не собиралось двигаться закату, мне хотелось еще подняться в один из самых моих любимых районов Афин – крохотную «островную» Анафиотику, карабкающуюся на Акрополь. Анафиотика – это кикладский мир в столице, с его бело-синей эстетикой. Одно плохо: райончик расположен на северном склоне Акрополя, а потому ловить там правильное освещение – дело очень неблагодарное. Только один раз мне удалось прийти туда во время, но я не могла вспомнить, в какое время суток это было. Поэтому попробовать стоило.
Поплутав по извилистым улочкам Плаки, я безошибочно вышла к лестнице, ведущей в Анафиотику. Здесь все было как месяц назад: те же розы, те же потрепанные фасады, те же коты. Мне, наконец, удалось вжиться в Афины настолько, что я даже котов стала узнавать с первого взгляда. Вот тот, одноглазый, мне точно уже попадался в прошлый раз. А еще черно-белая громадина, «сосисочник» с улицы Диониса Ареопагиту. Он там живет один на всей улице, похоже: ни один другой представитель семейства кошачьих не рискнет приблизиться к этому колоссу.
Свет оказался неудачным: солнце светило прямо из-за живописных кикладских домиков. А там, где улицы шли перпендикулярно направлению света, залегли глубокие мрачные тени. За неимением лучшего, я извлекла из рюкзака забавный объективчик lensbaby и принялась развлекаться с деталями улочек. А потом уже с полным правом позволила себе отправиться на поиски таверны.
Собственно, поиском в прямом смысле это не было. Еще в прошлый приезд я присмотрела милейшую таверну в оранжевой гамме, столики которой ютились прямо на ступенях сбегающей вниз улочки. До нее было рукой подать – и уже через пару минут я счастливо восседала за одним из столиков заведения со странным названием «Сизиф». Учитывая античную мифологию, ничего особо замечательного ждать не приходилось. Ничего особо замечательного и не произошло: еда в живописной таверне оказалась средненькой. Хорта была просто хортой, а скромный по размерам осьминог откровенно резиновым. Оставив не тарелке наиболее устойчивые к моим зубам кусочки осьминога, я отправилась дальше, на поиски приключений.
Мне хотелось посмотреть на очень известное неоклассическое здание 19 века, Заппейон. К тому же, поскольку он был совсем рядом с Национальными садами, можно было заодно взглянуть, что там происходит весной. До Заппейона я не дошла. Не дошла, потому что на подступах к нему обнаружилась невероятная акациевая аллея. Запах акации заполнял собой все афинские улицы, но то, что творилось в этой аллее, было за гранью возможного. Акациевый рай полностью сбил мне дальнейшую программу, потому что у меня в голове не осталось воспоминаний о том, что еще я хотела посмотреть. Усевшись на скамеечку и подставив физиономию теплому весеннему ветерку, я благополучно утратила чувство времени.
Скоропалительно и эффектно поссорившись по телефону с Андреем (вот бывает же слово за слово!), я в мрачном расположении духа выбралась на улицу и тут же познакомилась с очень красивым молодым греком по имени Георгос. Поводом для знакомства стала (вот неожиданность!) камера. Элегантно одетый Георгос спешил к родителям на празднование Пасхи, однако «очень хотел бы встретиться со мной завтра, чтобы провести день у моря». Георгос явно не представлял себе, сколько мне лет, и намерения у него очень лестные – съездить завтра на побережье. За десять минут совместной прогулки он показал себя истинным греком, выдав две непреложные для этой национальности истины: 1) будущее мира зависит от России; 2) смысл жизни – получать от нее удовольствие. «Поэтому, если тебе не нравится Москва, то какого черта ты там сидишь? Переезжай в Грецию, и побыстрее». Мы договорились встретиться завтра в два часа дня. Еще через час я счастливо помирилась с Андреем и с готовностью пообещала ему не встречаться больше с Георгосом. Оставалось надеяться, что Афины – большой город, и больше мы случайно с ним не столкнемся.
За полтора часа до полуночи я улизнула из отеля и отправилась бродить по Плаке: приближалась Пасха, и мне очень хотелось узнать, что будет в это время происходить на узеньких улочках. Однако ничего интересного я, к своему изумлению, не обнаружила. Только на улицах царила странная, не характерная для Афин пустота – не видно было буквально ни души, лишь на всегда суетливой Эрму деловитые цыганки с кучей бойких детишек продавали свечки, верхушки которые были одеты в прозрачные красные и зеленые чашечки, наподобие бутонов. Дойдя до площади Метрополии, на которой стоит главный православный собор Греции, я обнаружила там полупустую церковь, в которой шла служба, почему-то в записи. А на самой площади перед собором возвышался несложный помост, украшенный греческими флагами. Вот и все приготовления.
Я, было, заскучала, однако ближе к двенадцати площадь стала заполняться народом. Греки подходили, похоже, целыми семьями, с бабушками и детьми, все были нарядно одеты и вид имели очень довольный. У большинства в руках красовались свечи. Стало очевидно, что настроение у людей, действительно, праздничное. Минут за пять до полуночи народ принялся активно зажигать свечи, и площадь засияла сотнями маленьких огонечков. А в полночь от крошечной и прекрасной византийской церквушки Горгоэпикоос, прячущейся метрах в десяти от громадного собора, отделилась веселая процессия и двинулась на площадь. Одновременно из собора вышли довольно скромно, по церковным меркам, одетые святые отцы, поднялись на помост и начали службу, звук которой был усилен микрофонами. На площади воцарилось радостное оживление, народ забирался на бордюры, чтобы лучше видеть происходящее.
А еще через полчаса, после окончания службы, люди отправились в собор и церквушку, чтобы поставить там свои свечи и помолиться. Кое-кто из родителей достал из сумок заранее припасенные пасхальные яички – и дети с удовольствием принялись уминать их прямо на улице. Настроение у всех было восхитительное. Пасхальные торжества в Афинах оказались очень уютными, почти семейными, несмотря на немалое количество народа.
Когда довольная публика начала расходиться, я отправилась бродить по улицам. Таверны на Плаке и Монастираки оказались заполнены греческими семьями, дружно жующими главные пасхальные блюда – суп из потрохов и жареного барашка. Есть в это время суток мне не хотелось, но смотреть на жующий народ было очень приятно. Повсюду в маленьких церквушках царило праздничное оживление. Видно было, что веселье в городе продлится еще несколько часов, однако мне уже немилосердно хотелось спать.
