Началось все с того, что к нам в ветлечебницу пришел представитель от приехавшего в город Кемерово бродячего зоопарка. Он сказал, что им нужен ветврач, чтобы следить за здоровьем зверей, пока они будут находиться в нашем городе. Я согласилась - у меня был какой-то опыт работы с экзотами, а наши бабульки категорически отказались с ними связываться.
Пока я разгребала завалы всяческих мелких и крупных болячек у зверья, пока кастрировала верблюда и делала прочие мероприятия, я перезнакомилась со всем персоналом зоопарка. Помимо "звероводов" там работали шоферы, технари, обслуживающие карусели, продавцы сладостей и другие спутники зверинца. Однажды один продавец восточных сладостей сказал мне, что у него есть одно очень важное и серьезное дело ко мне. Мы отошли с ним в сторонку, и он мне рассказал о своей проблеме. Оказалось, Фарух (так звали продавца) позвонил домой, а его жена сказала ему, что у его коня опухла нога, потому что конь ударился ногой о сломавшийся забор загона. Открытой раны не было, кровь не текла, был просто ушиб. Но Фарух очень переживал и волновался. Он любил лошадей, как и большинство мужчин его народа, таджиков. Для них лошадь - это не просто тягловая сила, но и друг, помощник.
Фарух попросил меня съездить к нему домой и полечить коню ногу. Я сначала подумала, что у него нелады с географией. Ведь поехать из сибирского города Кемерово в дальний кишлак Худжантской области Таджикистана - это не в соседний райцентр съездить! Я попыталась убедить Фаруха, что это очень далеко, но он слегка обиделся на меня за то, что я считаю его неучем, и сказал мне в километрах, какое расстояние между мной и денником его лошади. Действительно, он понимал, чего просил. Он готов был оплатить долгий путь ветврачу, чтобы тот приехал и намазал мазью коню ногу.
Это было дико для меня. Это же огромные деньги! Два самолета, потом местный автотранспорт, потом возвращение домой снова на двух самолетах с пересадкой! Но Фарух не сдавался - он уговаривал меня поехать и посмотреть коня. В конце концов я согласилась.
Я никогда раньше не была в Таджикистане. Шел 1991 год, в чужой для меня стране было неспокойно, какие-то там волнения в горных районах... Мои бабушки-коллеги уговаривали меня не сходить с ума. Но я решила ехать. Фарух обещал, что я вернусь целая и невридимая. Оставил у меня на работе ксерокопию своего паспорта, клятвенно заверил бабушек, что я буду под присмотром телохранителя. Обещал, что хорошо заплатит мне за работу.
Честно говоря, об оплате я не думала. Съездить в чужую страну за чужой счет, посмотреть, что за лошади обитают в далеких краях - это ли не плата за то, чтобы намазать ушиб на ноге лошади? Да и может так получиться, что к нашему приезду нога уже заживет сама.
Из Кемерово я летела на самолете в Новосибирск. Там была пересадка, и из Новосиба я на огромном Ил-86 прилетела в Худжант. Дело было в октябре. Меня встретили в аэропорту родственники Фаруха и повезли в кишлак на стареньком жигуленке. Мы ехали вдоль полей молодой, начинающей цвести кукурузы. Я решила похвастаться и заявила:
-- А у нас в Кемерово кукурузу уже на зерно убирают! А у вас тут она только цветет.
-- Да, цветет... Еще недолго осталось, и мы с этих полей четвертый урожай в этом году снимем...
Это был хороший щелбан мне по носу, чтоб не зазнавалась. И я решила больше слушать и меньше хвастаться.
В кишлак мы приехали уже ночью. Долго кричали: "Апа! А-па-а-а", пока мама Фаруха не услышала и не вышла, чтоб открыть нам ворота. Пока мужчины загоняли машину во двор, я увидела молодого жеребенка-двухлетку, стоявшего на привязи в конце двора. Решила подойти и погладить его, но жеребенок оскалился, прижал уши и побежал в мою сторону, а когда веревка натянулась, развернулся ко мне задом и выстрелил копытами в меня, лягнув воздух у меня перед носом. Хм... Ладно, с этим негодяем мы разберемся потом. Утро вечера мудренее.
В это время апа (бабушка по-таджикски) что-то запричитала на своем языке, потянула меня за руку в дом. Там мужчины, которые меня привезли, объяснили, что жеребенок дикий, недавно из табуна. Породы он карабаирской, как и большинство местных лошадей. Пока он не только не заезжен, но и подходить к нему никто не может, он не подпускает. Нужно быть с ним осторожнее, чтобы не ударил.
А тот конь, ради которого я приехала, стоит закрытый в деннике, завтра мне его покажут. Завтра же с утра придет мой телохранитель, племянник Фаруха. Он будет и переводчиком. Мама и единственная жена Фаруха не понимают русского языка, как и все остальные женщины кишлака. Русских женщин здесь нет и не было, я первая из русских, кто сюда приехал.
Мне показали комнату с отдельным входом, которую выделили мне для проживания. Вообще, дома у таджиков интересно устроены: длинный дом, вдоль которого идет открытая веранда, а из веранды в каждую комнату отдельная дверь. В конце дома - кухня, где женщины готовят еду. Напротив через двор еще один дом, для гостей. Вот в таком доме меня и поселили. Пол моей комнаты был застелен домотканым ковром, а вдоль стены высились стопки одеял и подушек. Мне выдали большие полотнища ткани, служившие постельным бельем, а для сна я была вольна выбрать любые одеяла и подушки в любом количестве. Я так и сделала: часть одеял постелила на пол, одним укрылась сама, кинув пару красивых вышитых подушек под голову. Цикады журчали где-то внутри комнаты и снаружи во дворе, во дворе. Запахи, которые встретили меня в аэропорту Худжанта и сопровождали всю дорогу, были так необычны и вкусны, что кружилась голова. Я быстро уснула - очень устала за долгий перелет и еще более долгую поездку на машине...
