"... и на следующий же день они собрались в Фонтенбло.
В гостинице, где они остановились, посреди двора журчал фонтан, что составляло ее главное отличие. Двери комнат выходили в коридор, точно в монастыре. Им отвели большую комнату, хорошо обставленную, обтянутую кретоном и очень спокойную, – путешественников было мало. По улице расхаживали праздные обыватели; попозже, когда настали сумерки, под их окнами дети затеяли игру в городки; тишина, которой сменился шум Парижа, удивляла и умиротворяла их.
Ранним утром они пошли осматривать дворец. Войдя в железные ворота, они увидели весь его фасад, пять павильонов с остроконечными крышами, лестницу в форме подковы в глубине двора и два более низких флигеля справа и слева. Лишайники на мощеном дворе сливались издали с бурыми тонами кирпичей; дворец, напоминавший окраской ржавые латы, был царственно невозмутим, исполнен воинственного и печального величия.
Наконец появился сторож со связкой ключей. Сперва он показал им покои королев, папскую молельню, галерею Франциска I, столик красного дерева, на котором император подписал отречение от престола, а в одной из комнат, на которые разделена была прежняя Оленья галерея, – то место, где по приказанию Христины был убит Мональдески. Розанетта внимательно выслушала эту историю, потом, обернувшись к Фредерику, сказала:
– Наверно, из ревности? Смотри, берегись!
Затем они прошли через залу Совета, через караульную залу, тронную залу и гостиную Людовика XIII.
В высокие незанавешенные окна проникал дневной свет; ручки дверей и окон, медные ножки консолей потускнели под слоем пыли; мебель закрывали чехлы из грубого холста; над дверьми изображены были охотничьи сцены времен Людовика XV, а на гобеленах – боги Олимпа, Психея, сражения Александра.
Проходя мимо зеркала, Розанетта всякий раз останавливалась на минуту, чтобы пригладить волосы.
Миновав башенный двор и осмотрев капеллу Святого Сатурнина, они вошли в парадную залу.
Их ослепило великолепие плафона, разделенного на восьмиугольники с золотым и серебряным орнаментом, превосходящим тонкостью работы драгоценную безделушку, и обилие стенной живописи, начиная с гигантского камина, украшенного гербом Франции в раме из полумесяцев, и кончая эстрадой для музыкантов на другом конце залы. Десять сводчатых окон были широко распахнуты; живопись блистала в лучах солнца; голубое небо, уходя в беспредельность, перекликалось с ультрамариновым тоном сводов, а из глубины туманных лесов, скрывавших горизонт, как будто доносились эхо охотничьих рогов из слоновой кости и звуки мифологических балетов, исполняемых под сенью листвы принцессами и вельможами, переодетыми нимфами и сильванами, – отголоски времен наивных знаний, сильных страстей и пышного искусства, когда мир стремились превратить в грезу о Гесперидах, а любовниц королей уподобляли небесным светилам. Прекраснейшая из этих знаменитых женщин велела запечатлеть себя на правой стене в виде Дианы-охотницы и даже Адской Дианы, очевидно, в знак того, что власть ее не кончится даже за гробом. Все эти символы вещали о славе этой женщины, и до сих пор что-то оставалось от нее – не то смутный отзвук ее голоса, не то отблеск ее сияния.
Фредерик почувствовал невыразимое вожделение, рожденное этим прошлым. Чтобы отвлечься, он нежно взглянул на Розанетту и спросил, не хочется ли ей быть на месте этой женщины.
– Какой женщины?
– Дианы де Пуатье! – Он повторил: – Дианы де Пуатье, любовницы Генриха Второго.
В ответ она протянула:
– А-а!
Ее молчание ясно доказывало, что она ничего не знает, ничего не понимает. Снисходя к ней, он спросил:
– Тебе, может быть, скучно?
– Нет, нет, напротив!
Подняв голову и обводя стены ничего не выражающим взглядом, Розанетта изрекла:
– Это вызывает воспоминания!
Однако по лицу ее было заметно, что она делает усилие, чтобы настроиться на благоговейный лад, а так как серьезность очень шла к ней, он извинил ее.
Пруд с карпами занял ее гораздо больше. Она добрых четверть часа кидала в воду кусочки хлеба, чтобы посмотреть, как набрасываются на них рыбы.
Фредерик сел рядом с ней под липами. Он думал о тех людях, которых видели эти стены, – о Карле V, о королях из дома Валуа, о Генрихе IV, о Петре Великом, о Жан-Жаке Руссо и «прекрасных дамах, проливавших слезы в нижних ложах», о Вольтере, Наполеоне, Пие VII, Луи-Филиппе; он чувствовал, как обступают, теснят его неугомонные покойники; нестройная вереница вставших перед ним образов ошеломила Фредерика, хотя он и ощущал прелесть прошлого.
Наконец они спустились к цветнику.
Он занимает большой прямоугольный участок, и можно было одним взглядом окинуть широкие желтые дорожки, квадратики газона, завитки буксов, пирамидальные тисы, низкие кустики и узкие клумбы, где редкие цветы выделяются пятнами на серой земле. За цветником начинается парк, из конца в конец которого тянется длинный канал.
Королевские жилища полны какой-то своеобразной меланхолии, вызываемой, должно быть, несоответствием между их огромными размерами и немногочисленностью обитателей, той тишиной, которую мы с удивлением находим здесь после стольких трубных звуков, той незабываемой роскошью, которая своей древностью изобличает быстротечность династий, неизбывную тщету всего сущего, и это дыхание веков, дурманящее и скорбное, точно аромат мумии, воспринимают даже умы, не отличающиеся тонкостью. Розанетта отчаянно зевала. Они вернулись в гостиницу.
После завтрака им подали открытый экипаж. Они выехали из Фонтенбло через обширную круглую площадку, потом стали шагом подыматься по песчаной дороге в низкорослом сосновом лесу. Дальше деревья становились выше; кучер время от времени говорил: «Вот „сиамские близнецы“, „фарамонд“, „королевский букет“, – не пропуская ни одного из знаменитых пейзажей, и порою останавливал лошадей, чтобы можно было полюбоваться видом.
Они въехали в Франшарскую рощу. Экипаж скользил по траве, точно сани; ворковали невидимые голуби; вдруг появился слуга из кафе, и коляска остановилась у садовой ограды, за которой стояли круглые столики. Затем, оставив слева стены разрушенного аббатства, Фредерик и Розанетта пошли по тропинке, усеянной крупными камнями, и вскоре очутились в глубине ущелья.
Один его склон покрыт песчаником и кустами можжевельника, а другой, почти голый, спускается в овраг, где среди яркого вереска бледной лентой тянется тропинка; вдали подымается вершина холма в форме усеченного конуса, а за ней телеграфная вышка.
Полчаса спустя они еще раз вышли из коляски и стали взбираться на высоты Апремона.
Дорога вьется среди приземистых сосен и угловатых скал; в этой части леса глухо, дико, сурово. На память приходят отшельники, которые некогда жили здесь среди огромных оленей с огненными крестами между рогов и, отечески улыбаясь, встречали добрых французских королей, преклонявших колена у входа в их пещеры. Жаркий воздух насыщен был запахом смолы, корни деревьев сплетались на земле, точно жилы. Розанетта, спотыкаясь о них, приходила в отчаяние, ей хотелось плакать.
Но, взобравшись на вершину, она повеселела: под навесом из ветвей оказалось нечто вроде ресторанчика, тут же продавались вещицы, вырезанные из дерева. Она выпила бутылку лимонада, купила палку из остролиста и, даже не взглянув на ландшафт, открывавшийся с плоскогорья, вошла в Разбойничью пещеру вслед за мальчиком, который нес факел.
Коляска ожидала их в Ба-Брео.
Художник в синей блузе работал под дубом, держа на коленях ящик с красками. Он поднял голову, поглядел им вслед.
На косогоре Шайи они попали под внезапно хлынувший ливень, так что пришлось поднять верх экипажа. Дождь быстро прекратился, и, когда они въезжали в город, мостовая блестела на солнце.
От путешественников, только что прибывших, они узнали, что в Париже идут жестокие, кровавые бои. Розанетту и ее любовника это не удивило. Вскоре новые постояльцы отправились в дорогу; в гостинице снова все стихло, газ погасили, и они заснули под плеск фонтана, который бил во дворе.
На другой день они поехали осматривать Волчье ущелье, озеро Фей, Долгий утес, Марлотту, а на третий – предоставили кучеру везти их, куда ему вздумается, даже не спрашивая, где они, и зачастую не обращая внимания на знаменитые пейзажи."
Конечно же я не сам этот текст придумал, это из романа Гюстава Флобера "Воспитание чувств". Действие романа происходит в 1848 году.
Фотографии тоже из интернета, если здесь нарушены какие-нибудь авторские права, сообщите — удалю.
