На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом — его сын.
— Порфирий! — воскликнул толстый, увидев тонкого.— Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
— Батюшки! — изумился тонкий.— Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
— Милый мой! — начал тонкий после лобызания.— Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь... Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах... лютеранка... А это сын мой, Нафанаил, ученик III класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
— В гимназии вместе учились! — продолжал тонкий.— Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо... Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе... А это моя жена, урожденная Ванценбах... лютеранка.
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца.
— Ну, как живешь, друг? — спросил толстый, восторженно глядя на друга.— Служишь где? Дослужился?
— Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое... ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству... Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось, уже статский? А?
— Нет, милый мой, поднимай повыше,— сказал толстый.— Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились... Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира...
— Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
— Ну, полно! — поморщился толстый.— Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!
— Помилуйте... Что вы-с...— захихикал тонкий, еще более съеживаясь.— Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом...
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи».
Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.
А.П.Чехов "Толстый и тонкий"
А.П. Чехов и «Табель о рангах»: насколько «Толстый» обошел «Тонкого»?
Итак, где-то между Петербургом и Москвой на вокзале повстречались два приятеля. Они когда-то вместе учились в гимназии. Сперва все вроде бы хорошо и замечательно. Радость встречи, лобзания, воспоминания. Вещь, которую и сейчас нетрудно представить. Кто не бывал на встречах школьных друзей или однокашников студенческих лет? Кто, в конце концов, не испытал на себе какую-нибудь интернетовскую социальную сеть: «Одноклассники.ру», «Вконтакте.ру» или аналогичную муру? Сначала мы узнаем о достижениях тонкого.
«Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею...» Остановимся здесь, посчитаем. Чин коллежского асессора давался после 16 лет выслуги. На статскую службу обычно поступали не сразу после гимназии, в восемнадцать лет, а по окончании университета, в двадцать два года. Кстати, чин коллежского асессора без университетского образования вообще получить было нельзя. Итак, «Тонкий» поступил на службу по окончании университета. Выпускники университетов карьеру начинали не с нижнего, 14 класса, чина коллежского регистратора, а с чина классом выше, с губернского или, может быть, с коллежского секретаря. Но даже в лучшем случае до коллежского асессора надо было служить десять лет. Значит, «Тонкому» в момент повествования 32-35 лет. Служба у него шла обычным темпом. Положенный за выслугу лет орден святого Станислава 3-й степени он уже получил.
В качестве достижений предъявляется также жена «Луиза, урожденная Ванценбах... лютеранка...». Сие должно свидетельствовать об: а) определенной свободе взглядов на религию, впрочем, в пределах разрешенных и б) имевшей место быть романтической истории. А иначе к чему просто так жениться на немке?
Другое достижение «Тонкого» – сын Нафанаил, ученик 3-го класса гимназии. Следовательно, ему 13 лет. Значит вышеупомянутая романтическая история имела место лет 14 назад, едва ли не по выходе из университета. По мнению большинства чиновников, современников Чехова, «Тонкий» женился рановато. Чиновники нижних классов получали жалованье для жизни явно недостаточное. Приходилось либо докладывать из своего кармана в надежде, что через десять лет восполнишь затраты, либо находить разного рода приработки, честные или условно честные, а то и вовсе бесчестные – тут уж как повезет.
Но вернемся к успехам «Тонкого» в карьерном продвижении. Велики ли они? Пожалуй, да. Статский чин коллежского асессора соответствовал воинскому званию капитана. В то время этот чин давал право на личное дворянство. Так что даже скромное представление: «такой-то, коллежский асессор» производило на окружающих впечатление внушительное. Если принять еще во внимание имя «Тонкого», Порфирий, достаточно распространенное в купеческой и духовной, но не в дворянской среде, можно понять – ему есть чем гордиться.
И еще один момент. Для «Толстого» эта станция только остановка по пути из Петербурга в Москву или наоборот. Он «только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем». Тонкий же приехал в это (условно говоря) Бологое надолго, если не навсегда. Он «только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками». Приехал, кстати, из Петербурга, поскольку «служил, знаешь, в департаменте». Отчего же в провинцию? Оттого, что «переведен столоначальником по тому же ведомству...».
Мы пробегаем глазами смешное слово «столоначальник» и только хихикаем. Тоже должность: начальник стола. Современники Чехова, даже самые анархически настроенные, но знакомые с родными реалиями понимали, что иронизировать здесь не над чем. «Стол», говоря нынешним языком, – отдел в учреждении, центральном или местном. На должность эту ставили чиновников седьмого класса, надворных советников. «Тонкого» же назначили начальником как бы «на вырост». Капитана назначили командовать батальоном, на майорскую должность. Значит, в скором времени ожидается повышение.
И сам герой это понимает, потому так доволен переездом в провинцию. Опять же, столичная жизнь была не по карману. «Жалованье плохое... ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю.». Здесь, слава Богу, об этом приработке можно будет забыть. Или же рукодельничать просто так, для души. Профессор Менделеев Дмитрий Иванович, скажем, чемоданы для собственного удовольствия делает, а наш герой – портсигары.
«Тонкий», радостно рассказав обо всем другу, ожидает в ответ услышать аналогичную историю успеха. Ведь вместе начинали, и служба шла хорошо... Значит, «Толстый» приблизительно в тех же чинах: седьмой-восьмой класс. От полноты чувств он готов даже предположить, что однокашник добился и больших успехов. «Небось, уже статский? А?». Чин статского советника имели заместители губернаторов или заместители директоров департаментов в министерствах. До этого чина можно было дослужиться лет за тридцать беспорочной службы. В принципе, это был потолок, которого достигали не все, но многие. Которого достичь еще и «Тонкий» не потерял надежды. Какие наши годы?
И вдруг: как обухом по темечку. «Нет, милый мой, поднимай повыше,– сказал толстый.– Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею.» Тайный советник – чин третьего, генеральского, класса. Сразу выясняется и должность «Толстого». Чин тайного советника давался высшим государственным чиновникам, министрам, товарищам (заместителям) министров, посланникам. А «две звезды» – это большие восьмиконечные звезды, знаки отличия высших степеней орденов святого Станислава и святой Анны. На фоне этих звезд крест ордена святого Станислава 3-й степени, предмет гордости «Тонкого», тихо гаснет.
Мало того, погас и сам «Тонкий». Погас и со смешной льстивостью растекся перед столь нежданно возникшим начальством. Сверчок высчитал свой шесток и безропотно на него запрыгнул. Испытывая неловкость от проявленного только что непростительного амикошонства. Как его угораздило похлопать по плечу его превосходительство? Сработал обычный рефлекс человека, родившегося, выросшего и живущего в обществе с жестко установленной иерархией. Рефлекс, свойственный большинству современников А.П. Чехова.
И сам «Толстый», будь он даже супер-демократичного нрава, ничего поделать бы с этим рефлексом не смог. Разве только сказать:
«– Ну, полно!.. Мы с тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание!»
А вот и нет, ваше превосходительство! Капитану поддерживать дружеские отношения с генерал-лейтенантом никак невозможно. Особенно – о, очарование и проклятие мундира! – когда оба не в партикулярном платье. Друг не может быть начальником, а начальник – другом. Это понимали все читатели А.П. Чехова. Да и сам «Толстый» это понимал, быстро расставшись с бывшим школьным приятелем.
