В любом Путешествии всегда перед странствующим оживает история, на то оно и путешествие. Если этого не происходит, то это и не путешествие вовсе. Это, может быть, поездка, отдых на природе, заполнение клеточек на карте мира, трекинг, хайкинг, но нет, не путешествие. Есть какая-то неуловимая грань, отделяющая их. Тот, кто смог перешагнуть её, понимает, о чем идет речь, но не каждый (к примеру, я) готов сказать, а в чём же разница? Ясно, что не в пройденных километрах. А может, как раз дело в возникающем чувстве соприкосновения с историей тех мест, где побывал? Как при влюбленности, когда ты просто счастлив от того, что находишься рядом.

Где и какая история пройдёт перед глазами во многом предопределено выбранным маршрутом. Как не проникнуться историей многочисленных мозговыносящих завоеваний в странах Средиземноморья? Стоит ли без неё усилий «покорение» крепостей, чтобы пройтись по узким улочкам? Чем будет река Иордан для человека неверующего? Список можно продолжать бесконечно, как бесконечны заметки о наших путешествиях. Но прелесть жизни в незапрограммированности чувств. Увлеченная с детства историей древних цивилизаций, я даже мечтать не могла, что когда-нибудь смогу увидеть египетские пирамиды, и, как только появилась возможность, отправилась к ним. И что? История не ожила. Не ожила она и при второй попытке. Бывает. Но бывает и иначе. Какое удовольствие, когда, глядя на море, омывающее с юга Апеннинский полуостров, я почти воочию видела корабли с Гарибальди и его соратниками. Это был не солнечный удар и не театрализованное действие, просто полёт фантазии. Сошлись в одной точке место, время и желание увидеть. А с гор Аспромонте, где Гарибальди был ранен, дорожка нежданно-негаданно увела меня к нашему хирургу Пирогову. Правда, произошло это уже после поездки в Италию. Каждая такая история просится быть рассказанной, трудно сделать выбор, которой отдать предпочтение. Вопреки здравому смыслу, подсказывающему остановиться на чем-то либо очень ярком, либо исторически весомом, в конце концов, на парадоксальном или веселом, я, пользуясь случаем, хочу сказать о том, что не соответствует ни одному из указанных критериев, более того не ложится и в формат обычной путевой заметки.

Край, о котором пойдет речь, не так уж далёк — это самый восток Швеции, земли, лежащие вдоль реки Торнионйоки (в финском варианте) или Турнеэльвен (в шведском), плюс-минус. NB. «Йоки» по-фински означает река, «эльвен» — она же на шведском.

«Где Лапландия и Ланта повстречались как сестрёнки, там сверкает ночью солнце и река лепечет звонко». Край отнюдь не изобилующий ни природными «достопримечательностями», ни, тем более, шедеврами культурной жизни – даже те городки, которые изредка встречаются, назвать городами можно только с большой степенью допуска.

Впрочем, если «достопримечательности» — это то, что достойно внимания, то весь этот край в своём спокойном величии, в своей северной мощи, далёкой от южной красочности и поверхностности, в своей независимости до полного безразличия к суете людской, достоин, чтобы побывать здесь, подзарядить батарейки, истощенные цивилизацией.

Кажется, какая история здесь может «ожить»? «… о совах полярных, сидевших на гребнях скалистых, да так величаво, как будто владыки на тронах»
Если не так величаво, то разве только слушать здесь: «В заповедных и дремучих …»

Прикоснуться к культурному наследию тоже можно, только это будут не шедевры мастеров эпохи Возрождения или еще более ранних восточных изощренностей, несколько попроще. К примеру, расписанная цветочными орнаментами мебель на сельской ферме.

Наверно, именно желание выйти за рамки стереотипов подталкивает попытаться рассказать об истории этой земли. Нет, даже не так: о нашем знакомстве с этой историей, которая при каждой новой встрече была совершенно иная, чем узнанная раньше. И это после того, как думал, что ты её уже знаешь! Потому-то путевые заметки (будь они написаны) были бы отражением только одной из граней.

Начиналось наше знакомство несколько лет назад, когда город Торнио (Финляндия) был, фактически, конечным пунктом нашего пути, из которого планировались непродолжительные вылазки как в Швецию, так и севернее на стороне Финляндии.
NB Граница между Швецией и Финляндией проходит как раз по реке Торнио.
Для многих отправляющихся в Норвегию это вполне стандартная промежуточная точка маршрута, но тогда мне казалось, что это почти край земли, и, что греха таить, я чувствовала себя почти настоящим Путешественником (с большой буквы). Еще бы: Томас Кук (тот, кто создав свою контору, стал первым «туроператором» в мире) считал, что настоящим путешественником можно назвать того, кто посетил Тимбукту, Самарканд и Торнио. Конечно, о моих амбициях – это шутка, т.к. сейчас добраться до Торнио никаких проблем не составляет.

Нельзя не обратить внимания, что финский Торнио и шведская Хапаранда (на другом берегу) практически составляют единое целое. Разделенные государственной границей они объединены и в инфраструктуре, и даже информационно: имеют единый сайт и единые туристические буклеты. Из них можно узнать, что есть прямо на границе поле для гольфа, где играющие постоянно пересекают границу. «Настоящая цивилизация, конечно, должна быть направлена не на разделение, а на объединение для достижения общего блага», — примерно такие мысли приходили в голову.

«Ожившая история» для меня была тогда на финском берегу реки, и это была история государства Российского. Неслучайно упомянула я об ощущении, что забрались мы в дали дальние, иначе не объяснить то чувство немалого удивления от «охотничьего домика русского царя» на Аавасаксе. Кто бы мог подумать, что здесь по Торнионйоки проходила граница России.

В ту поездку наш первый «торжественный» въезд в Швецию состоялся как раз недалеко от горы Аавасакса, что несколько севернее Торнио. Первый въезд – первые впечатления и … первые неожиданности. Ожидания диктовались всё теми же стереотипами мышления. Ясно, что в шведской глубинке будет по-другому, чем в величественном королевском Стокгольме, но всё-таки. Всё-таки, некогда наш грозный северный сосед, в моём представлении должен был выглядеть несколько иначе. А здесь — те же, изредка встречающиеся красные домики, как и в Финляндии, так удивлявшие своим стандартом при первых поездках туда.

Те же сельские пейзажи, разве только чуть менее аккуратные, чем финские, и чуть больше заброшенных полей. Реплика водителя, по совместительству мужа: «Первый раз в Финляндии вижу знак 70» вызвала только мою язвительную насмешку, что мы не по Финляндии и едем. (В Финляндии преобладают дорожные знаки, где первая цифра четная). Когда, в своё время, мы пересекали на машине границу между Ярославской и Тверской областями, контраст был более очевиден.

Всё это отложилось в голове без далеко идущих выводов. Не было их и из того, что удалось прочитать и до поездки, и после, и перед следующей. Во-первых, потому, что туристическую информацию воспринимаешь в соответствии со своими потребностями. Да, я читала о празднованиях, связанных со свадьбами людей, живущих на разных берегах реки и, соответственно, в разных государствах – красочно, ярко, наконец, романтично, перебираться на лодках. По-моему, проходят они в определенное время, но поскольку оно не совпадало со временем нашего путешествия, то прошла она мимо ушей, отложившись только мыслью: «Молодцы, дружно живут». Во-вторых, не так уж много этой «исторической» туристической информации. Зачем обременять голову туриста, тем более если речь идёт не о походах королей и прославленных рыцарей? Логично. Должно быть что-нибудь незаурядное. Таким незаурядным в этих краях и дальше на север являются саамы.

Мы не стали исключением, когда в следующую поездку, будучи несколько северо-западнее, при посещении шведского ракетно- исследовательский центра Esrange не преминули заглянуть в деревушку Юккасъярви. В ней есть не только саамский лагерь (для туристов), но и церковь с совершенно потрясающим алтарём, хоть и правда глаза протирай: «Это алтарь?»

От этого алтаря потянулась наша дорожка на следующий год по местам Лестадиуса, выполнявшего миссию крещения «дикого народа»» — саамов. Но это тоже другая история. Мне же не давало покоя название озера, от которого произошло название деревни. Точнее, то, что многие географические названия, встреченные нами, имеют финские корни, а отнюдь не шведские или саамские. Заинтриговало настолько, что по возвращении не поленилась поискать ответ, и вот тут-то и узнала о существовании торнедальского языка, или меянкиели. Издавна долину реки Торнио заселяли финны, и, я так понимаю, это территория мало кого интересовала. Продолжалось так до тех пор, пока Финляндия не вошла в состав Российского государства, т.е. до начала 19 в. Тогда и была установлена граница между Россией и Швецией, проходившая в этих краях. «Там, где граница рекою легла,
Мы не гасили костры до светла.
Речка одна лишь, да с двух берегов
В ней отражение разных костров».
Но финны, оказавшиеся на территории Швеции, продолжали сохранять свой язык. Время шло. Как утверждают филологи, язык «живой», он трансформируется вместе с изменениями нашей жизни, а потому с течением времени язык шведских финнов значительно стал отличаться от современного финского языка. С 2002 г. у меянкиели «официальный статус языка меньшинств в Швеции».
Столь замечательные лингвистические находки не где-нибудь среди африканских племен, а в европейской Швеции, не могли не порадовать. Вполне может быть, что пребывала бы с чувством знатока шведской глубинки, если бы в очередной раз наш путь не привёл нас в эти края. Да куда привёл! Не могу сказать, что случайно, но оказались мы в православной церкви.

Трудно поверить, но такая есть. Еще труднее – что построена она не выходцами из православных земель. Её основатель Бенгт Похьянен – поэт, писатель, историк (именно его стихи я цитирую здесь). Некогда он был лютеранским пастором, но пришел к православию, принял его и стал православным священником. Его жена Моника –художник, иконописец, она создаёт иконы для храма. С ними у нас состоялась очень интересная и приятная беседа, сейчас я немного сожалею, что к тому моменту я слишком мало знала об истории, а потому она носила несколько общий характер. Сейчас я бы задала больше конкретных вопросов, ответы на которые не смогу получить при чтении. Но это сейчас. Уезжали мы с очень теплым чувством и томиком стихов.

Первые строчки, прочитанные на случайно открытой странице, вызвали недоумение: «На свет я появился безъязыким.
И повитуха, что при первом крике
Мне завязала пуповину, как могла.
Такой же безъязыкою была» О чём речь? Только читая дальше, стало понятно, что речь шла о людях, говорящих на языке меян. «Я у границы рос, подобно соснам,
И прятался от всех при перекрёстным
Огне двух беспощадных языков
И потому был их забыть готов» После чтения стихов «сухие строчки истории» стали восприниматься иначе. Точнее, я стала обращать внимание на то, что раньше просто пробегала глазами, не задумываясь. О политике «шведизации» людей, проживающих на этих землях, о детях, которым запрещалось говорить в школе на родном языке даже на переменах, о судьбах и чувствах … О конфликте, про который не написано в википедии: «Разум людской, обратившийся в прах,
Будто Гагарин, исчез в облаках.
Головы нам, словно дымом угар,
Начал туманить военный пожар». «Ожившая» история могла бы быть печальной, если бы не осознание людей, живущих в единой стране, того, что жить по-человечески гораздо приятнее.
Я тихонько закрываю дверь, чтобы не мешать тем, кому есть, о чем подумать, и не разбудить того, кто успел уснуть.