Мы пили на лавочке. Снег падал с неба, сменив надоевший за две недели дождь, и белый пушистый ковер накрыл мокрую грязь и глубокие лужи.
Снег падал с неба, застревал на деревьях, таял на щеках и ресницах, и припорошенный натюрморт из бутылок и фруктов, выставленных на лавочке, напоминал иллюстрации к книгам Похлёбкина.
Начали мы прилично, с комфортом расположившись за столом, накрытым закусками и бутылками с хересом и саперави, а потом не захотели расставаться и переместились в этот московский дворик, на лавочку рядом с пустой детской каруселью.
За спиной у нас были ракетки и спортивные рюкзаки, оставленные до завтра машины. Шампанское и саперави сменилось вишневым плодово-ягодным, щедро лилось по выставленным пластиковым стаканчикам, и мандаринки падали на белый снег под ногами. Мы пили, и нам было хорошо. Снег падал и падал, блестел под фонарями, нес красоту в сердца.
И картинка осталась в памяти, легла на бумагу словами и образами, и где бы я ни была, где бы ни оказалась, я буду помнить вечерний московский дворик и близкие лица рядом.
А снег падал и падал, отражался в окнах притихших домов и накрывал землю чистым белым покрывалом.
